Яцек Вильчур - На небо сразу не попасть

Если у меня есть полено или кусок угля, то я оставляю их перед границей гетто, а евреи и так в город тайно выходят, а кроме того, не всюду ещё поставлен забор. На Клепарове немцы отгородили колючей проволокой кусок гетто и поместили таблички с черепами. Надписи на немецком, украинском и польском языках предупреждают об угрозе расстрела для тех, кто без специального пропуска войдёт в гетто.

1942 - Немецкий новый порядок

По городу ездят трамваи со стёклами, закрашенными в белый цвет и с красным крестом. Круглые сутки — в разное время — трамваи перевозят с вокзала Подзамче на Главный вокзал раненых солдат. Среди них больше всего тех, кто в России отморозил себе руки, ноги, лица, животы. Много среди них и тех, кто страдает от разных болезней. Все они заросшие, исхудалые, грязные.

Если позволяют немецкие санитары, то можно иногда помогать при переноске раненых на перроны. У раненых можно за просто так достать хлеб, консервы, папиросы. Им это уже не нужно, поскольку на перронах они получают всё свежее. Сейчас их устраивают в вагоны и вывозят на лечение либо в Германию, либо в Краков и в Подкарпатье.

Сегодня ночью умер отец. Смерть его была очень тяжкой — такой же тяжкой, как и жизнь на протяжении последнего полугодия. Не помогли ему литовские сыры, масло и хлеб, которые я таскал из немецких вагонов. Украинская полиция и СС лишили его здоровья и сделали из него полного калеку. В последние дни отец был уже просто кровоточащим ошмётком. Украинская полиция припомнила ему всю его деятельность, австрийское происхождение, отказ подписывать немецкие райхлисты, всё прошлое — от участия в войне против банд Петлюры[42] и до его разведывательной деятельности перед 1939 годом.

Это была первая жертва войны в нашей семье.

Похоронили отца на Яновском кладбище. На могиле мы установили деревянный крест и табличку с фамилией. Гроб обошёлся в довольно большую сумму денег, но за него заплатили хлебом и папиросами. О надгробии нечего и думать. Никто из нас не плакал, потому что смерть была избавлением и благодатью для отца. Проводив мать и младшего брата домой, я вернулся на вокзал.

Сегодня на товарной станции на Клепарове[43] взлетели на воздух склады с бензином. Полиция и СС оцепили всю округу и устроили «котёл». Всех поляков и украинцев, пойманных в пределах товарного вокзала, доставили на улицу Батория, а евреев, которые в ту пору проходили мимо вокзала, расстреляли на месте.

Немцы не поймали виновных, но объявили, что в следующий раз за каждый склад возьмут по десять прохожих с улицы и повесят возле места, в котором будет устроен саботаж.

Многие люди в городе живут с того, что насобирают на улице или выпросят. Есть семьи, в которых все «крутятся», иначе умерли бы с голоду. По городу ходят продавцы картофельных блинов. Это блины не из клубней, а лишь из перемытых и смолотых картофельных очисток. Эти блины горькие, как йод, но ими можно немного обмануть желудок. Продают также печёные яблоки, но они дорого стоят, потому что немцы выкупили у крестьян почти все фрукты.

Во Львов приехало подразделение испанского антибольшевистского легиона. Легионеров завезли на Главный вокзал, откуда они поехали на восточный фронт. Вместе с ними во Львов приехало подразделение хорватских фашистов,[44] которые заняли всю площадь перед вокзалом.

Сегодня на вокзале произошёл случай, после которого немцы не допускают к перронам гражданское население. Хорватский солдат застрелил офицера СС, а затем двоих жандармов, которые хотели его арестовать. Прежде, чем смогли его разоружить, хорват совершил самоубийство. Теперь немцы распускают слухи, что хорват был пьяный. Другие говорят, что «ему не хватало пятой заклёпки».[45]

Очень холодно, и повсюду царит голод. Только немцы и украинские националисты ходят сытые. Люди говорят, что эта зима будет самой трудной. Кто её переживёт, тот переживёт немцев. Сегодня был на вокзале, где стоит целый венгерский эшелон. Солдаты дали мне поесть немного чечевицы и ещё две банки дали домой. Венгерские солдаты спрашивали, как с нами обращаются немцы и много ли в городе голодных людей.

Сегодня вечером на Главный вокзал трамваями Красного Креста привезли много раненых и больных немцев. Все они заросшие, исхудалые, у многих из них руки и ноги в гипсе. Машинисты[46] говорят, что теперь их будет с каждым разом всё больше, потому что русские перестали отступать и начали бить. Раненых свозят без перерыва от сумерек до 4 часов утра. В эту ночь не спал, потому что всех нас, работников DRK,[47] привлекли помогать при их переноске на перроны вокзала. Вдвоём брали под руки раненого, а третий брал его рюкзак либо чемодан, и заносили на вокзальную лестницу — тут отдыхали минуту и поднимались на перрон.

Николай не смог поднять больного солдата и опустил его на землю. Один из жандармов, присутствующих при транспортировке больных, ударил за это Николая в лицо. Тогда раненый послал проклятье жандарму. Когда жандарм начал сыпать проклятьями в ответ, солдат посоветовал ему, чтобы снял с шеи жандармскую бляху и шёл на русский фронт.

В течение той ночи заработал несколько килограммов хлеба, немного масла, зубной пасты и пару обуви.

Женщина, которая содержит на Главном вокзале общественный туалет, прячет у себя русского офицера без документов и его жену. Перед нами этого не скрывает и не раз просила табака для этого офицера. Сказала мне, что скоро вывезет этих двоих к своей семье в село. В лесах недалеко от деревеньки есть партизаны, к которым офицер с женой хотят пробраться.

Сегодня украинский полицейский ударил маму за то, что она хотела подать кусок хлеба еврейке, которую везли в Белжец. Когда я вернулся домой, она оборачивала руку мокрыми компрессами. Юлик сказал маме, что её когда-нибудь за это застрелят и мы не будем даже знать, где её уложат.

В доме чертовски холодно, если не топим печку. Мама заботится о добыче топлива, но у неё не всегда получается. На протяжении последних дней мне не удалось стянуть ни угля, ни дров, и в квартире было холодней, чем на улице.

За небольшое количество угля хотят золотые или серебряные часы. Люди уже сожгли много заборов и посрезали вокруг домов декоративные деревья. Разбирают даже веранды. Железнодорожники говорят, что этой зимы немцы в России не выдержат. Раненых привозят с каждым разом всё больше, и у многих из них отморожены руки, ноги, животы и лица. Их стало уже столько, что от нас вывозят товарными поездами, в которых ставят железные печурки.