Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
Его оппонент хохочет. И чуть-чуть подаётся в сторону, так что лестница его уже не скрывает. Взгляду Амелии предстаёт растрёпанная шевелюра, обрамляющая лицо, уродливое почти до притягательности.
– Юноша! – говорит он. – Вы сказали о душах? Но девять из десяти ваших жителей – темнокожие, а вы неизменно относите их к рабочему скоту!
Подходят новые зрители – послушать спор, длившийся весь день и продолжающийся вплоть до лестницы в покои королевы.
– Определитесь! – продолжает он вещать. – Если это люди – освободите их, сделайте их избирателями и чтобы их самих также могли выбрать. А если нет, тогда и я, в свою очередь, пересчитаю всех кобыл и ослов в моей провинции, чтобы решить, сколько будет от нас депутатов.
Амелия перегибается сильнее. Она хочет увидеть второго спорщика. Должно быть, это тот юный представитель, о котором говорили утром в особняке Массиака и на которого рабовладельцы возлагают все надежды. Собравшиеся под лестницей слушатели рассеиваются. За ними спустилась стража. Наконец перед ней показываются оба споривших господина. Они удаляются вместе. Амелия бросается вниз по лестнице, перескакивая ступени, идёт за ними по коридору. Она окликает:
– Ангелик?
Оба оборачиваются на шахматной плитке пола. Уже совсем сумерки. Фонарей ещё не зажигали.
– Ангелик.
Вокруг них последние дневные лучи пробиваются в недра Версаля.
44
Из-за луны
Ангелик смотрит на Амелию. Стоящий рядом мужчина кланяется и представляется:
– Граф Мирабо.
Глядя на девушку утопленными в необычайном лице маленькими глазками, он надеется услышать её имя.
– Понимаю, почему господин Ангелик не хочет нас знакомить. С ним у нас и без того довольно размолвок, незачем прибавлять.
Мирабо, откланявшись, уходит.
В коридоре, кроме Амелии и Ангелика, никого.
– Мадемуазель, я… Как вам сказать?
– Я два года жду ответов на свои вопросы, сударь.
– Я собирался написать вам вскоре.
– Когда?
– Всё сильно изменилось. Я буду депутатом от Сан-Доминго.
Она улыбается.
– Ни разу там не бывав?
Он молчит.
– Вопросы я отправляла счетоводу моего отца, – говорит она.
– Я больше не счетовод.
– Тогда передайте их тому несуществующему счетоводу. На его глазах я потеряла состояние, честь, корабль, носивший моё имя…
– Я всё это время думал о вас, Амелия.
– Не зовите меня Амелией.
Ангелик краснеет. Однако прежней скромности в нём нет. С той ночи, когда все его надежды найти сокровище испарились, он полностью поменял свою жизнь. Не полагаясь больше ни на благородных предков, ни на богатство, он живёт теперь ради единственного, чем может покорить Амелию: ради власти.
Поначалу он стал появляться в Торговой палате, в Городском совете, вращаться в кругах ла-рошельских судовладельцев и плантаторов, в клубах, курительных комнатах и всюду, где получают вес. Он также следил, как перераспределяется власть. В нужный момент вступал в спор, разворачивал парус ровно перед тем, как сменится ветер, делал вид, что низвергает то, что рушится само.
Но когда в феврале минувшего года Бриссо, Клавьер и Мирабо основали «Общество друзей чернокожих», это стало для Ангелика настоящим подарком. Он сумел запугать зажиточных горожан Нанта, Бордо, Ла-Рошели и не только их, рассказывая, как опасна эта организация, чьи корни явно из Англии. И вызвался дать ей бой. Он хвастал своей близостью с покойным Фердинаном Бассаком. Амелия была слишком далеко, чтобы опровергнуть его слова. Он растроганно говорил, что был тем сыном, которого так не хватало старому судовладельцу. И заверял, что стоит идеям об отмене рабства распространиться, как всех ждёт та же роковая участь, что и Бассака.
Когда король созвал Генеральные штаты, Ангелика тут же выдвинули. Он заставил долго себя упрашивать, клялся, что не ввяжется в эту битву, но на выборах выдвинул свою кандидатуру прежде всех.
Однако этим вечером, стоя перед шестнадцатилетней девушкой, он едва держится на ногах. Вся его броня растаяла под её взглядом.
– Я никогда не забывал вас, – говорит он с дрожью в голосе. – Я думаю о вас постоянно.
Амелия пятится, не сводя с него глаз:
– Я запрещаю вам обо мне думать.
* * *
– Дорогая, вы вся горите, – шепчет мадам де Ло.
Амелия не нашла в себе сил сказать наставнице, кого только что встретила.
Они теперь среди толпы в зале, где проходит Вечерняя трапеза.
Их просили встать здесь, в проёме последнего окна, чтобы королева, которой о них сообщили, могла их видеть. Их величества сидят за столом, спиной к камину, в котором личный истопник королевы развёл маленький, бесполезный огонь. Комната полна людей. Лишь несколько герцогинь сидят в первом ряду на красных раскладных стульях. Остальные собравшиеся наблюдают стоя.
На возвышении в глубине зала дама играет на арфе. Люстры сияют. Мария-Антуанетта не успела ещё снять перчатку, а сидящий справа от неё король уже отведал пять блюд. Принцесса и юный принц едят из серебряных с позолотой тарелок молча, как наказанные дети. За ними стоят телохранители и лакеи. Придворная служба королевской кухни насчитывает пятьсот человек.
Вдруг Мария-Антуанетта переводит взгляд на окно, будто ей подали знак. Они встречаются глазами с мадам де Ло и Амелией. Королева обращается к сидящей рядом дочке:
– Сходите поприветствуйте ту женщину, она займётся вашим обучением.
Принцесса встаёт из-за стола. Мадам де Ло улыбается, чтобы девочка поняла, о ком речь.
– Я очень рада быть в скором времени к вашим услугам, – говорит она подошедшей принцессе.
– Вы не сделаете передо мной реверанс, мадам?
Герцогини в первом ряду смеются, услышав слова принцессы.
– Я такого низкого роста, – отвечает мадам де Ло, – что и так будто бы делаю реверанс перед всеми с утра до вечера. А если и правда присяду, вы меня вовсе не отыщите.
Смех обрывается.
– Я не просила делать для меня то же, что вы делаете для всех, – отвечает двенадцатилетняя принцесса.
– Вы правы, – признаёт мадам де Ло ласково. – Больше того, я должна буду сделать то, чего никто другой ещё для вас не делал…
– Мм?
– Говорить вам правду.
Принцесса склоняет голову набок, как бы присматриваясь. Потом поворачивается к Амелии.
– А эта девушка? Она останется с нами?
– Нет, – отвечает мадам де Ло. – Она была моей ученицей. Но, поскольку уже достаточно много знает, теперь она будет мне подругой.
– Однако я, мадам, вам не подруга, – говорит принцесса.
Мадам де Ло пожимает плечами.
– Вы ещё не так много знаете.
Музыка замолкает. Луна в окне уже взошла. Юная принцесса меняется в лице. Что-то дрогнуло в её маске воительницы.
– Когда первый урок? –
