Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
– Не любо! Ох, не любо, братцы!
– Ужо басурманам дорого наши головы обойдутся, – поддержал его урядник Александр Железнов, самый авторитетный из казаков. – Ой, дорого они заплатят!
– Эх, зададим карачун Алимкулу! – подал голос и Абрамичев.
После этого казаки воодушевленно загудели, заряжая винтовки. Есаул Серов поднялся со своего места:
– Спасибо, братья казаки! Иного ответа от вас я и не ожидал! Вишь, как Алимкула вы напугали: вместо сотни ему тысяча мерещится!
Казаки рассмеялись. Нервное напряжение было снято. Выбор был сделан.
После этого Серов снял папаху и, осеняя себя крестным знамением, начал читать «Отче наш…». Ему вторили голоса его боевых товарищей… Сотворив молитву, сотник Абрамичев командным голосом крикнул:
– Сотня, по местам! К бою товсь!
По команде Абрамичева казаки дали дружный залп в сторону противника – ответ на присланное письмо.
Поняв, что казаки сдаваться не собираются, мулла Алимкул пришел в бешенство.
– Я сдеру с них живых кожу, а головы отправлю их царю! – кричал он, потрясая кулаками.
Однако, будучи впечатлен огневой мощью сотни, Алимкул на этот раз не решился сразу атаковать, а начал готовиться к решительному штурму. Кокандцы спешно делали из повозок-арб своеобразные штурмовые щиты-мантелеты, наваливая на них кучи камыша и хвороста. К вечеру они подготовили шестнадцать таких щитов.
На протяжении всей ночи казаки напряженно вглядывались во тьму, прислушиваясь к каждому шороху. Но кокандцы молчали.
* * *
Наступило 6 декабря. Стало светать. Вдали начал обрисовываться лагерь противника; а вместе с тем казаки заметили арбы с наделанными на них щитами из хвороста и камыша.
Положение отряда становилось очень трудным, и Серов решил вступить в переговоры, чтобы оттянуть начало нового и, быть может, последнего боя.
Предупредив казаков о своем намерении, командир сотни вышел вперед и махнул неприятелю рукой, показывая этим, что хочет вступить в переговоры. Навстречу ему вышел перебежчик Осман, завязались переговоры:
– Сегодня у нас праздник, и нам не хотелось бы начинать дела, – сказал Серов.
На это Осман ответил, что он и сам русский и советует лучше сдаться:
– Алимкул обещает тебя сделать большим начальником, подарит аргамака с золотой сбруей и гарем! – соблазнял Осман.
Серов потребовал вызвать на переговоры муллу Алимкула, но Осман предложил ему самому поехать к мулле… В это время кокандцы уже начали катить к нашим позициям мантелеты.
Сказав, что при переговорах наступлений не делается, Серов вернулся на позицию и вовремя, так как по сигналу Османа дорогу ему попытались преградить три кокандца с саблями. Увидев их, казаки закричали:
– Лягайте, ваше благородие, мы стрелять будем!
Серов упал на землю, и казаки тремя выстрелами завершили земной путь нападавших.
Тем не менее цель переговоров была отчасти достигнута, так как заняла около двух часов времени. Только вот со стороны крепости по-прежнему ничего не было ни слышно ни видно…
А затем, прикрывшись мантелетами, кокандцы пошли на очередной штурм. Им удалось подойти сначала на примерно сто шагов, а потом еще ближе. Тогда в дело вступил наш единорог. Часть мантелетов была пробита «дальней картечью». Все последующие попытки противника сблизиться отражались винтовочным и орудийным огнем… К часу дня после четырех атак все лошади были перебиты, казаки потеряли тридцать семь человек убитыми, почти все из живых были ранены. Подходили к концу и патроны.
Отбив подряд четыре бешеные атаки, Серов понял, что если даже посланные за помощью казаки добрались до Туркестана, то та к ним прийти уже не успеют.
Потеряв надежду на помощь и не находя сил сдержать огнем все ближе и ближе подходящего противника, Серов решился на отчаянную попытку: пробиться к городу или пасть в открытом бою. Медлить им было нельзя – зимний день короток, а до города предстояло пройти около шестнадцати верст.
Казаки заклепали орудие, переломали лишние винтовки, сняли с себя все лишнее, в том числе полушубки, чтобы было легче идти, оставшись лишь в белых рубахах. Построившись в некое подобие каре, они двинулись на пробой…
Ошалевший от такой наглости, Алимкул некоторое время просто смотрел, как удаляются от него остатки казачьей сотни, затем крикнул:
– Они хотят, чтобы мы снова их атаковали. А они будут в нас стрелять! На этот раз мы сами будем расстреливать их из ружей!
Перебежчику Осману Алимкул велел, не приближаясь к идущим казакам, просто расстреливать их издали.
Быстро догнав медленно идущих по степи уральцев, которые несли с собой и раненых товарищей, кокандцы начали их обстреливать.
Сначала казаки двигались тесной толпой, но потом увидели, что так они мешали друг другу стрелять и обороняться. Тогда сам собою образовался трехшереножный строй. Но чем далее шли, тем более строй этот редел и растягивался в длину. При этом метким прицельным огнем казаки сдерживали массу кокандцев на почтительной дистанции.
Когда упал первый убитый казак, то, едва мимо прошли его товарищи, к упавшему подскочило сразу несколько кокандцев. Отрезав мертвому уральцу голову, они с криками проскакали с ней к Алимкулу в надежде на награду.
Когда пал еще один уралец и кокандцы снова попытались отрезать ему голову, обозленные казаки быстро укоротили их пыл, метко сняв из седел самых шустрых.
Между тем идти становилось все тяжелее, люди выбивались из сил. Вскоре даже самые двужильные не могли тащить на себе ослабевших.
Помимо этого, неприятельские всадники, сажая на крупы лошадей сарбазов с ружьями, начали заскакивать вперед, ссаживали стрелков, и те со всех сторон начинали расстреливать отступающих уральцев.
Периодически отдельные дерзкие конные латники и кольчужники врывались в самую середину казаков, за что некоторые платились головой, но другие благодаря доспехам проскакивали наш строй, успев поранить несколько казаков. Иные, подскакивая вплотную, метали в казаков пики и копья. Настал момент, когда усталость стала столь велика, что нести с собой раненых товарищей уже не было никаких сил.
Едва какой-то раненый казак отставал, кокандцы, как звери, кидались к нему, кололи и пиками и рубили шашками, отрезали голову. Некоторые из тяжелораненых, будучи еще в силах защищаться, бросали в глаза неприятеля горсти снега…
Каждый шел, пока были силы, понимая, что, если отстанет, его ждет неминуемая смерть.
По мере движения все больше и больше было отставших. Вот очередной казак, выбившись из сил, истекая кровью, падал в изнеможении…
– Прощай, товарищ! – шептали ему ковылявшие мимо уральцы…
Военный историк М.А. Терентьев так описывал этот прорыв: «…Они (кокандцы. – В. Ш.) не посмели приблизиться к казакам и только провожали их сильным огнем на протяжении всех восьми верст; остатки сотни шли, бросая одежду, в
