Юногвардейцы [сборник 1973, худ. Л. Гритчин] - Андрей Дмитриевич Жариков

— А как же птенцы? Пойдем возьмем их в дом.

— Жалостливый ты, как и отец твой. Только где мы найдем их ночью? Измокнем. Вон уже льет.

— Ну а как же на фронте и под дождем солдаты воюют, и в бурю… Ведь птицы погибнут.

— Ладно, идем, — согласился лесник, снимая со стены ружье. — Бери под лавкой фонарь.

Фонарь мигает, вот-вот погаснет. В лицо бьют крупные капли дождя, хлещут мокрые ветки. Пете казалось, что дед идет совсем не туда, куда нужно. Но лесник шел верной дорогой. То и дело ослепляли молнии, над лесом катился гром, и Петя воображал, что он на войне. Страшно, но уступать непогоде нельзя.

Дед Емельян поднял над головой керосиновый фонарь, и Петя увидел развилистую сосну, на которой было гнездо. Один птенец прижался к дереву и испуганно смотрел на огонь.

— Вот он!

Птенец был мокрый и дрожал. Холодно бедняге. Долго искали вокруг деревьев других малышей, но так и не нашли.

Снова блеснула молния и как из пушки ударил гром. Недалеко от Пети упала большая щепа от расколотого молнией дерева. Запахло гарью.

— Видал, как снарядом, шарахнуло, — сказал дед Емельян. — Идем, пока живы.

Возвратились домой мокрые, но довольные. Хоть один птенец спасен.

Утром в лесу снова стало тихо и красиво. Листья сверкали изумрудной зеленью. Пересвистывались птицы, на траве искрились капли воды.

Петя отнес дрозденка в гнездо. На этот раз не трещали старые дрозды и лишь где-то жалобно попискивала синица. Валялись щепки от разбитого ударом молнии дерева, а рядом со щепками — дохлый птенец!

— Бедненький, — бросился к нему Петя.

А живого дрозденка Петя принес домой. Не бросать же его на съедение зверям? В доме дрозд спрыгнул с руки, сел на стол, отряхнулся, зевнул. Весь день птенец не брал пищу. Вечером дед Емельян накрошил на подоконнике несоленой каши и посадил птенца возле корма. Оставшись один, проголодавшийся дрозденок стал есть.

Через два дня он научился хорошо летать, но дом лесника не покидал. Сядет на подоконник, трещит, зовет родителей. Понравилось ему у добрых людей.

А как-то утром за окном протрещал старый дрозд. Птенец забеспокоился, замахал крыльями, картаво ответил что-то на птичьем языке, стал биться о стекло. Петя открыл окно, но старого дрозда уже не было. Птенец тут же порхнул на ветку, с ветки на дуб и, забравшись высоко, стал звать родителей. После ужина Петя хотел забраться на дуб и снять оттуда птенца, но его там уже не было. Улетел.

— Ну и хорошо, — сказал дедушка Емельян, — хлопотно с ним. А нам нужно огурцы собирать. Завтра повезем в госпиталь.

Петя понимал, что предстоит работа в огороде и потребуется его помощь. А дрозд пусть себе летает по лесу до осени. Теперь ему не страшны враги. У него окрепли крылья.

Находка

Петя и раньше собирал грибы в лесу, но, чтобы так много, как на этот раз, не приходилось. И не из-за жадности. Просто потому, что грибы хотели передать госпиталю. Брали белые и грузди. Белые дед называл дорогими. Может быть, потому, что они стоят дороже, чем другие грибы.

То и дело набирали грибов полные корзины и высыпали на полянке возле просеки. Вечером сюда приедет дедушка на телеге и заберет их домой.

На опушке осиновой рощицы дед Емельян облюбовал дерево и, вытащив из-за пояса топорик, прорубил в нем небольшое окошечко.

— Жилище птицам будет, — пояснил он Пете.

Захотелось и Пете прорубить отверстие в дереве, он попросил у деда топор.

— Можно и я сделаю?

Дед разрешил. Петя подошел к дереву и стал рубить уголком топора. Дерево оказалось очень прочным, и так, как у дедушки, прорубить окошечко не удалось.

— Это же свежий клен, а нужно продалбливать в сухой дуплистой осине, — сказал лесник. — Уметь надо различать породы деревьев.

И снова для Пети открылся неизведанный лесной мир. Если раньше он знал лишь сосну, березу, дуб, ель и кое-как отличал калину от рябины, то дед научил его узнавать любое дерево. У осины листья круглые, они шелестят, покачиваясь даже в безветренную погоду. Ствол осины гладкий, светло-зеленый. У клена широкие с вырезами по краям листья, как огромные гусиные лапки. У липы мягкие, круглые, не горькие на вкус, у ореха — жесткие, с зубчиками по краям.

Петя нашел засохшую осину и без труда прорубил окошечко для птиц.

— Здесь будет жить наш дрозд, — сказал он, но не успел еще отойти от дерева, как его ужалили одна, другая, третья пчела.

— Пчелы! Караул! — закричал Петя.

Дед Емельян подбежал к внуку, набросил на него свой пиджак, прижал к земле:

— Сиди! Не раскрывайся! Ты потревожил рой.

Сначала Петя испугался, что потревожил пчел. Может быть, это делать в лесу запрещается? Но, сидя под пиджаком, пропахшим смолой, он слышал, как старик постучал топором по осине, а потом радостно сказал:

— Петруша! Мы двух зайцев поймали: и грибов насобирали, и мед нашли!

Тот счастливый день был полон приключений. Когда возвращались домой, Барбос спугнул дикую утку. Она отлетела шагов на десять и упала. Стала биться, хлопать крыльями, как подбитая.

— Видал, какая хитрая, — сказал дед, — хочет нас обмануть, от гнезда отводит.

Петя подбежал к утке и чуть не схватил ее, но кряква подскочила и полетела. В осоке на кочке было гнездо. В нем десять яиц.

— Тут весной вода была, — сказал дед Емельян, — теперь высохло. Если лиса не сожрет, будут утята.

С хорошими трофеями возвратились дед и внук из леса. Уже поздно вечером съездили за оставленными у просеки грибами. Потом грибы мыли, жарили, а поужинав, пили чай с медом.

Утром дед сказал:

— Хочу с тобой совет держать. Как думаешь, если этот мед мы тоже передадим в госпиталь для раненых?

— Конечно, дедушка. Обязательно надо передать! Только, может, мы немного маме, Женьке и Тане пошлем?

— Золотое сердце у тебя, — сказал дед Емельян. — А мне-то мать наговорила — от рук отбился. Конечно же пошлем немного.

Обрадованный похвалой деда, Петя составил письмо Тане и в конце его поставил подпись: командир ЮТФ. А на рассвете лесник повез в Тамбов огурцы, грибы и мед.

Лунной ночью

Дедушка не возвратился ни к вечеру, ни ночью. Петя сидел возле окна и с нетерпением ждал его. Он скучал, вспоминая Тамбов. Там мама, товарищи. Тоска сжимала горло, и слезы застилали глаза. Нет, Петя не трусил, оставшись один. В случае чего — на стене ружье, из которого он уже умеет стрелять. Да и