Владислав Крапивин - Та сторона, где ветер
ГЕНКА: Владик!
Владик вздрогнул и качнулся.
ВЛАДИК: Гена?
ГЕНКА (негромко и поспешно): Стой. Стой, не шевелись, нельзя.
ВЛАДИК: А что? Я же далеко от края.
ГЕНКА (стараясь говорить спокойно, чтобы Владик не испугался): Владик, ты стой, как стоишь. Провод кругом.
ВЛАДИК (сразу сообразив, что случилось): Провод? Под током?
ГЕНКА: Да.
ВЛАДИК: Близко?
ГЕНКА: Ты стой. Только стой. Я сейчас.
Проволока опоясывала Владика со всех сторон. Чтобы попасть к нему, нужно было переступить чёрное кольцо. Генка нерешительно двинул ногой. Провод предупреждающе заискрил.
Генка сжал зубы и переступил провод.
ГЕНКА: Я подниму тебя. И перенесу.
ВЛАДИК: Надо смотать змей. Он так и не упал. Здорово, верно?
ГЕНКА (сдерживая раздражение и страх): Не до змея. Новый сделаем потом.
Он перехватил и перекусил нитку. Потом присел и подхватил Владика.
Гроза отошла, дождь стал мелким. Но провод-то всё равно оставался смертельно опасным!
ГЕНКА: Держи выше ноги.
Там, где провод касался крыши, перешагивать было нельзя: слева флюгер, справа мокрый скат. А впереди провод качался на уровне Генкиных колен.
Владик понял опасность. Он послушно поднял ноги.
ВЛАДИК: Держу.
Генке надо было сделать два шага. Но едва он пытался приподнять одну ногу, как другая начинала скользить по шиферу.
ГЕНКА: Подшвы скользят. Подожди...
ВЛАДИК: Ты в кедах? Сними, лучше будет.
ГЕНКА: Крыша мокрая, под током. А кеды из резины, изоляция...
Он попробовал шагнуть ещё раз.
ВЛАДИК: Гена. Ну-ка отпусти меня. Ты скажи где, я выберусь сам.
Он глубоко вздохнул, напряг мышцы и перенёс всю тяжесть двух тел на правую ногу. И непрерывно глядя на качающийся у его колен провод, перенёс через него правую ногу. Потом шагнул левой ногой. Оглянулся, словно проверяя: жив ли?
Запоздалый удар грома толкнул его с Владиком на край крыши. Сбитая этим ударом проволока отскочила от столба и, теперь безопасная, задребезжала на шифере.
ГЕНКА (обессиленно опуская Владика): Всё...
Владик остановился на середине комнаты, стянул через голову мокрую майку и шмякнул её на пол. На Владькином плече Генка снова увидел тонкий белый рубец. Ему стало тоскливо и беспокойно, словно беда не прошла, а только подкрадывалась.
Владик опустился на колено и начал распутывть на ботинке шнурок.
Хлопнула входная дверь.
ВЛАДИК (торопливо): Папе не говори.
Иван Сергеевич, вымокший и усталый, остановился в дверях, вцепившись в косяки.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Можете не говорить. Я сам видел оторванный провод... Чёрт знает,что! Так и не будет мне покоя?
Владик молча ломал ногти об узел шнурка. Низко нагнул голову. Отец шагнул с порога.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Дай помогу.
ВЛАДИК: Я сам.
Иван Сергеевич выпрямился и несколько секунд стоял над Владиком, глядя на его мокрую спину с худыми лопатками и цепочкой позвонков. Потом положил ладонь на Генкино плечо.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (устало): Пойдём, Гена. Он всё хочет сам.
Генка, оглянувшись на Владика, шагнул из комнаты в кухню.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (не оборачиваясь): Это ты его стащил с крыши?
ГЕНКА: Как вы знаете?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Ты?
ГЕНКА: Вместе слезли, вот и всё...
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Да... В общем... спасибо. Хотя причём здесь спасибо? Говорить как-то об этом... Ты же его от гибели спас! Провод под током был? Близко?
ГЕНКА: Да ерунда...
Иван Сергеевич обернулся и глянул на Генку.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Ерунда? Ну-ну... (Вдруг спохватился): Продрог ты.
Сдёрнул с вешалки пиджак, набросил на Генку.
ГЕНКА (насупившись): А вы?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Что я? А, ну да...
Он начал расстёгивать мокрый пиджак.
ГЕНКА: Владьке надо переодеться.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (шагнув к двери): Дать тебе сухую рубашку?
ВЛАДИК: Сам!
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Вот так всё время... Всё одно и то же. Где можно и где нельзя - всё сам... По ночам на велосипеде гонял, а я в подъезде стоял - от страха полумёртвый. И не дай бог, если узнает, что следил.
За дверью раздался стук - Владик наконец сбросил ботинок. Иван Сергеевич оглянулся на дверь. Помолчал.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: А как гроза - значит всё. Любую работу бросаю, домой бегу. Знаю, что уже торчит где-нибудь на верхотуре. Сколько раз с крыши стаскивал.
ГЕНКА: Грозовые потоки изучает...
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (с резкой горечью): Да слушай ты его больше! Потоки... Молнию он ждёт, вот что!
Генка не понял. С удивлением и со страхом за Владика он поднял на Ивана Сергеевича недоумевающие глаза.
ГЕНКА: Зачем... Ждёт?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: А вот так... Услышал однажды по радио такую историю. Одна французкая пианистка летела в Америку на гастроли... Она слепая была. Самолёт в грозу попал. Молния ударила рядом, тряхнула их как следует. И стала эта пианистка видеть. Наверно от испуга нерв какой-то сработал. Или от электричества. В общем не понятно но факт. И в газетах, говорят, писали про это... Вот он и лезет под каждую грозу... Ждёт...
Генка опустил голову. Он снова, как в первый день, почувствовал всю глубину Владькиного нещастья. За последние дни он как-то привык, что Владик не видит. Но сам-то Владька не привыкнет никогда!
Генка медленно поднял лицо.
ГЕНКА: А если молния - не рядом? Если - в него?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Я про то и говорю... Гена... Вы ведь друзья. Побереги его, ладно?
Генка напряжённо, словно чего-то ожидая, смотрел на Владькиного отца.
ГЕНКА: Он говорит, что иногда видит разные пятна. Значит, какие-то нервы работают?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Ты его больше слушай. Он наговорит.
ГЕНКА (с нарастающей настойчивостью): Его нельзя вылечить?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Как его вылечишь? У стольких врачей были.
ГЕНКА: Никак нельзя?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Нет...
ГЕНКА (интуитивно ощутив в этом ответе какую-то неуверенность): Никак - никак?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Был один врач. Молодой ещё. Говорил, что можно попробывать сделать операцию. Но один шанс из тысячи, что получится. Понимаешь - один из тысячи!
ГЕНКА: Понимаю. Значит, всё-таки можно.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Это ещё молодой врач. Он всегда спорил с другими. И я не знаю где он теперь. Кажется, уехал в Одессу.
ГЕНКА: Я знаю, там глазная клиника. У меня в Одессе дядя живёт. Хотите, он выяснит?
Владик в комнате, замерев, прислушивался к разговору.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Нет... не хочу. Практически нет надежды. Есть такая штука - теория вероятности. Попробуй в тысяче горошин отыскать одну единственную, нужную. Вслепую...
ГЕНКА (упрямо): Разве у врачей вслепую? Там наука.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Наука... Владька надеятся будет, ждать будет, а операция не получится. Это знаешь какой удар? Насмерть!.. И не вздумай говорить ему про это. Шансов никаких, а он покой потеряет... А так я знаю: он всё равно человеком станет.
ГЕНКА (выпрямляясь): Человеком?.. Вам бы только "человеком"... А вы у владьки спросили? Он хочет быть человеком?
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (растерянно): Гена...
ГЕНКА: Вам бы только, чтоб всё спокойно... А я не буду следить за Владькой! Никто не уследит! Он всё равно словит молнию!
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ: Да... вот ты какой. Но ты же не знаешь всего...
ГЕНКА: Знаю. Вижу я...
Он бросил пиджак на спинку стула и зашагал к дверям. На пороге стоял Владик. Генка осторожно прошёл мимо, на ходу коротко сжав Владькину руку.
ВЛАДИК: Гена, ты куда? Ты придёшь?
Генка не ответил.
Владик повернул к отцу строгое лицо. У него сходились на переносице брови. Иван Сергеевич опустил голову, не вынеся невидящего Владькиного взгляда...
Ильке снилось высокое небо, переплетённые радуги, облака и большущий змей, вместе с которым он летит среди солнечных лучей, сверкающих, как серебрянные нити...
Жаль, что мама не дала досмотреть сон, растолкала Ильку.
ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА: Сколько можно спать? Илька... Ну-ка, поднимайся, засоня.
ИЛЬКА (крайне неохотно): Сколько времени?
ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА: Десятый час! Вот что значит сидеть до ночи со своим змеем!
ИЛЬКА (вспомнив про змей, который висит над кроватью, и обрадовавшись): Зато я его доделал! Знаешь, как он называется? "Тигрёнок"! Смотри, какой полосатенький! Красивый?
ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА: Красивый... Ты тоже красивый и полосатенький от краски и клея. Улёгся, не умывшись!.. Марш умыватся, потом прибирай постель. И жди меня. Я в магазин.
Илька сбросил ноги с кровати, снова глянул на "Тигрёнка". Забеспокоился.
ИЛЬКА: Мама, а у нас есть толстые нитки?
ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА: Какие толстые? Не знаю. Вставай, умывайся. Я приду, тогда поищем нитки.
Илька, пританцовывая и напевая, натянул штаны и рубашку.
ИЛЬКА: По-и-щем! По-и-щем!.. Мам, а где сандалии? (Брякнулся на колени, сунул голову под кровать). Ну, куда они опять провалились?
ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА: Вот они, под столом. Всё раскидал. (Подняла сандалию). Ну конечно! Пожалуйста, опять дыра! Илья, это третья пара за лето! Ты что, по углям бегаешь?
ИЛЬКА: Это подошвы некрепкие... Мама, а можно я босиком буду бегать? Это же полезно для здоровья.