Астралиск - Роберто Пьюмини

– Да, – сказал мальчик. – Ты прав.

– Так значит, откуда начнём? С какой стены?

– С этой. Нет… с той! Или… Видишь, Сакумат, я уже сейчас ошибаюсь, а мы ведь ещё даже не начали.

– Ты не ошибаешься, Мадурер. Ты решаешь. Это всегда трудно – но это необходимо.

– Начнём с этой стены, – сказал мальчик через какое-то время. – Отсюда, справа от двери.

– Хорошо. И что будем писать?

Последовала новая пауза. Мадурер облизывал губы и глубоко дышал. Глаза его были широко раскрыты. Сакумат положил руки перед собой на подушку.

– Мы говорили о разных местах, помнишь? – сказал он.

– Да, помню. Но подожди немного, пожалуйста. Выбирать действительно очень трудно.

– Мы не спешим, Мадурер. Совсем не спешим, ты знаешь.

– Начнём с гор. Помнишь, мы говорили о цветущем луге и пастухе Муткуле? Напишем гору, где живёт Муткул.

– Только одну эту гору, Мадурер?

– Нет, конечно! И горы вокруг. Но не все… а только несколько.

Сакумат без дальнейших расспросов принялся за работу. Наметил углем очертания долины, набросал вокруг острые вершины гор. Подштриховал места, покрытые лесом, и возделанные поля на дне долины. Прорисовал каменные домики и улочку, что поднималась в гору, теряясь временами среди каменистых уступов…

Мадурер за его спиной смотрел как зачарованный. Он то и дело поворачивал голову и переходил с места на место, следя за быстрым движением угля по стене. Потом, успокоившись, садился на подушки и смотрел, слегка прикрыв глаза, радуясь тому, как растёт и расширяется пространство под рукой Сакумата.

– А это что, Сакумат?

– Может быть, обломок скалы. Или хижина. Хочешь, это будет хижина?

– А это может быть хижиной?

– Конечно. До большого поля совсем близко… это может быть хижиной крестьянина.

– И всё-таки, Сакумат, скажи, это действительно хижина? Ты хотел сделать хижину? Это похоже на обломок скалы.

– Это только набросок, Мадурер. Здесь нет ещё ничего законченного. Это могло бы быть камнем. Но может быть и хижиной крестьянина.

Лёгкими касаниями художник добавил несколько штрихов, и рисунок превратился в хижину.

– Это хижина друга Муткула! – с восторгом воскликнул Мадурер.

– Как его зовут? – спросил Сакумат, не поворачиваясь. – Я не помню, чтобы у Муткула был друг.

– Правильно, в рассказе его не было! Но у Муткула ведь мог быть друг-крестьянин, правда?

– Конечно. Человек он общительный, хотя иногда ему достаточно коз и собаки, чтобы чувствовать себя счастливым.

– Тогда пусть его зовут Инсубат.

– Да, это хижина Инсубата. А много было коз у Инсубата?

– Нет, потому что он не пастух, а просто крестьянин. Ещё у него был бык, который тянул ему плуг, и старый ослик с лохматой мордочкой.

Сакумат быстро набрасывал.

– Вот так. Это небольшой загон для быка и осла, – пояснил он. – Видишь, здесь, за хижиной.

Мадурер снова поднялся и с волнением разглядывал стену.

– А где мы поместим хижину Муткула?

– Мы ещё подумаем об этом сегодня, – сказал художник. – Сейчас мы немного устали. И скоро придёт Гануан.

Днём, когда они вместе листали книгу, где было много рисунков, изображавших длинноногих насекомых, мальчик спросил:

– А как же обломок скалы, Сакумат?

– Какой обломок скалы?

– Ну тот, который… тот, который мог быть обломком скалы, но потом стал хижиной Инсубата. Тот, который ещё не был хижиной… в общем, тот, который мог бы там быть…

– Да, помню. Так что же ты хочешь спросить?

– Где он? Не знаю, Мадурер. Он ещё не появился. Было нечто, и мы решили, что это хижина Инсубата.

– Но там ведь мог быть и обломок скалы, правда? А если его там нет, то где он? Я хочу сказать, он что, совсем нигде не существует? Его нет?

Сакумат хотел было ответить, но ничего не сказал.

Он помолчал немного, потом произнёс:

– Может быть, он находится с другой стороны горы. С той, которая нам не видна.

Мадурер принялся листать книгу.

– Пусть он будет с другой стороны горы, с той, где живут угонщики скота. Это там, в кедровом лесу. Он никогда не бывает полностью освещён солнцем, потому что кедровый лес очень густой.

– Тогда там земля должна быть местами покрыта мхом, – сказал Сакумат.

– А какого цвета мох? – спросил мальчик, продолжая листать книгу. – Я читал, что он зелёный. Но какой зелёный – такой, как вот эта бабочка, да? Вот точно такой?

– Чуть темнее. Ближе вот к этому зелёному. Но бывают разные виды мха – конечно, есть и более светлый. Может, и такого цвета, как эта бабочка.

– А ты его видел?

– Нет, в этих краях мха немного. Но дальше на юг, а также на север, в высоких горах, его гораздо больше. Так говорят путешественники.

Мадурер поднял голову.

– Если он правда существует, – сказал он, – и бабочка полетит и опустится там на мох, то никто её не увидит, потому что она такого же цвета.

– Да, – сказал Сакумат. – Она будет невидимой, как ящерица на скале.

Мадурер засмеялся коротеньким смехом, потом сказал:

– А как ты думаешь, сама бабочка знает о своём существовании, когда сидит на светло-зелёном мху?

Сакумат улыбнулся.

– Да. Думаю, она так же знает о своём существовании, как когда порхает в воздухе или сидит на краю дождевой капли…

– А мне кажется, что она знает об этом чуть меньше, – сказал Мадурер, и Сакумат снова услышал его лёгкий, почти невесомый смех.

Глава седьмая

Проходили дни, и рождались горы. Не только долина, где жили Инсубат и Муткул, и склоны, по которым бегала, лая на овец, хромая собака. Ещё много других гор и долин, хижин и загонов, различимых глазом горных козлов и невидимых змей, нависающих скал и маленьких озёр с саламандрами. Всё это рождалось медленно, возникало из того, что Мадурер и Сакумат знали, чего они желали сердцем и создавали в своём изображении, набрасывая, внося изменения, рисуя и наполняя цветом.

Рука Сакумата двигалась неспешно. Он ждал, когда из слов, шуток и воспоминаний родится образ, угодный им обоим.

Белизна первой стены исчезла окончательно. На её месте была теперь гористая часть мира, пространство, равномерно распределённое между близким и бесконечным, между низким и недосягаемо высоким. Каждый мазок кисти давал ему измерение, направление и реальность.

Живопись не закончилась. Скользнув по изгибу, соединяющему две