Видали мы ваши чудеса! - Ольга Владимировна Голотвина
«Лада-матушка, всем верным сердцам заступница! Не из корысти я в пляс пошла! Любовью моя душа полна так, что вот-вот разорвется! Помоги, Лада, своей дочери!»
Молча, про себя так воскликнула – и упала на межу.
А над нею встала другая девка. Тот же сарафанишко, тот же платок голубенький, те же ря́бины на лице. И пошла та, другая, в такой лихой пляс, что птицы с небес опустились, звери из леса на опушку вышли, рыбы из речушки выскакивать стали – всем полюбоваться охота!
Поняла девка, что богиня Лада приняла ее облик и подменила в пляске.
Старается полудница, кружится, руками машет, но куда ей до богини! Вьется Лада, хохочет Лада, с песней теснит Лада соперницу с поля, к лесу!
На опушке остановилась полудница. Поклонилась смиренно:
– Твоя взяла. Не могу больше…
Ничего не сказала Лада. Молча вернулась туда, где лежала обессиленная девка… и исчезла.
Подошла полудница. Сказала тихо:
– Никогда не видала, чтоб смертный человек этак плясал… Что ж, я слово сдержу. Какое приданое хочешь? Сундук золота? Стадо скота? Наряды дорогие, драгоценными камнями расшитые?
Вздохнула девка: ни золотом, ни нарядами ей любви не добыть! И попросила:
– Не надо мне богатства. Коли можешь, дай мне красу несказанную.
Взмахнула полудница рукавом – и исчезла. А девке показалось, что лицо ей жаром опалило, словно солнце ее приласкало. Потрогала девка свои щеки – гладкие! Исчезли рябины!
Глянула девушка в небо – а уже и вечер, солнце садится! Пора домой…
Как вернулась девица в деревню – все сбежались на нее полюбоваться. Красавица идет – как лебедушка плывет, а лицо золотыми искрами обрызгано. Улыбнется – словно солнечные зайчики на щеках заиграют. Вечер уже, а от нее словно свет идет.
Парень, которого она любила, как раз с дневной работы вернулся, присел на завалинке отдохнуть. Как девица мимо прошла, он и имя свое позабыл. Проводил ее глазами, а потом встал и следом пошел.
Так до поздней осени и ходил за нею хвостом. А под зиму свадьбу сыграли.
А девушки с тех пор стали подставлять солнышку лица да просить, чтоб приласкало оно и их, подарило веснушки…
А ты, внучка, этакую красу сводить вздумала!
* * *
– Ну и зачем ей такой парень? – задрала носик Дарёна. – Клюнул на красоту, как ерш на уду!
– Клюнул-то он на красоту, – возразила Карасиха, – да ходил за девицей до зимы. На красоту многие парни клюют, но чтоб их удержать – одной красы мало. Тут и ум нужен, и добрый нрав, и руки работящие…
Призадумалась Дарёна – и за теми мыслями вылетела у нее из головы избушка Теребихи вместе с ее неприятной хозяйкой.
Впрочем, встретить Нерада у ворот и отдать ему узелок девочка все-таки не забыла.
* * *
Уж коли Яр за что-то брался, так не отступал до самого конца. Хоть и на ночь глядя, а договорился он с хозяином-купцом о недолгой отлучке и достал всё нужное для похода на пепелище.
Потолковал с дедом Карасем, тот сбегал к кузнецу и взял у него на время борону, принесенную в починку кем-то из окрестных мужиков. Старый лапоть и веревочку дал тот же Карась – за медяк. Хозяйка, оторвавшись от вечерних хлопот, одолжила старый хомут и дала обещанный туесок.
А тем временем, по густым сумеркам уже, собрались к Незване трактирные завсегдатаи.
Нет, это не были жалкие пропойцы, спустившие на зелено вино всё свое добро и теперь пропивающие всякую мелочь, что доведется стянуть у соседей. Таких Незвана не привечала, от них доходу мало, а неприятностей много. Такие шли в ночлежный дом у торговой площади или в дешевые кабаки. Вот там за худые сапоги, тут же снятые с ног, или за краденую с шеста для просушки тряпку хозяева наливали глиняную чарку мутной жидкости, которую сами гнали невесть из чего.
Нет, трактир Незваны считался заведением солидным и приличным. (Замужние соседки говорили иначе, ну да бес с ними, мало ли чего от ревности наплетут.) Именно из-за солидности и приличия сюда днем за выпивкой не ходили. Порядочным жителям Звенца днем других дел хватало. А к вечеру, перед сном, собирались звенчане у Не-званы, пили мед, вино или пиво (как кошелек позволял: в долг Незвана не поила даже давних знакомцев), толковали о городских новостях, посмеивались друг над другом – но чинно и спокойно. А уже по глухой тьме расходились по домам с факелами в руках.
Но сегодняшний вечер мог пройти и не так спокойно.
Незвана ходила вокруг стола, шутила с гостями, подливала вино – а украдкой покусывала губы от досады.
Потому что сошлись сегодня в ее трактире два парня – Томила и Соколик.
Обычно они старались не встречаться. Если один сидит у Незваны – другой идет еще куда-нибудь. Скажем, в трактир к Крому Горбатому. Парни и сами понимали, что были они – как кремень да огниво. Как сойдутся, так искра меж ними проскочит. И дело кончалось обычно дракой. Так лучше держаться друг от друга подальше.
И так благоразумно они себя вели, пока не прошла меж ними кузнецова дочь Рассвета, пока не глянула голубыми очами на одного и на другого. Всё, пропали Томила и Соколик, ничего не видят, кроме ее пшеничной косы. Ради красотки Рассветы, за одно ее доброе словцо готовы друг другу кости переломать.
Незване-то что? Пусть ломают, лишь бы не у нее в доме.
Пока-то всё мирно. Все скоморохов слушают. Двое пришли: Горыня и Нерад. Размалеванные, в нелепых цветных шапках – всё как положено. Сказали, что дед Деян устал, пораньше спать лег.
Горыня уже спел веселую песенку про то, как три вора друг у друга добычу воровали. А теперь Нерад бойко рассказывает сказку про то, как лиса, волк и медведь вместе на охоте добыли дикую свинью и принялись мясо делить.
– Решили они годами считаться: мол, самый большой кусок достанется самому старшему… – Не-рад изменил голос, сделал его женским, лукавым: – Лиса запела: «Когда Адама с Евой выгнали из рая, уже в ту пору я была совсем седая!» Тогда и волк запел: «Еще и не был создан свет, а я уже тогда был сед…»
Горыня на гудке подыграл тягучей волчьей песне.
А Нерад закончил:
– А медведь встал да как рявкнет: «А у меня ни сединки, а вам не будет свининки!» Сгреб свинью да унес…
Гости слушали, посмеивались, подталкивали друг друга в бока.
Незвана тоже посмеялась, а
