Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
Затем во время одних из летних каникул он сумел получить бесплатный билет на построенный в Швеции танкер, предназначенный для перевозки нефтепродуктов по Каспийскому морю. Проделав путь по Неве, Ладоге, Мариинскому каналу и Волге, Рагнар оказался в Баку, где посетил предприятия «Бранобеля» и познакомился с Робертом Нобелем и его старшим сыном Яльмаром. Из Баку он отправился путешествовать пешком по Кавказу, и так все его попытки объяснить местным жителям, кто он по национальности, оставались безуспешными, то Сульман говорил, что он из той же страны, что и Нобель. «А, так ты нобельский!» – слышалось обычно в ответ, и с тех пор Сульман на вопрос кавказцев, кто он такой, привычно отвечал: «Я – нобельский!»
По окончании Технологического института в 1890 году Сульман начал работать на динамитном заводе Дюпона, а в 1893-м стал вдобавок сотрудником шведского павильона на время Всемирной выставки в Чикаго. В Штатах перед молодым химиком открывались блестящие перспективы, но тут Сульман заболел воспалением легких, и обеспокоенные родители стали настаивать на его возвращении в Европу. Встал вопрос, где в Европе он найдет работу, и тогда Вильхельм Смитт написал письмо Альфреду Нобелю с вопросом, не найдет ли он местечка для молодого шведа, имеющего химическое образование и опыт работы в США, то есть свободно владеющего английским языком, сносно говорящего на немецком и немного на французском. Нобель, давно уже искавший толкового секретаря, владевшего языками, ответил, что готов дать протеже Смитта это место с жалованьем 5000 крон в год, но при условии, что молодой человек приступит к работе немедленно.
Этот обмен письмами происходил в сентябре 1893 года, а в октябре Рагнар Сульман уже постучал в дверь особняка на Малахов. Первым заданием, которое он получил от нового босса, было разобрать и составить каталог его библиотеки, которая, похоже, пребывала в полном беспорядке. Рагнар энергично принялся за дело и буквально за несколько дней разделил художественную и научно-техническую литературу, затем рассортировал последнюю по отраслям, а художественные произведения – по языкам. Его поразило разнообразие вкусов и интересов Альфреда – они включали в себя как классическую, так и современную шведскую, датскую, английскую, французскую и русскую литературу. Вслед за этим Сульман принялся за упорядочивание и составление каталога личного архива босса, на что у него ушло несколько лет.
Хотя в особняке было достаточно места, Нобель не спешил сближаться со свежеиспеченным секретарем и снимал для него комнату в отеле неподалеку. Однако обедали они вместе в столовой его особняка – Альфред явно давно нуждался в постоянном застольном собеседнике, и когда тот наконец нашелся, произносил за столом один спич за другим и рассуждал на самые разные темы. Очень быстро Рагнар Сульман понял, что взгляды его шефа совершенно не совпадают с его собственными. «Он хочет, как он говорит, отменить четыре вещи: религию, национальность, наследство и брак», – писал Рагнар родителям, подчеркивая, что подобные воззрения для него совершенно неприемлемы, но он пытается это не афишировать. Как-то Альфред вновь начал иронизировать над верой в Бога и церковью, и тогда Рагнар в ответ прямо заявил, что является человеком верующим и терпеть не может, когда глумятся над его идеалами. «В тот момент я окончательно решил принять его на работу, так как увидел, что это человек, готовый постоять за то, что считает правильным», – рассказывал впоследствии Нобель.
Вскоре стало ясно, что как секретарь Сульман не оправдывает его надежд, так как недостаточно хорошо владеет языками, чтобы вести деловую переписку, но вот как молодой ученый он казался Альфреду перспективным, и потому уже в ноябре он отослал Сульмана в Сан-Ремо – в качестве еще одного, вдобавок к Хью Беккету, сотруднику лаборатории. И, надо сказать, Рагнара эта работа устроила куда больше, чем секретарская.
При этом если Беккету было поручено усовершенствование баллистита и разработка новых запалов для промышленных взрывов, то Сульману достались «гражданские» проекты – Нобель надеялся с его помощью довести до ума свою идею синтеза искусственных каучука и кожи на основе нитроцеллюлозы, и таким образом стать основателем новой, теперь уже чисто гражданской отрасли. И хотя в итоге этот замысел не был реализован, а полученные в его лабораториях образцы оказались крайне низкого качества, но Альфред Нобель и здесь находился на верном пути и, вероятно, в итоге получил бы патент на производство искусственных кожи и резины. Во всяком случае, многие его наработки по производству кожзаменителя и линолеумного покрытия были использованы спустя много десятилетий, в годы Второй мировой войны.
Именно благодаря воспоминаниям Рагнара Сульмана и его письмам мы знаем, каким Альфред Нобель был в работе. А был он почти точной копией своего отца Эммануила Нобеля – зачастую необычайно авторитарным, требовавшим, чтобы ассистенты Сульман и Беккет беспрекословно выполняли его указания и не проявляли инициативы. Как и в Париже, в Сан-Ремо Сульман жил на съемной квартире, но часто получал приглашения от Нобеля на ужин на его вилле. Сульмана такие застолья тяготили по целому ряду причин. Во-первых, он чувствовал себя неловко рядом с непосредственным начальником, который вдобавок был намного старше, явно умнее и талантливее его. Во-вторых, его выводили из себя перепады в настроении Альфреда: если все шло по плану, то он пребывал в отличном настроении и всячески демонстрировал свою симпатию ко всем окружающим. Но стоило эксперименту пойти не так, как ему хотелось, или навалиться невзгодам, Нобель превращался в «комок нервов» и начинал вести себя непредсказуемо. Мог, рассуждая на ту или иную тему, вдруг впасть в ярость, и в этот момент лицо его пугающе багровело, и все это, так или иначе, изливалось на Рагнара.
Сам Сульман считал, что Нобель приглашает его разделить с ним трапезу, поскольку тоскует по родине и общение на родном шведском языке доставляет ему удовольствие. Он не понял, а возможно и понял, но слишком поздно, главное: Альфред быстро привязался к нему, видя в нем одновременно и сына, и младшего друга. Одновременно он оставался скрупулезно честным работодателем. К примеру, в начале декабря, когда стало ясно, что Сульман принят в команду Нобеля и останется в ней и дальше в том или ином качестве, Альфред попросил Рагнара сообщить, во сколько ему обошелся переезд из США, чтобы он мог компенсировать ему эти расходы. Несмотря на то что Сульман сообщил, что приехал из Америки бесплатно, так как получил билет на пароход в качестве репортера газеты «Афтонбладет», Нобель все равно вручил ему чек на 300 фунтов – ту сумму, которую он заплатил за переезд из Англии в Сан-Ремо Беккету.
* * *
Зима 1893/94 года выдалась для Альфреда напряженной. С одной стороны, он готовился к судебному процессу в Великобритании: хотя формально он, после того как перевел свой патент на компанию,
