Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель

Сперва Амелию час продержали в передней. Слуги сновали мимо, не замечая её. Из соседней комнаты доносились вальяжные голоса и смех.

В конце концов она встала и решилась заглянуть в зазор неплотно прикрытой двери. Сквозняк с запахами кофе и сигар распахнул её окончательно. Воцарилась тишина. Десять мужчин глядели на неё. Кто-то указал Амелии на чашки, которые надо убрать. Но она наклонила голову и представилась:

– Амелия Бассак.

Собравшиеся разглядывали её, прищурившись и нахмурив брови, будто перевёрнутую вниз головой картину.

– Бассак из Ла-Рошели? – спросил один.

– Бассак из Сан-Доминго. Поместье «Красные земли», рядом с Жакмелем.

– Да-да, – сказал маркиз, – мне о вас рассказывали. Так это вы продаётесь?

Первые смешки.

– Нет, сударь, – ответила Амелия.

– Сколько? – спросил второй.

Некоторые гости вернулись к разговорам.

– Так сколько вы стоите, моя девочка? – повторил маркиз.

Один мужчина, стоя к Амелии спиной, вполголоса комментировал её платье.

– «Красные земли» не продаются, – сказала она. – Я зашла поприветствовать вас, господа. Сегодня вечером я буду в Версале и знаю, что наши депутаты от Сан-Доминго также должны туда прибыть.

– Наши депутаты?

Он произнёс слово «наши» с нажимом и оглядел остальных, как бы давая понять, насколько комична сама мысль, что у него может быть что-то общее с этой беднячкой.

– Нет, моя девочка, вы ошибаетесь. Наши депутаты присоединятся к Генеральным штатам лишь через несколько недель, но если вдруг вы будете в Версале, то, возможно, встретите там юношу, который по моему поручению ведёт переговоры с разными сословиями, чтобы понять, с кем нам лучше заседать.

Он отворачивается, вопрошая собравшихся:

– Вы, к слову, знаете его задумку? Он хочет, чтобы мы заседали вместе с горожанами и крестьянами, как третье сословие!

Звучат овации. Официально в этой гостиной сплошь голубая кровь, не считая той, что закипает в жилах Амелии Бассак, однако эти господа, по-видимому, находят крайне остроумным усадить дворян-рабовладельцев рядом с тружениками.

– Этот мальчик – гений, – заверяет маркиз Массиак.

Когда он вновь поворачивается к Амелии, той уже нет. Она бы скорее умерла, чем вынесла очередное «моя девочка».

Мадам де Ло с Амелией оставили любопытную и восхищённую толпу позади. Они переходят улицу Сен-Оноре, минуют Старый Лувр. Воды Сены мелькают в просветах между хаотично стоящими баржами и плавучими прачечными.

– Я нашла карету за три ливра с человека, – говорит гувернантка. – В два часа она отправляется в Версаль с конца Луврской набережной.

Выше по течению часы стоящей посреди реки водозаборной башни Самаритен показывают без двадцати минут два. Время есть. Май выдался тёплый. По настоянию Амелии они подходят к реке. Девушка тянет мадам де Ло к самым баржам. Здесь все заняты работой. Наставница ворчит. Каблуки у Амелии хрупкие. Платье длинное, может испачкаться.

На плавучих прачечных толпятся портомойки. Слышны удары вальков, шорох щёток. Одни относят корзины, другие возвращаются с новыми, балансируя на досках, перекинутых с борта на набережную. Мужчины и дети разгружают корзины и наполняют опять. Особо тонкое бельё здесь не стирают. Вода мутная – она прошла через весь город. Но развешенные над лодками простыни сияют белизной. Они сушатся на натянутых как попало верёвках.

Амелия смотрит, как между белеющими на солнце прямоугольниками скользят тени.

Вдруг мадам де Ло понимает, что подопечная больше не держит её за руку. Амелия прыгнула на мостки и бежит к одной из плавучих прачечных.

– Амелия! Амелия Бассак!

Не слушая гувернантку, девушка взбирается на крышу, где расправлено чистое бельё. Секунду она медлит, снимая туфли, потом спрыгивает, держа их в руке.

– Амелия, ваши чулки! А газовое карако!

Девушка скрылась за бельём. Она вновь возникает между длинными сорочками, похожими на призраков. Расталкивает прачек, которые едва её замечают, поднимает простыни, доходит до кормы, бежит в обратную сторону.

После нескольких минут исступлённых метаний она вновь появляется на мостках и, запыхавшись, возвращается к мадам де Ло.

– Ваши чулки, – говорит гувернантка.

Амелия приподнимает подол, надевая туфли. Чулки прорвались на ступнях.

– Амелия, вы можете мне объяснить, что происходит?

– Я его видела.

– Кого?

– Мальчишку из трактира «У Милой Хозяйки». Того пиратёнка, Жозефа Марта.

– Послушайте меня, Амелия. Завтра вы отправитесь назад, без меня. Но этим вечером – в последний раз – вы должны меня слушаться. Вы будете делать всё, как я скажу?

– Да.

Когда они доходят до кареты, внутри уже сидят шестеро пассажиров. Места у окон заняты. Они садятся друг напротив друга. До Версаля добрых два часа езды. По прибытии никто не поверит, что они ехали в общей повозке за три ливра с человека.

Как только холм Шайо остался позади, остальные пассажиры уснули. Мадам де Ло говорит Амелии, что им нужно поменяться чулками. Девушка смотрит на неё. И понимает, что выбора у неё нет. Они оглядывают остальных, сидящих к ним вплотную, и начинают эквилибристику.

Кузов кареты подвешен плохо, но обмен проходит с недюжинной ловкостью. Высокие ботинки мадам де Ло прекрасно скрывают дыры. У Амелии всё не так просто.

– Натягивайте сильнее, – говорит гувернантка.

Ноги у Амелии в два раза длиннее. Обе смеются: слишком уж много всего напоследок.

– Тяните!

Мадам де Ло права. Амелия тянет изо всех сил, так что, вне всяких сомнений, нынче вечером у неё будут самые тонкие чулки на весь Париж.

43

Недра Версаля

Три горничные в чёрных платьях одевают Альму за ширмой. Затягивают на спине шнуровку. Подбирают ткань на боках. Тянут, перевязывают, стискивают. Ей кажется, будто она пюре из маниока, которое мать заворачивала в листья и туго перевязывала травинками, чтобы дать Альме с собой, когда та убегала в долину до вечера.

Альме трудно дышать, но не из-за обступивших её женщин и не из-за корсета, а из-за злости. По ту сторону ширмы четверо музыкантов жмутся на табуретах, сгорая от стыда.

– Вы знали! С самого начала знали! – говорит Альма, пока её руки втискивают в рукава.

– От самой мысли я не отказывался… – отвечает Вандом. – Честное слово. Я искал возможности…

Час тому назад они подошли к ограде Версаля, и Марселен, вторая скрипка, рассмеялся:

– Мы играем перед французским королём!

Он оглядел дворец, похожий на целый город.

– А могли бы гнить в английской тюрьме!

Поздно. Альма всё поняла. Они и не собирались пересекать с ней Ла Манш. Только лгали, чтобы её удержать. Они не станут рисковать: не поедут дразнить английскую полицию, от которой чудом спаслись, сев на корабль до Америки.

Альма бросила им в ноги свой узел. И убежала. Но когда остановилась наконец, чтобы выкричать свой гнев и досаду из-за даром потерянного времени, все четверо музыкантов возникли