Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
Майкл свободен в своих действиях. И если он выберет
Отдать себя в вашу власть, Фред Калвервелл,
По своей собственной воле стать рабом,
Я не могу помешать ему[693].
Правда, он признает, что совершил в прошлом множество ошибок, воспитывая Майкла, и говорит, что никогда не отвергнет его, даже если Майкл его отвергает. Но подобно пастору Димсдейлу в «Алой букве» Готорна, он считает, что грех определяется только через отношение к самому грешнику.
Еще критик Э. Вильсон в рецензии на «Poems 1909–1925» писал, что «истинное значение Элиота не столько в том, что он поэт европейского распада, сколько в том, что он поэт американского пуританского темперамента»[694].
Сам Элиот высказался (в 1954 году) более точно, что он сочетает в себе «католический склад ума, кальвинистское наследие и пуританский темперамент»[695]. В католицизме, однако, посмертная судьба души не считается предопределенной изначально, как в кальвинизме. В любую минуту жизни личный выбор имеет значение. И кроме Рая и Ада есть место для Чистилища.
Страдание значило для Элиота очень много. Это видно по его стихам. Видно по тому, как он истязал себя, сочетая работу в банке с интенсивной литературной работой. Как жестко, даже жестоко, оборвал отношения с Вивьен, а позже – с Эмили и Мэри!
Тяга к страданию, иногда фанатическая, близка и католицизму. Но с католическими мистиками Элиота связывают и вера в свободу выбора и возможность преображения.
Поздняя любовь поменяла «структурную формулу» его личности. Элементы остались, но соотношение между ними изменилось. Образы и символы, и возвышенные, и связанные с упадком и разрушением, разошлись в стороны, пропуская иную реальность, где нашлось место для обычной, естественной и искренней любви, которой недоставало раньше.
В поддержку этого убедительно свидетельствует многое, несмотря на то что часть свидетельств исходит от «заинтересованных лиц». И незамысловатые бытовые детали (Элиоты иногда гуляли по Лондону, взявшись за руки[696]) убеждают не меньше, чем декларации.
В интервью 1972 года Валери Элиот говорила: «Он нуждался в человеческой любви, чтобы его жизнь обрела завершенность, в том, чтобы кто-то любил его ради его самого»[697].
Томлин рассказывает, как впервые увидел Валери: «Я уже пришел в отель, как обычно, намного раньше, чем договаривались, и был свидетелем того, как он появился, опираясь на руку этой совершенно потрясающей молодой леди. Вся его манера держаться, выражение лица, настроение преобразились, как будто огромную тяжесть сняли с его плеч»[698].
Элиот старался не расставаться с Валери ни на минуту и все же писал ей письма (примерно раз в неделю).
Не сразу, но он дал ей разрешение заниматься всей своей перепиской. «Когда мы поженились в 1957-м, – вспоминала она, – я была растеряна, узнав, что мой муж запретил публикацию своей переписки в будущем, поскольку я осознавала ее значение и обаяние. А так как он часто читал мне вслух по вечерам – Кима, английскую и французскую поэзию, Шерлока Холмса, Записки Пиквикского клуба, Дядюшку Римуса – я пользовалась любым случаем, чтобы коснуться писем поэтов, пока он в конце концов не рассмеялся и не сказал, что уступит, при условии что я сама буду заниматься отбором и редактированием»[699].
Трогательно и, пожалуй, немного нелепо выглядит и то, что после женитьбы Элиот начал посвящать Валери эротические стихи и надписи. В целом они не предназначались для публикации. Некоторые сохранились на подаренных ей книгах.
Вскоре после заключения брака Том и Валери побывали у ее родителей в Лидсе. Элиот понравился теще (на шесть лет его моложе), которая почувствовала в нем «юношескую неиспорченность».
Вот еще один взгляд со стороны. Молодая поэтесса Сильвия Плат (1932–1963), в 1960-м побывала в гостях у Элиотов: «Элиоты живут на первом этаже удивительно унылого кирпичного здания. Уютная, роскошная квартира. Его жена, родом из Йоркшира, красивая, белокурая & розовая. Он был чудесен. Нам сразу стало легко. Мы обменивались впечатлениями о поездке в Америку. Пили шерри у камина, где горел уголь. Я чувствовала, будто сижу рядом с божеством, спустившимся на землю: вокруг него был такой ореол величия. Его жена показала мне в спальне его фото в младенчестве и в детстве. Он был красив с самого начала. Удивительно ироничен & полон юмора»[700].
Заявление, которое Элиот распорядился обнародовать после того, как его письма к Эмили Хейл попадут в открытый доступ, завершалось словами: «Только в последние несколько лет я узнал, что значит любить женщину, которая искренне, самоотверженно и всей душой любит меня. Мне трудно поверить, что кто-то равный Валери когда-либо мог существовать или появится в будущем, я не могу поверить, что когда-либо существовала женщина, с которой я бы чувствовал такое полное единство, как с Валери. Мир с моей любимой женой Валери был хорошим миром, таким, какого я никогда не знал раньше. В возрасте 68 лет мир для меня преобразился, а я был преображен Валери.
Да покоимся мы все в мире»[701].
Вряд ли человеческая любовь, какой бы она ни была сильной и искренней, могла изменить взгляды Элиота на Ад, Рай и Чистилище. Она могла дать ему иное – не основанную ни на какой логике уверенность, что сам он избежит Ада. Вряд ли, даже в самые счастливые минуты, он был абсолютно уверен в Рае, но к Чистилищу он, судя по тому, какое место эта тема занимает в его поэзии, внутренне готов и на него внутренне согласен.
10
Эмили Хейл, Мэри Тревельян и Джон Хейуорд тяжело переживали внезапный брак Элиота.
Перед Рождеством он написал Эмили. Письма шли около недели. Ответное письмо, даже отправленное сразу, не могло прийти до свадьбы. Очевидно, он хотел избежать эмоциональной конфронтации при расставании. Эмили нашла в себе силы ответить с достоинством. И написала не только Тому, но и Валери.
Вернувшись из свадебного путешествия, Элиот поблагодарил ее за «замечательные письма» также от имени Валери, и выразил надежду, что она сможет приехать в Англию и они смогут повидаться. Последнее его письмо, оказавшееся в архиве Принстона, датировано 10 февраля.
Хейуорду вечером накануне женитьбы он вручил письмо
