Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
Оба они уже решили, что открывать свой первый сезон будут спектаклем «Царь Федор Иоаннович». Эта пьеса Алексея Константиновича Толстого была запрещена и еще нигде не ставилась, но так как Немирович-Данченко считал ее лучшей исторической драмой, то он упорно добивался разрешения на ее постановку. Приложив массу усилий, он был лично принят московским губернатором, великим князем Сергеем Александровичем, и, о чудо, тот его поддержал! Кроме этой пьесы, Немирович-Данченко, отвечающий в новом театре за репертуар, выбрал также пьесу Антона Павловича Чехова «Чайка», которая без особого успеха прошла в 1896 году в Петербурге. Между тем Немирович-Данченко был просто влюблен в нее! Он даже пытался отказаться от премии Грибоедова в тот год за свою пьесу «Цена жизни», заявив, что «Чайка» более достойна, но комиссия так не считала и премия все-таки досталась Немировичу. Это была у него уже вторая премия Грибоедова.
– Нет-нет, – говорил он, принимая этот дар. – Все-таки по отношению к Чехову это несправедливо.
Вначале и Станиславский не очень разделял его восторгов по поводу «Чайки». Он тяготел к классикам и вообще был равнодушен к современным авторам. В его театральные планы они не входили. Мало того, как драматурга он Чехова не выделял и относился к его пьесам с таким же недоумением, как и вообще театральная публика в то время. Но Владимир Иванович настаивал, и Станиславский стал сомневаться. Он уже даже начал думать о мизансценах и декорациях, в то время как сам Чехов все еще никак не давал разрешения на постановку. Уж больно сильна была у него травма после постановки в Александринке, которую он считал полным провалом. Но упрямый Владимир Иванович не сдавался.
«Из современных русских авторов я решил культивировать только талантливых, – писал Немирович-Данченко Антону Павловичу. – „Чайка“ захватывает меня, и я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы в каждой фигуре пьесы захватят и театральную залу… Ты единственный современный писатель, который представляет сегодня интерес для нашего театра…»
Наконец Чехов ответил согласием. Это была вторая победа Немировича по формированию репертуара.
Кроме того, в первый сезон было решено взять в репертуар и «Трактирщицу» Гольдони.
– Константину Сергеевичу так понравился наш спектакль на выпуске, что он хочет сам поставить эту пьесу и сыграть кавалера Рипафратта, – сообщил Владимир Иванович Ольге.
– А почему ставить будешь не ты?
– Видишь ли, пока мы распределили с ним обязанности так: он, как актер и режиссер, отвечает за художественную часть, а я, как драматург, отвечаю за репертуарную политику и организационные вопросы.
– Но, мне кажется, ты вполне можешь быть и режиссером. На курсе у тебя это очень даже неплохо получалось.
– На курсе – да, но в профессиональных театрах я ведь действительно еще никогда не ставил. А между тем я ох как чувствую в себе эту режиссерскую жилку. – Немирович сжал кулаки и хитро прищурился. – Но, моя кобылка, не все сразу. Постепенно я докажу Алексееву, что я не только драматург. Чеховскую «Чайку» я ему не уступлю. Мы будем ставить ее вместе. Вот увидишь.
– И правильно!
– А «Трактирщицу», если уж ему так хочется, пусть… – махнул рукой Немирович.
– Подожди, а что, Алексеев сам будет делать и новое распределение на «Трактирщицу»? – испугалась Ольга.
– Успокойся. Мирандолину будешь играть только ты! Уж это-то я тебе обещаю точно! – успокоил ее любовник.
Небольшой труппе надо было срочно создавать репертуар для своего первого сезона. Ведь играть им предстояло ежедневно, да еще и желательно с полными сборами, чтобы содержать театр. Было решено, кроме «Царя Федора Иоанновича», «Чайки» и «Трактирщицы», выпустить «Потонувший колокол» Гауптмана, «Венецианского купца» Шекспира, «Счастье Греты» Марриота, «Антигону» Софокла, «Гедду Габлер» Ибсена… В общей сложности десять пьес. Работа предстояла большая. Спасало только то, что часть постановок с небольшими изменениями в составах переносилась из репертуара «Общества искусства и литературы». А как бы иначе за такой короткий срок можно было выпустить необходимое количество качественно поставленных спектаклей?
– Очень надеюсь, что ко второму сезону мы уже сможем составить достойный нас репертуар, – говорил Немирович-Данченко. – Надо только активнее привлекать к работе современных авторов.
– Но ведь талантливых среди них так мало! – отвечал Станиславский. – Уверен, можно найти интересные решения и в постановке классики.
– Бесспорно, но если мы зациклимся на классике – мы быстро скатимся к рутине, – противостоял Немирович. – Наш театр должен отражать современную жизнь, иначе очень скоро он рискует стать академически мертвым!
Почему, задумав новый по своей сути театр, Немирович-Данченко обратился именно к Станиславскому? Во-первых, Владимиру Ивановичу нравилось то, что делал этот актер и режиссер в «Обществе искусства и литературы», а во-вторых, он еще оказался и богатым промышленником Алексеевым, что было очень важно при создании театра с финансовой точки зрения. Ну а уж после того, как они встретились и поговорили о том, каким они оба видят новый театр, Немировичу стало ясно: он не ошибся в выборе своего партнера! Их программы только сливались и дополняли друг друга. Проговорили в первый раз энтузиасты восемнадцать часов кряду. Обсуждали главные вопросы: труппа, репертуар, бюджет, организационные основы коллектива… Но между тем для открытия театра требовались немалые средства, и один Алексеев не мог потянуть их целиком. Необходимы были еще денежные вливания. И хотя лиц, готовых рискнуть своим капиталом, было не так много, но все же к апрелю было создано «Товарищество на вере для учреждения Московского общедоступного театра», в которое были внесены необходимые денежные паи, и мечта Немировича-Данченко и Станиславского о НОВОМ театре превратилась в реальность. Название же для театра искали долго, пока не остановились на том, в котором, как они решили, звучала главная идея их детища: «Московский общедоступный художественный театр». С годами слово «общедоступный» отпало, и осталось только «Московский художественный театр», который чаще всего стали просто называть по его аббревиатуре – МХТ, а его работников – «художественниками».
Но даже его основатели не могли тогда предположить, какое значение их «Художественный театр» будет иметь в будущем, как он повлияет на развитие всего театрального искусства в мире и что имя Константина Сергеевича Станиславского, благодаря его системе, станет главным ориентиром в актерской профессии для всех континентов. Да. Об этом тогда еще никто не догадывался. Они просто создавали СВОЙ ТЕАТР.
Глава шестая
Перед началом работы Ольга решила съездить к брату Константину в Тифлис. Очень уж ей хотелось повидать своих маленьких племянниц, которых она еще ни разу не видела, да и по брату соскучилась.
– Ах, Грузия, Грузия! – говорил Немирович-Данченко, провожая девушку. – Я ведь там родился, в Озургети. Ты небось и не слышала о таком
