Большая книга ужасов – 87 - Елена Арсеньева
В эту минуту кто-то постучал в дверь.
– Наверное, иностранка вернулась, – обрадовался Шварц. – Может, привезла какую-нибудь еду?
Ребята наперегонки кинулись к двери, распахнули ее – и замерли: на крыльце стояли продавщица Татьяна и белобрысый долговязый Сереженька. Теперь Василиса вспомнила: этот мальчишка учился двумя классами старше и славился своим задиристым, хулиганистым характером. Сейчас, впрочем, он выглядел сконфуженным и смирным. И Сереженька, и Татьяна держали в руках объемистые пластиковые пакеты и с явным облегчением брякнули их на пол.
– А где иностранкина дочка? – спросила Татьяна. – Как ее, Тасей, что ли, кличут? Или Иркой? Никак не разберусь! Мы вот покушать ей принесли – поблагодарить, значит. Ходят слухи, ее, бедняжку, одной сырой рыбой кормят. Тут вот творожок, сметанка, колбаска, прянички да разного такого-всякого домашнего соленья-варенья, ну и огурчики свеженькие с нашего огорода, и малина… Вы тоже угощайтесь, тут на всех хватит.
Василиса растерянно моргнула:
– Да вы ж, тетя Таня, вроде ругались на берегу…
– Да я ж не знала, – с покаянным видом брякнула Татьяна. – Я ж и подумать не могла, что Тася – или Ирка, да хоть горшком назови! – спасала моего сыночка и его товарища. Да ты сам расскажи, Сереженька!
Сереженька покраснел, долго мялся, путался в словах, но наконец смог поведать, что до самого острова они доплывать не собирались, думали где-то на середине реки порыбачить. Но только остановились и закинули удочки, как вдруг услышали: кто-то чудесно на острове поет. Птица какая-то. И поет лучше соловья! Быстренько смотали снасти и поплыли туда: очень уж любопытство разобрало! – но округу вдруг заволок туман, да так, что не видно стало острова, а по воде поплыли какие-то белые, в красных пятнах, жгуты – наверное, водоросли. Парни захотели посмотреть, что это такое; начали было подгребать ближе, как вдруг раздался ужасный крик, визг, вопль, да такой, что чудесного птичьего пения из-за этого шума стало почти не слышно, а потом поднялись волны, и лодку понесло к берегу. Рыбаки сначала пробовали грести против волн: им все еще было любопытно поглядеть на красные водоросли, да и надеялись, что пение возобновится, – но тут водоросли стремительно приблизились к лодке и начали оплетать весла. Сладкие трели совсем стихли, а пронзительный вопль сделался оглушительным. Волны словно раздвоились: одни отталкивали скрученные в жгуты водоросли подальше от весел, а другие тащили лодку к берегу. Теперь уж гребцы почуяли неладное и стали сами вовсю орудовать веслами. Так и вырвались из тумана, а заодно от пугающих красно-белых водорослей. А тут, на берегу, эта девчонка, как ее там, криком кричит и по воде хлещет, волны нагоняя… – Сереженька умолк и не без труда отдышался, как бы заново пережив эти ужасы.
– Пойдешь налево – просто лес, пойдешь направо – тоже лес. Но если ты в дупло полез, перед тобой волшебный лес! – провозгласил Шварц, с трудом сдерживая улыбку.
– Лес-то здесь при чем? – обиженно буркнул Сереженька. – На реке дело было! Не понял, что ли?
– Понял, понял, – торопливо закивал Шварц. – Это я просто «Сказку о потерянном времени» процитировал.
– Ага, значит, думаешь, я сказки рассказываю? – набычился Сереженька. – А я правду говорю! Чистую правду!
– Эх, ребятушки, – покачала головой Татьяна, переводя укоризненный взгляд с Василисы на Шварца. – Давно вы в Стерлядке не бывали, как я погляжу. Все-то вам в посмех! А у нас народ такого нагляделся, что уже удивляться перестал. Как начала река пожирать берега – деревня наполовину опустела. Разъехались чуть ли не все. Остались только те, кто около леса живет, вроде меня да твоей, Женька, бабы Кати. Надеемся, что река до нас не доберется. Ну и те еще, кто на дне лежит, остались… Ты, Женька, небось помнишь кое-кого из своих друзей прежних? Слыхал, что, когда берег вместе со школой обрушился, несколько человек погибло? Они на спортплощадке играли в футбол. Знаешь про это?
Шварц кивнул:
– Конечно. Ужас…
– Бога благодарю, что Сереженька мой тогда разболелся, – перекрестилась Татьяна, истово гладя сына по плечу. – Что ангина у него была! А то оказался бы на той площадке…
– Дружбан мой наилучший Данька Фролов тогда потонул, – перекрестился вслед за матерью Сереженька. – Помните такого?
– Конечно, – грустно сказал Шварц. – Конечно! Капитан команды был!
Василиса тихонько вздохнула.
У Даньки глаза были зеленые-презеленые, как крыжовник. Вечно разлохмаченные русые волосы, выходя на матч, он завязывал в хвост. Когда Данька мчался по полю, перебирая мяч длиннющими загорелыми ногами, у Василисы замирало сердце… Но особенно хорош он был в воротах: когда играл за вратаря, шансов у противника забить гол не было совершенно, совсем, вообще!
На переменках Василиса бежала сломя голову к тому кабинету, куда должен был перейти на следующий урок девятый класс: увидеть Даньку, пройти мимо, задыхаясь от счастья. У нее даже слезы на глаза наворачивались! Но взглянуть на него Василиса в эту минуту боялась. И однажды она взяла с собой подружку Наташку, а потом начала придирчиво выпытывать, смотрел Данька или не смотрел, когда Василиса шла мимо.
– Не смотрел, успокойся! – фыркнула Наташка, когда Василисино дефиле на дрожащих подгибающихся ногах закончилось. – Нужна ты ему! За ним Олечка Солошина, одноклассница его, бегает. Знаешь, такая с черными волосами, она в них вечно цветочки вплетает – то живые, то искусственные. Коротконогая она, конечно, зато у нее уже такой бюст и такая попа, что все парни на нее пялятся. И Данька твой тоже. А ты что? Худосочная, бледная, плоская. Без слез не взглянешь! И не коса у тебя, а хвост мышиный!
Такого Василиса не ожидала… Всю ночь проревела, впервые ощутив, какая это мучительная штука – ревность, а главное, не понимая, почему Наташка так беспощадно ее пригвоздила. Бабуля, услышав, что внучка рыдает, с трудом добилась причины, а потом бросила сердито:
– С такой подругой и врагов не нужно! Наверное, Наташка тоже по Даньке Фролову сохнет, вот и испортила тебе настроение. А ты сама наберись храбрости да погляди на него, когда мимо идешь, тогда и узнаешь наверняка, смотрит он на тебя или не смотрит. Помнишь: «В любви надо действовать смело…»? Смотри, как бы Данька не остался твоей неспетой песней!
Песенку «Поручение», забавную и грустную, бабуля пела часто, когда делала что-нибудь по дому. Юноша был влюблен в девушку по имени Тоня, но боялся признаться ей в любви, поэтому попросил сделать это за него своего друга. Попросил днем – ну а вечером увидел этого друга с Тоней на танцах в саду городском. И тогда, поняв, что «в любви надо действовать смело, задачи решать самому, и это серьезное
