Мария Конопницкая - О гномах и сиротке Марысе
Спесь так и распирала его.
Старые друзья-приятели повылезали из ручья поглазеть на него. Кое-кто заквакал от удивления, но Вродебарин даже обернуться не соизволил. «Этот лягушачий сброд воображает, что я им ровня, – говорил он сам с собой. – Вот наглость! Как только поправлюсь немного, непременно переселюсь куда-нибудь подальше, чтобы меня эта семейка не компрометировала. Иной раз просто в неудобное положение попадаешь, не знаешь, что сказать. Не дальше как вчера встречаю я братьев фон Шмель – Крикуна и Буяна, они называют себя дворянами, хотя, между нами говоря, предки их самые обыкновенные трутни. Они спрашивают:
„Это правда, что вы родом из этого ручья?“
Я возмутился и говорю:
„Я? Родом из этого ручья? Что вы, господа! Наоборот, я терпеть его не могу с того дня, как здесь родился“.
Тут этот сброд высунулся из воды и давай квакать:
„Брат… брат… брат…“„Наш… наш… наш…“
А за ними – весь ручей:
„Лягушка… лягушка… лягушка…“„Как мы… как мы… как мы…“
С ума сойти! При первой же возможности уеду отсюда! Уеду как можно дальше!
Может быть, дом в городе купить? Денег хватит – мои замечательные концерты принесли мне немалый доход!»
Так он шел, рассуждая сам с собой, как вдруг услышал слабый, жалобный голос.
Из-под забора, протягивая руку за милостыней, встал меленький оборванный старичок с непокрытой головой и изможденным лицом. – Не проходите мимо, сударь! – взмолился он сдавленным голосом. – Я бездомный скиталец… Меня зовут Чудило-Мудрило. Может быть, вы слышали обо мне? Я был придворным историком короля Светлячка… А теперь я всего лишился… И слава, ради которой я пожертвовал покоем и счастьем, тоже отвернулась от меня… Где все мои товарищи? Где родина моя? – И крупные слезы покатились по его худому лицу.
Но Вродебарин надулся еще больше и уже хотел пройти мимо, как вдруг заметил на заборе сороку. Подергивая хвостом, она поглядывала на него то одним, то другим глазом. Вродебарин моментально переменил маневр и полез в карман. Он прекрасно знал, что сорока тут же разнесет по всей округе, какой Вродебарин добрый и великодушный.
Чудило-Мудрило протянул колпак, но сорока, вспугнутая этим движением, улетела.
Тогда Вродебарин опять передумал: нащупал в кармане сор, труху и бросил в колпак нищего.
– Спасибо! – сказал Чудило-Мудрило.
Глянул Вродебарин, а у нищего в руке – чистое золото. Схватился он за карман, где у него кошелек с дукатами лежал, а в кошельке – горсть мусора. Завопил Вродебарин – голос сразу к нему вернулся – и палкой замахнулся на нищего, но старичок исчез, как сквозь землю провалился. А вдали, на ручье, заливался лягушачий хор – он пел последний раз в этом году:
«Брат… брат… брат…Наш… наш… наш…Лягушка… лягушка… лягушка…Как мы… как мы… как мы…»
Глава двенадцатая
Возвращение под землю
Солнце садилось – золотое, огромное, осеннее солнце. Уже несколько дней погода стояла ясная, земля отогрелась, даже какая-то пичуга запела запоздалую песенку.
Воздух розовел от вечерней зари. Маргаритки на межах закрывали свои золотые и серебряные глазки. В глубокой золотой тишине тополь ронял последние листья.
Петр бросил в землю последнюю горсть пшеницы. С непокрытой головой, в домотканой рубахе, с подвязанной к поясу сумой стоял он в лучах заходящего солнца, и лицо у него светилось радостью. На лесной опушке пасли лошадь его сыновья, крепкие и румяные, как полевые маки. Лошадь изредка ржала, пощипывая чахлую траву. Звонкие детские голоса далеко разносились в предвечерней тишине.
Зато в Соловьиной Долине было шумно и многолюдно. Король Светлячок собрал всех гномов и держал перед ними речь. Красивое было зрелище! В прозрачном, неподвижном воздухе тихо трепетали листья векового дуба, под которым возвышался королевский трон, сложенный из камней; он был усыпан цветами и устлан ковром из мхов. Трон окружала верная дружина в ярких одеждах, в пестрых колпачках, все – со своими орудиями труда. Было шумно и весело. Ни одного печального, унылого лица.
Глаза у всех блестели, на губах играла улыбка, сердца радостно бились.
Но вот шум и говор внезапно смолкли.
Король встал с трона. Как и в ночь на Ивана Купалу, он был в белой мантии, в золотой короне, со скипетром в руке. И хотя он был весь в белом, в багряных лучах заката одеяние его вспыхивало то пурпуром, то золотом, по лицу пробегали огненные блики, а седая борода отливала серебром. Он встал и поднял скипетр. Золотые трубы протрубили зорю и смолкли.
Король взглянул на своих подданных и, опустив скипетр, промолвил:
– Верная моя дружина! Труженики мои! Кончился день, и кончились ваши труды. Наступает вечер – он несет отдых и покой. Оглянитесь при блеске вечерней зари – она, как факел, освещает ваши дневные дела! Седой король замолчал. Вокруг было тихо.
– Весной вы рассевали цветы, – продолжал король, – и дикую, унылую пустошь превратили в прекрасную, возделанную землю. Летом вы пели гимн труду и солнцу. Пришла осень – и вот вы стоите в золоте и пурпуре, считая ее плоды.
Король замолчал, отдыхая. Кругом царило безмолвие. Но вдруг налетел ветер. На гномов повеяло холодом – тенью, мраком, суровой зимой, – и они вздрогнули.
Король снова заговорил:
– Вон закат озарил клочок земли, прежде заброшенный, а теперь возделанный и засеянный. И радость озарила душу пахаря, потрудившегося на своей ниве.
Это вы помогли ему.
Вон мелькают головки его детей: раньше они были поникшие, а теперь воспрянули, раньше глазки их туманила печаль, а теперь они повеселели. Тьма, теснившая их, рассеялась, и воссиял свет.
Где был голод, будет вдоволь хлеба, где царила ночь, настало утро.
И вы помогли возжечь этот свет.
А вон сиротка, безутешная, как горлинка, лишившаяся гнездышка. Она вновь обрела кров, ее, как родную, приняли в семью. И счастье вошло с нею в дом.
И вы немало потрудились для этого доброго дела!
Король замолчал. И снова налетел вихрь.
Из лесу дохнуло холодом, и гномов объяла дрожь. Глаза у них погасли, улыбка сбежала с губ, руки опустились.
Всем вспомнилось древнее пророчество.
Но король спокойно продолжал свою речь:
– Братья, мы потеряли нашего товарища – ученого летописца Чудилу-Мудрилу. Он покинул нас и отправился искать по свету славу. Не нам его судить. Пусть идет за своей звездой. А мы провели здесь немало чудесных минут. Да будет счастлив этот уголок!
– Да будет счастлив! – хором отозвалась верная дружина.
Стало тихо.
Седовласый король воздел руки и простер их над затихшей долиной. И в румяном от зари воздухе замелькали сотни рук, благословляя этот уголок земли, над которым лучезарной звездой мерцал королевский скипетр. Огромное солнце тихо опускалось за горизонт.
– Прекрасный закат! – молвил король.
– Прекрасный закат! – откликнулись гномы.
И вдруг их яркие, пестрые наряды стали блекнуть – так в безветренное сентябрьское утро, голубое и солнечное, с деревьев начинают осыпаться золотые листья.
Пригорок, трон, седобородый король и вся дружина расплылись, улетучились, как туман.
Солнце угасало. Наступала осень.
Листья, порхая в воздухе, посыпались на землю и скрыли пригорок, на котором только что стояли гномы.
Они вернутся опять – но не раньше, чем засияет весеннее солнышко.
* * *Из всего племени гномов один только Чудило-Мудрило остался на земле, опоздав на сход.
Старенький, одинокий, тихо бродит он по снегу лунными ночами, подставляя под серебряные лучи озябшие руки.
Один седой Чудило-Мудрило ходит по свету в своем колпачке и кафтане и топорщит косматые брови. На поясе у него связка ключей – он запирает на замок колокольчики и ландыши, чтобы они не будили спящие луга и леса. Один Чудило-Мудрило бродит по свету, нижет из инея жемчужные бусы. О славе он больше не помышляет, ведь это она отравила честолюбием его душу и стала причиной всех бед.
Присмиревший, притихший, бродит он по свету, не важничает и всякую тварь жалеет.
Тяжелые минуты пережил он, услышав от Сарабанды, что гномы, спасаясь от морозов, скрылись под землю.
Но потом смирился со своей участью и частенько сиживал с маленьким музыкантом под старым дубом, слушая его песни. Своей многотомной «Истории гномов» он, наверное, так никогда и не напишет.
Но кому нужна книга, которую огонь может сжечь, а ветер развеять?
Он пишет другую, лучшую книгу – живую.
Сядет у кроватки и рассказывает детям, когда им не спится, про короля Светлячка, про его мантию, золотую корону и скипетр с сияющим брильянтом, про Хрустальный Грот, мечи, щиты и латы, вспоминает о великом весеннем походе на Петровой телеге, о кладах, о своих верных товарищах – гномах и о сиротке Марысе.
Как-то долгой зимней ночью рассказал он и мне эту историю, а я ее записала.
