Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Минул час, минул другой. Все меньше и меньше оставалось бредущих по заснеженной степи казаков, все больше трупов оставалось сзади…
Так, еле передвигая ногами, уральцы отступали три часа, пройдя за это время всего восемь верст.
Одною из последних жертв был сотник Абрамичев. Первая пуля попала ему на излете в висок. Вторая – ударила в бок. Но и после этого сотник продолжал идти до тех пор, пока сразу две пули не поразили его в ноги.
Упав, он крикнул проходившим мимо товарищам:
– Ребята! Рубите скорее голову, не могу идти!
Проходивший мимо Серов только и мог сказать:
– Прощай, брат! Прости нас, Христа ради!
Из рассказа участника событий: «Не отошли мы и 15 шагов, как кокандцы тучей насели на сотника Абрамичева и дорезали его, уже мертвого, у нас на глазах». Позднее обезглавленный и зверски изуродованный труп Абрамичева едва удалось опознать.
Начинало уже темнеть. Остатки отряда шли из последних сил… Неожиданно впереди вдалеке послышалась ружейная стрельба. И вскоре толпы кокандцев со стороны города отхлынули прочь в разные стороны, а на пригорке, в полуверсте, показались бегущие навстречу русские солдаты. Послышалось родное «ура!»
Это был второй отряд, высланный комендантом Туркестана на помощь Серову. Увидев его, кокандцы немедленно развернули своих лошадей вспять. Раненых и обессиленных казаков солдаты уложили на подводы и повезли прямо в лазарет.
Из донесения Серова: «Не нахожу слов, чтобы вполне высказать все подвиги своих лихих удальцов-товарищей и верных слуг государя: не было ни одного, который чем-либо не заявил себя. Эта храбрая горсть, пробиваясь между тысяч неприятеля, не смотря на сильный холод, побросала с себя последнюю одежду и, вся измученная и израненная, шла в одних рубашках, с ружьем в руках, кровью обливая путь свой».
Как оказалось, казаки и казах Ахмет, посланные Серовым в Туркестан, сумели незаметно к вечеру 5 декабря добраться до Туркестана, подав весть о тяжелом положении сотни. Однако утром 6 декабря помощь еще не была отправлена. Комендант Жемчужников все метался в сомнениях, не зная, как ему поступить.
Офицеры гарнизона требовали немедленно отправить отряд на выручку Серову, такое же настроение было и у солдат. В итоге отряд в двести штыков с двумя орудиями выдвинулся из крепости только к часу дня… Отряд снова возглавил подпоручик Сукорко. Солдаты, понимая, что от них зависит сейчас жизнь товарищей, не шли, а бежали.
Если бы есаул Серов не затеял своих переговоров, позволивших выиграть драгоценное время, то из сотни не выжил бы никто.
* * *
Три дня спустя из Туркестана выслали отряд собрать тела убитых. В город привезли пятьдесят семь человек – голых, изрубленных и безголовых.
10 декабря, отслужив панихиду, погибших героев похоронили в братской могиле. Вскоре оставшиеся в живых казаки вернулись обратно в Уральск…
Окончательные потери были такие: из двух офицеров один убит, сам Серов был ранен в верхнюю часть груди и контужен в голову. Из пяти урядников четверо были убиты и один ранен. Из девяноста восьми казаков пятьдесят было убито и тридцать шесть ранено. Все четыре артиллериста были ранены, фельдшер, обозный солдат и один казах – убиты. Таким образом, инканская сотня потеряла половину своего состава. Цена казаками была заплачена огромная.
Впрочем, и итоги подвига уральцев были огромны. По собранным сведениям, кокандцев убито и ранено до двух тысяч. Под Алимкулом была ранена лошадь. В результате нападение на Туркестан было сорвано, и неприятель убрался в Ташкент, увозя на сорока арбах раненых.
Все выжившие после боя казаки были награждены солдатскими Георгиевскими крестами. Сам Серов награжден орденом Георгия 4-й степени и произведен в войсковые старшины и назначен комендантом Туркестана. Уже позднее 4-й сотне 2-го Уральского казачьего полка на головных уборах были введены особые знаки отличия за Инканский бой.
Когда генерал-майору Черняеву донесли обо всех обстоятельствах «Инканского дела», он был потрясен героизмом казаков и возмущен нерасторопностью коменданта Туркестана. Помимо всего прочего, Черняеву стало понятно – Алимкул бросил вызов и заявил о себе как о серьезном противнике, который намерен возвратить контроль над потерянными городами.
Сукорко сначала, по первому рапорту, где был представлен героем, получил Владимирский крест, но потом поднял скандал Черняев, обвинив поручика в трусости. Поэтому вскоре Сукорко спешно перевели куда-то в Россию. Черняев обвинил в трусости и подполковника Жемчужникова, но расправиться с ним не дали, так как тот имел серьезные связи в торговых делах, не без оснований считаясь негласным местным олигархом.
Глава седьмая
Между тем Черняеву донесли о начале сбора в Ура-Тюбе уже бухарского войска. Поведение бухарцев давало повод предположить, что они хотят забрать у Алимкула Ташкент. Чтобы опередить бухарцев, генерал-майор решил ближе к весне произвести повторный штурм города.
Со времени неудавшейся попытки овладеть Ташкентом осенью 1864 года Черняев, по выражению его соратника генерал-майора Качалова, «целую зиму бредил Ташкентом». А когда оренбургский генерал-губернатор Крыжановский сообщил ему о своем намерении отправиться в Туркестанскую область для осмотра военных укреплений, Черняев насторожился. Своими мрачными мыслями он поделился с артиллеристом Качаловым:
– Знаешь, Иван Андреевич, сдается мне, что хитрый Крыжановский вздумает повести сам войска к Ташкенту. Овладеет им, получит графа, а мы, трудящиеся, останемся тут в дураках!
– Что же вы предлагаете? – насторожился Качалов.
– Как что? – удивился наивности вопроса Черняев. – Самим захватить Ташкент и оставить хитрюгу Крыжановского в дураках!
Стоит заметить, что накануне выступления в поход Черняев получил от военного министра очередной приказ с запрещением «отваживаться на штурм в виду недостаточности находящихся в его распоряжении сил». Но это его нисколько не смутило. На дальних границах империи к столичным бумагам относились всегда спокойно.
На этот раз Черняев собрал в свой экспедиционный отряд все, что было можно, – восемь рот пехоты, две казачьи сотни и десять орудий. Несколько позднее к нему подошли еще две пехотных роты. Всего набралось до двух тысяч штыков. На этот раз генерал-майор решил действовать более осторожно и не лезть напролом. Своим офицерам он объявил:
– Мы принудим Ташкент к сдаче строгой блокадой и голодом, отведя от него воду. Для этого вначале необходимо взять Ниязбек.
Крепость Ниязбек была расположена в двадцати пяти верстах от Ташкента, в том месте, где громадные оросительные каналы Ташкента брали воду из реки Чирчик.
Появление русских у Ниязбека было столь неожиданно, что через день, не оказав никакого сопротивления, крепость пала. Заняв Ниязбек и отведя рукава реки, Черняев двинулся уже на сам Ташкент.
Подойдя к городу, он остановился в восьми верстах
