Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Запад, как и следовало ожидать, Польше ничем не помог. Польская военная миссия, прибывшая в Лондон 3 сентября, смогла встретиться с начальником английского Генштаба генералом Айронсайдом только 9-го. И узнала об отсутствии у Лондона каких-либо планов содействия Польше[115]. В ночь на 6 сентября французские войска перешли границы Германии по фронту протяженностью 15 миль на глубину 5 миль с захватом десятка покинутых немецких деревень. Германские войска без боя отошли за «линию Зигфрида». 9 сентября во Франции появилась передовая эскадрилья британских ВВС, а на следующий день начали прибывать подразделения английских экспедиционных сил[116]. К 10 сентября французские вооруженные силы закончили развертывание по штатам военного времени, насчитывавшим около 5 миллионов человек. Ста десяти французским и английским дивизиям на Западе противостояли 23 второсортные германские, имевшие запас боеприпасов на три дня[117]. Но 12 сентября во французском Абвиле Чемберлен и Даладье пришли к выводу о бесполезности усилий по спасению Польши. Гитлеру не придется снять ни одного солдата с Восточного фронта.
14 сентября Молотов заявил Шуленбургу, что «Красная Армия достигла состояния готовности скорее, чем это ожидалось. Советские действия поэтому могут начаться раньше указанного им во время последней беседы срока»[118]. Спешить заставляло и то обстоятельство, что в Берлине существовали планы создания подконтрольных Германии государств в Польской Украине и Галиции, если туда не войдут советские войска, чем Риббентроп недвусмысленно шантажировал СССР в телеграмме Молотову от 15 сентября[119]. В ряде мест наступавшие германские войска уже перешли линию Керзона.
Перед тем как начать движение войск, Кремль проявил большую дипломатическую активность, по максимуму снимая спорные моменты в отношениях с соседями. 3 сентября Молотов предложил Анкаре договориться о «помощи Турции в случае нападения на нее извне в районе проливов или Балкан и об эквивалентной помощи нам со стороны Турции»[120]. Молотов встретился с финским посланником Ирие-Коскиненом и заявил, что «положительно относится к вопросу об улучшении отношений между СССР и Финляндией»[121]. Москва признала Словакию.
Но больше всего времени в дни, предшествовавшие вводу войск в Польшу, Молотов уделил… Японии. Важно было поставить точку в войне на Халхин-Голе, одновременно не испортив отношения с китайцами, уверенными в том, что после сближения Москвы с Германией последует сближение и с Японией. 6 сентября Сталин и Молотов телеграфируют: «Слухи о том, что будто бы японцы предложили СССР пакт ненападения и что будто бы ведутся об этом переговоры, лишены всякого основания. Чан Кайши должен знать, что если бы у нас с кем-либо велись переговоры по вопросам Дальнего Востока, то его первого информировали бы мы»[122]. 9 сентября к Молотову пришел Того, который был наделен полномочиями действовать по собственному усмотрению. Несколько дней шли жесткие споры. «Какое-то время я опасался краха переговоров, — припишет себе заслугу японский посол, — но 16 сентября Молотов внял моим доводам и согласился на прекращение военных действий при сохранении позиций, занимавшихся обеими армиями, а также на создание комиссии по демаркации границы»[123].
Теперь Москва готова была действовать на Западе. С начала сентября были предприняты чрезвычайные меры по военной мобилизации. Политбюро приняло решение увеличить РККА на 76 стрелковых дивизий с доведением их общего числа до 173. IV сессия Верховного Совета приняла Закон «О всеобщей воинской обязанности», определявший порядок призыва по мобилизации. Был взят «курс на окончательный отказ от смешанной системы (сочетание регулярных частей с милиционно-территориальными)» и ориентацию «только на кадровую армию»[124]. 3 сентября ПБ задержало на месяц демобилизацию отслуживших свой срок младших офицеров и красноармейцев — это касалось 311 тысяч человек. В ночь на 7 сентября в семи военных округах была поручена директива наркома обороны о проведении скрытой мобилизации под видом «Больших учебных сборов». В тот же день решением Совнаркома вводились в действие мобилизационный план по продфуражному довольствию и план доснабжения РККА вещевым довольствием. Всего будет призвано 2,61 миллиона человек. К двадцатым числам сентября численность Красной Армии превысит 5 миллионов человек[125].
10 сентября Политбюро утвердило постановление СНК и ЦК, четко разделившее функции Комитета Обороны и Экономсовета. КО по-прежнему возглавлял Молотов, его заместителем становился Вознесенский, членами — нарком ВМФ Кузнецов, Жданов, Микоян, Берия, Кулик, Шапошников и начальник разведывательного управления Проскуров. На Комитет Обороны было возложено снабжение армии и флота вооружением, техникой и автотранспортом, удовлетворение нужд армии по железнодорожным и водным перевозкам. На Экономсовет, который возглавили Микоян в качестве председателя и Булганин — его заместителя, возложили «обеспечение армии и флота продовольствием, вещевым и обозным довольствием, а также социально-ветеринарным и топливным довольствием (горючее) и политпросветимуществом»[126].
В 2 часа ночи 17 сентября Шуленбург, Хильгер и военный атташе генерал Кёстринг были приглашены к Сталину, в кабинете которого находились Молотов и Ворошилов. Хильгер рассказывал: «“В шесть часов утра, через четыре часа, — объявил Сталин, — Красная Армия пересечет границу Польши на всем ее протяжении, и Военно-воздушные силы нанесут бомбовые удары восточнее Львова”. Он просил нас немедленно предупредить германские вооруженные силы, чтобы избежать инцидентов. Генерал Кёстринг пришел в возбуждение от столь позднего предупреждения и почти с отчаянием уверял, что времени недостаточно для предупреждения войск в поле. Столкновений между германскими и советскими войсками не удастся избежать. Тем не менее все эти возражения были отметены Ворошиловым, который сказал с очевидным восхищением от немецких военных успехов, что организационный гений германской армии, конечно, найдет время даже при столь позднем предупреждении, чтобы довести послание до войск»[127].
Информирование польской стороны было поручено Потемкину. «Послу, поднятому нами с постели в 2 часа ночи и в явной тревоге прибывшему в Наркоминдел в 3 часа, мною была прочитана и затем передана нота т. Молотова, адресованная польскому правительству», — отчитывался замнаркома. В ноте было записано: «Господин Посол! Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства… Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, оставались беззащитными. Ввиду
