Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
Итак, проблема гражданской отсталости России на фоне динамичной, прогрессирующей Европы – не в силе русской государственности, а, как это ни парадоксально, в слабости последней, в преобладании сверху донизу анархистских, негосударственных элементов, в отсутствии «социального сцепления». Даже Петр – апофеоз русской власти – был не в силах создать органичные механизмы государственности. Необходимо увеличивать силы сцепления между властью и обществом, создать, как на либеральном Западе, «политическую нацию».
Таким образом, излюбленная идея Милюкова, которую он варьировал на протяжении всей своей интеллектуальной карьеры, – это острая недостаточность в России политической культуры. Перебрав и оценив все возможности и шансы, Милюков едва ли не «методом исключения» приходит к выводу, что единственным перспективным элементом европеизма в России, силой, способной целенаправленно формировать европейскую «междуклеточную ткань социальных отношений», является национальная интеллигенция – внеклассовое образование, способное формулировать общенациональные, гражданские, а не узкокорпоративные интересы. Отсюда и позднейшее убеждение Милюкова как конституционного демократа: кредо истинного кадета не в защите интересов социальных низов (этим занимаются левые) и не в защите корпоративных привилегий верхов (здесь поле деятельности правых), а в отстаивании интересов формирующейся нации как целого. Интересы эти состоят в первую очередь в расширении пространства политической свободы, которая должна быть обеспечена демократизацией права и особой социальной политикой (например, справедливым перераспределением частной собственности через отчуждение ее неэффективных и антисоциальных излишков за адекватное вознаграждение).
Интеллигенция для Милюкова – временный заместитель в России «третьего сословия», сословия bourgeois, не в банальном материально-собственническом, а в широком культурном смысле. Европеист Милюков полагает именно развитие культуры наипрочнейшим залогом развития русского европеизма. Европеизм, либерализм и культура для него в российском контексте – понятия почти синонимичные. Политическая культура для Милюкова – высшая и универсальная форма культурного существования вообще. Через парламентско-партийную систему политика увенчивает здание культуры, создает ту универсальную связь, которая в конечном счете и «сцепляет» политическую нацию.
Отношение к национальной интеллигенции – суть внутрилиберальных расхождений Милюкова и группы интеллектуалов, составивших знаменитый сборник «Вехи». Как известно, одну из главных причин русского неустройства веховцы видели в деструктивной, антигосударственной, «отщепенческой», по выражению Петра Струве, роли интеллигенции, в ее идейно-политическом максимализме, разнуздывающем разрушительные инстинкты социальных низов. У веховцев речь шла о необходимости «деполитизации» интеллигенции и ставке на социальную эволюцию и личностное совершенствование. Милюков же, напротив, был уверен, что политическая реформа должна предшествовать социальной и только политические права и свободы могут стать надежной гарантией от эксцессов как власти, так и революции.
В антивеховском сборнике «Интеллигенция в России» Милюков выступил с программной статьей «Интеллигенция и историческая традиция». В отличие от бывших марксистов, пришедших к идеализму (Бердяев, Булгаков, Франк и др.), он видел причину русских бед не в «панполитизме» интеллигенции, а, напротив, в недостатке осмысленной политизации. По его мнению, чурающиеся политики авторы «Вех» сами дают наглядный пример левого иррационализма, фанатического стремления монополизировать истину, напрочь забывая о культурном плюрализме и толерантности. Взяв на вооружение идеи рационализма, Милюков так писал об основной идее «Вех»: «Это бунт против культуры, протест „мальчика без штанов“, „свободного“ и „всечеловеческого“, естественного в своей примитивной беспорядочности, против „мальчика в штанах“, который подчиняется авторитетам… Как-то так выходит, что авторы „Вех“, начавши с очевидного намерения одеть русского мальчика в штаны, кончают рассуждениями… „мальчика без штанов“…»
Обвинение таких рафинированных интеллектуалов, как Бердяев, Булгаков, Франк, в «примитивной беспорядочности» и «беспортошной всечеловечности» было, конечно, весьма эффектно. Милюкову, считавшему себя рациональным аналитиком, прошедшим школу позитивизма, вряд ли тогда представлялось, что в его собственной партии найдется человек, который спустя несколько лет аккуратно, но едко уязвит Милюкова в том же, в чем сам Милюков упрекал и Петра-реформатора, и веховских интеллектуалов, – в интеллигентской импульсивности и преобладании эмоций над рассудочностью. Этим человеком станет коллега Милюкова по кадетской партии – Василий Алексеевич Маклаков.
Со временем Милюков находит решение поставленной им проблемы в создании политической организации конституционалистов-единомыш-ленников, соединявшей либерально-демократические усилия просвещенной интеллигенции и практиков из числа земских либералов. Партия для Милюкова – это механизм рационального согласования позиций и выработки стратегии позитивного действия. Позитивистская, «контовская» выучка в полной мере сказалась и здесь.
Уже первые политические опыты Милюкова 1890-х годов говорят о постепенном формировании его особого политического стиля, который позволил ему со временем прочно стать во главе либерального движения в России и долгие годы удерживаться на этой позиции. Близко знавшие его друзья характеризовали политические позиции Милюкова того времени как «левый либерализм», балансирование «на грани легальности», стремление найти среднюю линию между радикализмом и эволюционным обновленчеством. Строгость исторической аргументации и при этом радикализм политических выводов становятся «фирменным знаком» Милюкова. Позднее известный кадет В.А. Оболенский найдет разгадку этого двуединства в том, что политические приоритеты Милюкова сложились не под влиянием эмоциональной «любви к народу» (как у радикальных народников), а прежде всего как «вывод из научной работы мысли». Милюков-политик – прямое отражение Милюкова-историка (добавим: историка-позитивиста). Подобное научно-рациональное происхождение политических идей Милюкова, полученных им из научных занятий, и явилось, по мысли Оболенского, залогом их прочности: «Идеи, воспринятые эмоционально, легко стираются новыми эмоциями. Идеи, почерпнутые из практической жизни, не выдерживают часто жизненных перемен. Работа мысли всегда прочнее». Сам Милюков весьма характерно описал в «Воспоминаниях» принципы своего политического возмужания: «В моем случае наблюдения над жизнью передовых демократий соединялись с предпосылками, вынесенными из изучения русской истории. Одни указывали цель, другие устанавливали границы возможных достижений».
Тогда же, на рубеже веков, Милюков заводит множество знакомств в интеллектуальной, культурной и политической среде, активно сотрудничает в научно-просветительских журналах и первых политических газетах. Научная и лекционная деятельность перемежается судебными разбирательствами и тюремными отсидками. Власти несколько раз арестовывают Милюкова и… отпускают его для чтения лекций за границу. Правительство, более озабоченное крайними радикалами-социалистами, никак не может определиться в отношении либеральной профессуры.
Начало нового века П.Н. Милюков встретил, имея безусловный авторитет интеллектуала-эрудита, умелого лектора, талантливого публициста и одновременно энергичного борца с режимом. Человек с такой репутацией не мог не быть востребован нарождающейся политической оппозицией. Весной 1902 года, еще до своего многомесячного вынужденного отъезда за границу, Милюков получил приглашение от группы тверских земцев во главе с И.И. Петрункевичем приехать в его имение «Машук» для составления программного заявления в первый номер заграничного либерального
