Отфрид Пройслер - Разбойник Хотценплотц
Но луна не показывалась. Касперль сидел как на иголках и думал о Петрозилиусе Цвакельмане.
Владелец шляпы
Голодный, как медведь после зимней спячки, Цвакельман примерно в полдевятого вернулся на своём волшебном халате из Букстехуде. Позади напряжённый день, но теперь он дома и может, наконец, как следует поесть. Хорошо, если картошка уже пожарена и её много!
С крыши башни, где он приземлился, волшебник заторопился в столовую, сел там за стол, развернул салфетку и похлопал в ладоши, призывая слугу:
— Неси еду, Сеппель!
В ответ ни звука.
— Сеппель, — повторил Цвакельман, — ты что, не слышишь? Где ты?
Но и на этот раз ему никто не ответил.
— Ну погоди, соня! — заругался волшебник. — Я быстро тебе приделаю ноги. Моё терпение лопнуло!
Цвакельман, щёлкнув пальцами, наколдовал кнут и ринулся с ним на кухню.
— Ко мне, чёртов лентяй! Я тебе покажу, как бездельничать! Изобью до полусмерти. Узнаешь, что значит быть слугой волшебника. Экая наглость: заставлять меня ждать! Меня, великого и могущественного волшебника! Негодяй! Ты у меня охромеешь и окривеешь!
В ярости волшебник стеганул несколько раз кнутом по столу. И вдруг заметил три нечищеных ведра картошки.
— Что это? Отлыниваешь от работы? Гром и молния! Тысяча чертей в придачу! Сожри тебя адское пламя! А ну-ка, иди на расправу!
Однако ни шум, ни крики, ни свист кнута не помогали. Волшебник, обессилев, прорычал:
— Понимаю! Бездельник спрятался! Но я найду его! И, дьявол мне помоги, с ним рассчитаюсь!
Щёлкнув пальцами, Петрозилиус Цвакельман превратил кнут в горящий факел. Держа его высоко над головой, он обежал весь замок: оглядел все залы и комнатки, спустился в кладовку, взобрался на крышу, осмотрел все ниши, углы и закоулки, заглянул под столы и кровати, за шкафы и буфеты. Но сколько он ни искал, сколько ни звал, слуга не являлся. И тут разъярённому волшебнику пришла в голову мысль. Стремглав он понёсся в огород. Так и есть! У забора, на грядке с петрушкой, лежала шляпа Сеппеля.
— Гром и молния! Тысяча чертей и дьявол заодно!
Сжав в ярости кулаки, Цвакельман сплюнул.
С первого взгляда ясно, что произошло. Этот бездельник Сеппель, несмотря на глупость, всё-таки удрал! Однако как он догадался, что надо делать? «Впрочем, что бы там ни было, я должен действовать, — взял себя в руки волшебник. — Парень удивится тому, как быстро я верну свою собственность. Ведь у меня его шляпа!»
Надо сказать, что Петрозилиус Цвакельман, имея в руках чью-то вещь, в мгновение ока мог добраться до её владельца. «За дело!» — приказал сам себе волшебник и отбросил факел.
Схватив обеими руками шляпу Сеппеля, он ринулся в кабинет. Надо быстро очертить волшебным мелом круг с лучами внутри. Так! Готово! Теперь в центр круга, где сходятся лучи, положить шляпу Сеппеля. И действовать!
Цвакельман отступил назад, поднял вверх руки, с шумом выдохнул и, устремив на шляпу пронзительный взгляд, крикнул громовым голосом:
Владельцу шляпыМой приказ:Встать предо мноюСей же час!
Лишь только он проговорил заклинание, как раздался оглушительный треск и сквозь пол пробилось пламя, а посреди волшебного круга, в том месте, где сходились лучи, появился… Кто бы вы думали? Сеппель! Собственной персоной!
Приказ волшебника был исполнен: владелец шляпы стоял перед ним. Он держал в левой руке чёрный кожаный сапог, а в правой — сапожную щётку.
Трудно сказать, кто из них выглядел глупее: друг Касперля Сеппель или великий злодей волшебник Петрозилиус Цвакельман.
Хозяин своего слова
Только что Сеппель чистил сапоги разбойника Хотценплотца и вот нежданно-негаданно оказался перед волшебником Петрозилиусом Цвакельманом. Было чему дивиться! Как он очутился здесь? И, собственно говоря, где он находится? Сеппелю казалось, будто он свалился с луны… Но и Петрозилиус Цвакельман тоже был сильно озадачен. Как мог незнакомый человек очутиться в волшебном кругу? Такого в его практике не бывало. Сколько он ни занимался колдовством — уже почти пятьдесят лет, — ничего подобного не случалось.
— Кто ты, чёрт подери? — прорычал волшебник.
— Я? — задыхаясь от страха, переспросил Сеппель.
— Ты, ты! Как ты здесь очутился?
— Как я здесь очутился, не знаю. Но я — Сеппель.
— Ты Сеппель? Не может быть!
— Почему это не может?
— Почему, почему? Потому что Сеппель совсем другой. Мне лучше знать: Сеппель — мой слуга. А эта шляпа, — волшебник показал на шляпу, лежащую посредине волшебного круга, — принадлежит ему.
— Шляпа? — удивился Сеппель.
И тут всё встало на свои места. Он рассмеялся.
— Ты смеёшься? — грозно насупился Цвакельман. — Что вызывает у тебя смех?
— Могу вам объяснить. Вы говорите о Касперле. Разбойник Хотценплотц тоже считал, что он — Сеппель, а мы с ним поменялись…
Волшебник насторожился. И Сеппель рассказал ему, как они с Касперлем обменялись головными уборами.
Понемногу до Цвакельмана дошло: стало быть, Хотценплотц продал ему Касперля, полагая, что это Сеппель. Ничего себе история! Неудивительно, что с помощью шляпы перед ним объявился Сеппель. Тут не было никакого обмана. «Тьфу! Тысяча чертей! — Волшебник дышал злобой. — Значит, этот разбойник Хотценплотц заварил кашу. Из-за него я попал впросак. Но можно ещё выпутаться из этой истории, для чего необходима шапка Касперля. С её помощью удастся вернуть владельца… Однако Сеппель не должен догадаться об этом. Придётся пойти на хитрость…»
— Докажи, что ты Сеппель. Иначе не поверю!
— С удовольствием! Только скажите, что я должен делать?
— Ничего особенного! Просто отдать шапку Касперля.
— Шапку Касперля? Не могу!
— Почему?
— Потому что разбойник Хотценплотц её сжёг!
— Как это сжёг? — удивился волшебник.
— По злобе. Он проделал это на моих глазах.
— По злобе! — Волшебник в ярости так двинул кулаком по столу, что тот заскрипел. — Не по злобе, а по глупости он это сделал! Проклятый тупица! От такого можно полезть на стену!
Цвакельман, ругаясь, бегал из угла в угол. Наконец, немного придя в себя, он остановился перед Сеппелем.
— Чей это сапог у тебя в руках? Хотценплотца?
— Да, его.
— Давай сюда! Я покажу этому ничтожеству!
И он впопыхах начертил новый волшебный круг. В центр его, где сходились лучи, поставил сапог Хотценплотца. Потом простёр вверх руки, несколько раз шумно выдохнул и произнёс громовым голосом:
Владельцу сапогаМой приказ:Встать предо мноюСей же час!
И на этот раз волшебное заклинание подействовало. Раздался оглушительный треск, вырвалось пламя, и в центре круга, будто выросши из-под земли, объявился разбойник Хотценплотц в тёплом домашнем халате и в носках. В первое мгновение его лицо выражало безмерное удивление, потом он рассмеялся:
— Ну, Цвакельман! Ха-ха-ха! Старый шутник! Мне нравятся твои штучки! Вот это, я понимаю, трюк! Перенести меня из моей пещеры прямо в свой кабинет! Ха-ха-ха… Смотри-ка, и Касперль тут! А я уже ломал голову, куда он подевался…
— Замолчи! — прервал его Цвакельман. — Во-первых, это Сеппель, а не Касперль, а во-вторых, прекрати свой дурацкий смех, иначе я не совладаю с собой!
— Но, Цвакельман, дружище, что это с тобой? Почему ты не в духе?
— Сейчас я подпорчу тебе настроение! Так вот. Парень, которого ты мне вчера продал, смылся. И он вовсе не глупый Сеппель, а Касперль!
— Я не знал этого! — залепетал Хотценплотц. — Но ты же великий волшебник! Разве ты не можешь вернуть беглеца?
— Всю жизнь я мог это делать. Но сейчас не могу.
— Почему? — удивился Хотценплотц.
— Ещё спрашиваешь почему! Потому что ты сжёг шапку! С ума можно сойти! Эх ты, простофиля! Король простофиль! Снегирь!
Хотценплотц сжался от страха.
— Цвакельман, ты меня обижаешь! Разве я простофиля? Снегирь? Это уж слишком!
— Сомневаешься? — Волшебник, оскалившись, щёлкнул пальцами. — Раз уж я назвал тебя снегирём, быть посему! Я — хозяин своего слова! Абракадабра…
Он пробормотал волшебное заклинание, и Хотценплотц превратился в снегиря. Настоящую маленькую, с трепещущими крылышками пичужку, пугливо пищащую и переступающую с лапки на лапку.
— Ты небось и не мечтал о таком! — усмехался Цвакельман. — Подожди, ещё не всё!
И он наколдовал клетку, в которую и запер снегиря.
— Вот так, мой дорогой! Будешь сидеть в клетке и гадать, чем кончится эта история. А теперь твоя очередь, Сеппель.
Сеппель наблюдал с дрожью за превращением Хотценплотца. Как только волшебник обратил на него свой взор, сердце у него ушло в пятки: «Сейчас и меня в кого-нибудь превратят…»
