Все под контролем - Том Саттерли
*****
Когда я проснулся около полуночи, было темно и холодно. От всех этих маршей и переходов я окоченел. Но хуже всего было то, что из-за чрезмерного потребления энергетических батончиков у меня начался сильный понос. Каждые несколько минут мне приходилось бежать в лес, чтобы облегчиться. Кишечные расстройства продолжались до тех пор, пока нас не доставили на грузовике к месту старта.
Больше никакой помощи друг другу, никаких разговоров. Передвигаться по пересеченной местности, не приближаясь ближе чем на двести метров к дороге или тропе, если на то нет дополнительных указаний. Кандидатов отправляли в темноту по одному с интервалом примерно в тридцать минут.
Когда подошла моя очередь, я получил инструкции, после чего меня спросили, есть ли у меня вопросы.
— Вопросов нет, — ответил я, хотя у меня их было миллион. Я почти ничего не знал о «Долгой прогулке», кроме ее продолжительности и того, что один кандидат утонул, пытаясь перебраться через разлившийся ручей. Под мелким моросящим дождем меня отправили в путь.
Я прошел около пятисот метров, чтобы убедиться, что нахожусь вне поля зрения инструкторов на исходной точке, и сел. Меня все еще мучила диарея, и я чувствовал, что из-за этого слишком быстро устаю. Кроме того, из-за головокружения мне с трудом удавалось вспоминать, что мне сказали. Я понял, что это не самое лучшее начало, и начал паниковать. Демоны сомнений начали задавать свои вопросы: «Что сержант-майор сказал делать в этот момент? Какие были инструкции?»… — но я заставил себя собраться и отмахнулся от своих сомнений. К черту все, буду идти, пока не перестану.
Вскоре я обнаружил, что запутался на пересечении троп. По тропе, ведущей в гору, виднелась цепочка огоньков ChemLights, а слева от них виднелся еще один ряд фонарей. Я не мог вспомнить, что мне говорили о химических источниках света. Следовать ли мне за ними? Игнорировать их? Почему я не могу вспомнить?
Я решил, что если бы инструкторы не хотели, чтобы я следовал за огоньками, они бы не поставили их на тропе, и поэтому пошел за ними в гору.
Потом, сидя на корточках у тропы, все еще пытаясь справиться с диареей, я увидел полдюжины огоньков внизу у подножия. Быстро натянув штаны, я побежал обратно к тропе.
После быстрого и несанкционированного обсуждения с другими кандидатами я убедил их, что они движутся в неправильном направлении, и если они будут туда идти, то вернуться в исходную точку. Они последовали за мной, однако через некоторое время решили, что все-таки шли по верному пути, и после еще одного несанкционированного обсуждения вернулись на ту дорогу, по которой шли изначально.
Подумав об этом, я решил, что если столько людей убеждены в своей правоте, то я, должно быть, ошибаюсь и пришел к выводу, что меня, должно быть, занесло, когда я сошел с тропы, поэтому решил последовать за остальными кандидатами, — однако пройдя всего пятьсот ярдов, остановился, сказал остальным, что уверен в правильности своего решения, и снова повернул назад. В одиночку.
Через несколько километров я вышел к перекрестку на тропе. Я мог либо свернуть влево, либо продолжить движение в том же направлении. Пошарившись в кустах, я нашел знак, указывающий направление, в котором шел. Остальные, видимо, пропустили его и повернули обратно к исходной точке — именно так я и подумал, увидев их в первый раз. Я раздвинул кустарник, чтобы знак видели другие, и продолжил свой путь.
Это был ценный урок: доверяйте своим суждениям, даже если все остальные считают, что вы ошибаетесь. Но в тот вечер мне оставалось только надеяться, что ворчливый голос в моей голове, обративший меня в нужное русло, действительно прав.
После долгих мысленных споров и замешательства я решил, что наконец-то близок к финишу. Я направился к следующей контрольной точке, расположенной на вершине горы передо мной. На карте была обозначена лесовозная тропа, которая зигзагом вела к вершине, но был и другой вариант — идти прямо в гору.
Обеспокоенный тем, что я потерял много времени из-за своего фальстарта, я выбрал последний вариант — прямо в гору, но вскоре пожалел о своем выборе, продираясь сквозь заросли горного лавра с перепутанной паутиной гибких ветвей, которые слишком толстые, чтобы их резать, и слишком упругие, чтобы сквозь них ходить. Это был сущий кошмар — продираться сквозь них, пока они цеплялись за ноги и снаряжение.
Не имея возможности идти, я, в конце концов, начал бросать рюкзак впереди себя, а затем ползти за ним, неся винтовку. Эта стратегия не сработала, когда я попытался воспользоваться компасом, который был привязан к поясу — он пропал, оторванный от шнурка проклятым горным лавром.
— Твою мать! — выругался я. Без него я заблужусь и, возможно, даже буду вынужден сойти с дистанции; я никогда не дойду от одной контрольной точки до другой. Глядя вниз по темному склону со всеми этими лианами, осыпями и камнями, через которые я перелезал, чтобы добраться до этого места, мне захотелось плакать. «Мне никогда не удастся найти его здесь», — подумал я.
Несколько минут я сидел и раздумывать о том, чтобы все бросить. Но я никогда ничего не бросал и не хотел начинать, не попытавшись хотя бы найти компас. Оскальзываясь, я начал спускаться обратно, и, к счастью, далеко идти не пришлось. Компас оказался всего в нескольких ярдах ниже по склону, затерявшийся под листьями. Это было чистой удачей, что я его нашел.
Наконец я добрался до контрольной точки и нашел инструктора, который дал мне воды и, впервые с начала отбора, произнес несколько простых слов ободрения. Однако новости были не очень хорошими: мне предстояло пройти еще несколько миль — по крайней мере, до вершины другой горы.
Мокрый, покрытый грязью и остатками растений, я отправился вперед, но был истощен. Я чувствовал запах аммиака, запах разрушающихся мышц. Мои ботинки промокли насквозь, и на ногах появилась траншейная стопа — крайне болезненное состояние, вызванное мокрыми ботинками. Понос по большей части прошел, но у меня оставалось мало энергии и нарастало ощущение все бóльшего головокружения.
Начали
