Алексей Налепин - Сказки народов Европы
— А то я сказал, ваше королевское величество, что влезу на дерево-до-небес и без королевны нипочем не вернусь… Ваша воля — хоть казните, хоть милуйте!
А с королем рядышком и его придворный дурак сидел. Спрашивает король дурака:
— Что скажешь, дурак, на эти дурацкие речи?
— Скажу, государь, что сосунок-свинопас в самый раз за второго шута сойдет.
Но тут уж молодой свинопас взъярился:
— Ваше величество государь, не слушайте вы дурака своего: из дурной дыры и ветер дурной. Прикажите лучше забить буйвола с обломанным рогом да справить мне одежки семь смен и семь пар бочкоров, а ежели я без барышни королевны вернусь, голова моя пусть на колу красуется.
«Гм, гм, а ведь дело-то будто и нешуточное», — подумал король и сказал свинопасу:
— Ладно уж, Янош, сынок, будь по-твоему, но скажу тебе наперед: лучше сам с дерева пади, шею себе сверни, иначе не миновать тебе лап палача моего.
Поблагодарил Янош милостивого короля за добрые пожелания, и, когда изготовились семь пар бочкоров да одежки семь смен, взял он в руки топорик свой, размахнулся что было сил, всадил топорик в дерево и, ухватясь за топорище, полез; там еще раз топорик всадил, и еще, и еще — не успели люди моргнуть, а он уже и пропал из глаз, затерялся среди листьев громаднейших.
Семь дней, семь ночей взбирался он по чудо-дереву без передыху, цеплялся за ствол, подтягивался, повисал на ветках здесь и там, пока не истерлись, не свалились с него седьмая одежка да седьмая пара бочкоров. И тут увидел он перед собой длинную-предлинную ветку — в точности, как поросенок тот говорил. Но какая ж она тонкая была, эта ветка, моей руки не толще, а может, и еще тоньше! Янош не стал долго раздумывать — лег на ветку животом и пополз вперед да вперед. Ветка выгибалась, качалась то вправо, то влево — что как обломится? Костей ведь не соберешь!
«Янош, Янош, вернулся бы ты от греха!» — бормотал про себя свинопас, но это он только так бормотал: знал, что теперь-то нипочем не вернется, раз уж досюда долез. Прополз он эдак еще немного и видит: вот он, самый крайний на ветке листок, только б допрыгнуть до него! Собрался с духом Янош, зажмурился — прощай, белый свет! — да и прыгнул… Так и шмякнулся, будто козленок новорожденный. Э, что за беда, главное дело, добрался. Зато как оглянулся вокруг, так глазами-то и захлопал, даже рот открыл. Оказалось, все здесь точь-в-точь, как и там, внизу. Были здесь леса, поля, деревни, города, ручьи, реки, море, только человека нигде не было видно, хоть бы самого завалящего.
Долго-долго шел Янош, брел через горы и долы, леса и поля, а на седьмой день увидел перед собою алмазный дворец. Никогда еще не случалось ему такие дворцы видеть. Стоял дворец на петушиной ноге, не стоял, а вертелся, и было в нем тысяча окон и крылечек столько же. И вертелся он быстро-быстро, что твой смерч, даже еще быстрее. Хотел было Янош на крылечко ступить, а оно, глядишь, уже на другой стороне. Он было вскочил на другое с лету, а его вмиг отшибло, наземь бросило, так что гул пошел.
— Ах, вы вот как! — завопил Янош, разъярясь. — Ну, ничего, я вам тоже не дурак достался!
Схватил он топор, размахнулся, всадил в мелькнувшее мимо крылечко и, уцепившись за топорище, на том крыльце удержался, чинно вошел во дворец.
А королевна уже птицею летела ему навстречу.
— Ах, дорогой мой, желанный мой Яношка, и как же ты добрался, куда и птица не залетает!
— Вы про то, барышня королевна, сейчас не расспрашивайте, а ступайте со мною к вашему батюшке.
— Иисус, Мария и святой Иосиф! И не заикайся про это, словечка не вымолви, не то услышит тебя дракон девятиглавый, и тут нам с тобой обоим конец придет.
Вдруг — шум, гром — явился хозяин, все девять голов огонь изрыгают.
— А это еще кто такой, как сюда заявился? — грозно так спрашивает дракон королевну.
— Ах, дракон, миленький, не тронь паренька, — взмолилась королевна. — Это слуга мой верный, он мальчонка еще, взобрался сюда, меня разыскал и здесь мне услужать хочет.
— Будь по-твоему, — проворчал дракон, — пусть поживет, но только задам я ему работенку, погляжу, хорош он иль плох.
Была у дракона в конюшне лошадь, худющая и хромая. Велел дракон Яношу за этой клячей смотреть, да по-особому: что ни попросит бедная животина, того ей никак не давать, что-то другое подсовывать.
— Гляди ж у меня, — прорычал дракон, — исполняй все в точности, иначе жизнью поплатишься.
«Ну, такая работа разве ж работа!» — подумал Янош и бегом на конюшню. Вбежал да и замер на пороге. Никогда страшней лошади он не видел. Кожа да кости, и на ногах уже не стоит, лежит, бедолага, на грязной подстилке и стонет, да так жалобно стонет! Бросил ей Янош охапку травы, она и ухом не повела. Ячменя дал отборного — и не взглянула. Стал Янош уговаривать, улещивать конягу несчастного, поешь, мол, хоть сколько-нибудь поешь. Нет, ни травиночки в рот не взял бедный конь, ни зернышка. И вдруг заговорил человеческим голосом:
— Вижу я, паренек, что сердце у тебя доброе, да только напрасно ты меня травою да ячменем потчуешь, мне это все негоже. Мой корм — алый жар из костра, да только не дает его мне хозяин мой. Затеял он извести меня, потому как один только я и знаю секрет, как его самого погубить.
— Так что же дать-то тебе? — спросил Янош.
— Набери, сынок, жару побольше и мне принеси.
— Я бы не прочь, но дракон наказал ни за что не давать тебе того, что попросишь.
— Что ж, не дашь, так не дашь, зато и королевну свою не сумеешь вызволить, — сказал Яношу конь.
Как услышал Янош эти слова, больше его просить не пришлось.
— Коли так, бедный ты коник мой, все исполню, что пожелаешь.
— Тогда слушай, — сказал ему конь-горемыка. — В воскресенье дракон с королевной в церковь пойдет, ты же дома останься. Ступай на задний двор, увидишь — дрова костром сложены, ты огонь разожги, остальное уж мое дело будет.
Едва дождался Янош, чтоб дракон с королевной в церковь ушли, развел огонь, а когда прогорели дрова, подхватил на лопату жару алого и понес лошади. Не успел оглянуться — все она съела до последнего уголька и в ту же минуту на ноги поднялась. Встала да прямиком во двор и, сколько было там жару, весь уплела, пепла и того не оставила. Яношка наш так глаза и вытаращил, даже рот открыл, стоит, дивится. Да то ли еще он увидел! Засиял, засверкал золотом красавец конь, налился силою, ребер уже и не видно. Глядит Янош, себе самому не верит: не четыре ноги у коня, а все пять!
Встряхнул тут конь пышной гривою, фыркнул, воздух в себя потянул, а Яношка глядит, наглядеться не может. Дивный скакун стоит перед ним, золотистой масти красавец, и сверкает так, что глазам больно, легче уж на солнце смотреть.
— Ну, паренек, отплачу я добром за твое добро. Слушай внимательно. Спустись поскорей в погреб, увидишь там седло, уздечку и меч. Хватай их и тащи сюда поскорее.
Бросился Яношка в погреб, подхватил седло, уздечку да меч и — давай бог ноги, но не успел на свет выбраться, как прилетел дракон, шум поднял несусветный.
— Стой, — кричит Яношке, — куда сбрую тащишь?
Выхватил он меч у Яноша из рук, замахнулся — вот сейчас голову снесет.
— Прощайся с жизнью, человечье отродье, — кричит. — Обманул ты меня, пощады не жди!
— Не убивай, дракон, не лишай меня жизни, — взмолился Яношка, — больше из твоей воли не выйду.
— Нет уж, человечье отродье, убью, не помилую, а только выпьем сперва по чаше вина за грехи твои.
Без долгих речей подошел дракон к самой большой бочке, нацедил оттуда вина в две чаши, одну себе взял, другую дал Яношу.
— Пей, — сказал, — другого-то раза не будет.
Выпили оба, а Яношка все просит жизни его не лишать.
— Не убивай ты меня, девятиглавый дракон, никогда больше не стану тебя обманывать!
— Нет, Янош, я не верю тебе. А вот вина давай еще выпьем, теперь уж за мои прегрешения.
Выпили еще по одной чаше. И вдруг, господи помилуй, — что ж это? — пустился дракон в пляс. Пляшет да приговаривает:
— Ну-ка, лапа, ты сюда, ну-ка, лапа, ты туда…
И так доплясался, что наземь брякнулся, лапы в стороны откинул и заснул мертвым сном.
Янош, конечно, опрометью прочь побежал! Ничего бы не стоило ему все девять голов драконовых отрубить, да только сообразил поздненько, когда уже на дворе оказался. Рассказал он скакуну все, как было.
— Скорей, паренек, седло на спину мне, подпруги затяни, уздечку надень… А что дракона не тронул, то к лучшему, — сказал мудрый конь. — Ты б ему одну голову-то отсек, а остальные восемь тут и проснулись бы, и пришел бы тебе конец.
Мигом оседлал скакуна Яношка, вскочил на него и спрашивает:
— И куда ж мы теперь поскачем, мой конь золотой, в какие такие края?
— В лес поскачем, мой молодой господин. Разыщем там дикого вепря, да не простого, особенного. В голове у того вепря кубышка, а в кубышке — девять ос пребольшущих. В этих-то осах вся сила драконова. Коль удастся нам их всех истребить, станет дракон слабее младенца.
