Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Ах, о многом, о многом надо переговорить Збигневу с отцом Арнольдом!
Весть о болезни, приключившейся с Ланге, поразила юношу только потому, что Митта не оставила ему хотя бы маленькой цидулки. К самой болезни профессора студент отнесся несерьезно: ему, ближайшему подручному Ланге, было известно, что тот иной раз прикидывается больным, чтобы пропустить занятия, а за это время составить гороскоп или за особую плату прочитать лекцию по астрономии заезжим студентам - в память былой славы Краковской академии сюда по-прежнему еще стремились бродячие студенты изо всех стран.
Правда, сейчас слава эта несколько поблекла, прошли времена Мартина Былицы или Войцеха Брудзевского*, когда Краков насчитывал тысячи студентов и соперничал с такими городами, как Рим, Болонья или Падуя.
______________ * Мартин Былица и Войцех Брудзевский - всемирно известные профессора Краковского университета.
Да оно, пожалуй, и к лучшему! Таково мнение и сурового отца Каэтана, которого Збигнев проведал в Кракове, и отца ректора, и вот даже снисходительный и просвещеннейший отец Арнольд находит, что непрекращающиеся толки о знаменитых ученых, поэтах и философах древности вызывают излишнее брожение в умах. Шутка ли сказать, сейчас даже в проповедях, произносимых с амвона, некоторые отцы церкви находят уместным говорить не о христианских мучениках, а о достоинствах того или иного поэта или философа!
Патер Арнольд встретил Збигнева, как самого близкого человека.
- В этом замке, - признался он, - пожалуй, только с вами, да еще с браневским бургомистром, да с моим другом Гуго фон Эльстером я могу говорить, как равный с равным.
Польщенный Збигнев отвесил низкий поклон.
- Я не преувеличиваю. С вами мне даже приятнее беседовать - я ведь по призванию наставник, учитель, проповедник и отнюдь не предназначал себя к такой блестящей доле, которую мне уготовил его святейшество папа! Мне радостно следить, как брошенные мною в бесхитростные души семена со временем дают всходы. Я счастлив возможности опекать эти всходы, оберегать их от палящего солнца или от зимней стужи.
- Семена, посеянные вами в моей душе, святой отец, - ответил Збигнев, уже пустили крепкие корешки. И я надеюсь, что недолго ждать того времени, когда они дадут и всходы, только мне нужны ваши повседневные наставления... Многое сейчас смущает мою душу, но я еще сам не знаю, как поведать вам о своих сомнениях.
- Не торопись, сын мой, с признаниями, - сказал патер заботливо, - у тебя, конечно, есть постоянный духовник, которому ты и исповедуешься еженедельно. Наконец, у тебя есть родной отец... Что, сын мой, я затронул какую-то больную струну в твоей душе? Почему ты так нахмурился?
- Отец мой прекрасный человек и храбрый шляхтич, - ответил Збигнев горячо, - но как могу я говорить с ним о своих сомнениях, если он настроен против всего того, о чем я мечтаю, к чему стремится моя душа, если он, стыдно сказать, изгнал даже из нашего дома отца Каэтана из-за того, что тот якобы стремится сделать из наследника рода Суходольских ксендза или монаха... Нет, с отцом я не могу говорить по душам! Вот пришли каникулы, а меня совсем не тянет домой... Профессор уехал, я места себе не найду, но домой меня не тянет...
- Может быть, виною тут и не отец твой, - мягко возразил патер Арнольд. - Нет, нет, не смущайся, я говорю не о паненке Митте. Просто мы знаем случаи, когда самым близким людям мы не можем открыть свою душу, но легко делимся затаенными помыслами с первым встречным подорожным спутником или застольным собеседником... Случается поэтому, что мы посвящаем в свои дела людей, не заслуживающих доверия. Лучшее лекарство от такого душевного одиночества, как ты знаешь, исповедь. Тайна исповеди убережет тебя от излишнего любопытства, душу свою ты облегчишь, и, что важнее всего, на тебя снизойдет благодать господня, в этом-то и заключена святая тайна святого таинства... Но, бедный юноша, у тебя, как я понял, отняли даже твоего духовного пастыря!
Перебирая четки, патер Арнольд внимательно приглядывался к Збигневу.
- Не падай духом, - сказал он наконец. - Я помогу тебе. Даю тебе три дня, подготовься, сын мой, постом и молитвой очисти свое тело и душу и в четверг, до того, как позвонят к ранней обедне, приходи, я приму от тебя исповедь.
Взволнованный и умиленный, направился Збигнев в свою комнату. Подумать только: отец Арнольд фон Бреве, папский легат, в прошлом - исповедник самого великого магистра Тевтонского ордена, согласен стать его духовным отцом!
Три дня дожидался патер Арнольд исповеди своего нового духовного сына, не проявляя никаких признаков нетерпения. Однако за полчаса до назначенного срока патер несколько раз выходил из своей комнаты, вглядываясь в темноту коридора, а один раз даже поднялся по лестнице, ведущей в помещение для слуг и незнатных гостей, и, остановившись у двери Збигнева, внимательно прислушался. Нет, юноша, очевидно, еще спит.
Дело в том, что только что на взмыленной лошади прискакал нарочный из Лидзбарка и привез патеру Арнольду письмо. Желательно было бы поскорее принять исповедь от Збигнева. В ожидании юноши патер не удержался и еще раз пробежал глазами полученное послание. За этим занятием и застали его фон Эльстер и только что прибывший в замок бургомистр Филипп Тешнер.
"Я просидел две недели запертый в кладовой замка и осмотрел все, что вы мне приказали, - читал им патер вслух. - Оружия здесь много, но ни пороху, ни бомбард я не видел, возможно, их хранят в другом месте. Из кладовой, где я заперт, ведет ход в другую, а та снизу доверху завалена мешками с мукой и заставлена бочками с солониной. Вот все, что я видел в погребе... Однако и за окном погреба мне довелось наблюдать, как каноник Коперник выпроваживал из замка вышеупомянутого студента Каспера.
Обняв и поцеловав его, каноник затем осенил его крестным знамением. Может быть, каноник Коперник так привязался к этому студентишке, что разлука с ним доставляет ему истинное огорчение, но мне послышалось, что Каспер сказал: "Я сделаю все, как надо". Сообщаю я все это вашему высокопреподобию с такими подробностями, так как мне думается, что не просто учиться едет этот любимец каноника. Такие сообщения не входят в мои обязанности, но я столь обязан вашему преподобию, что рад случаю быть вам полезным. Полагаю, что студентишку этого послали с каким-то важным поручением.
Нижайший слуга ваш и почитатель - бакалавр Вильгельм Нишке".
Вильгельм Нишке был молодой забулдыга, изгнанный за пьянство из канцелярии прихода святого Стефана в Квиздыне. Бакалавр отлично играл на лютне и обладал хорошим голосом. Если бы не его порок, он мог бы заслужить себе доброе имя при любом княжеском дворе. Патер Арнольд подобрал его буквально под забором, и при содействии Тешнера его удалось пристроить певчим в лидзбаркский костел. В благодарность за это пропойца рад выполнять кое-какие поручения своих покровителей. Отец Арнольд посоветовал ему для виду якобы в нетрезвом состоянии затеять драку. По распоряжению маршалка Беньовского таких забияк для острастки обычно сажали на хлеб и воду и запирали в подвале замка. Неизвестно, знает ли его преподобие отец Миколай о том, что провинившиеся имеют возможность обозревать все припасы, которые он заготовляет, безусловно, на случай войны... Может быть, и знает, но, несмотря на свою предусмотрительность, очевидно, не придает этому значения.
Трое друзей готовы были тотчас же приступить к обсуждению письма, однако патер Арнольд, подумав, нашел это преждевременным.
- Мы обо всем потолкуем на досуге, - заметил он. - Сейчас я дожидаюсь прихода моего нового духовного сына... Может быть, и от него я услышу что-нибудь для нас полезное. Да и Филиппу необходимо подкрепиться с дороги. Ступай к повару, хозяева оставили в полном моем распоряжении кухню, а также погреб с припасами и винами...
Отец Арнольд велел Збигневу три дня поститься, то есть не вкушать мясной пищи, не пить вина, не читать светских книг и проводить время в молитвах.
В замке Мандельштамм строго соблюдали все посты - и пасхальный, и рождественский, и летний - и, кроме того, не ели мясного по средам и пятницам. Однако в замке был отличный повар, прекрасно готовивший рыбные блюда, вино в постные дни заменялось медком, квасами и наливками, а Збигневу казалось, что только путем полного воздержания он сможет очиститься от скверны.
Поэтому юноша три дня пил только ключевую воду и заедал ее сухим хлебом. Утром в пятницу он поднялся с легким головокружением, но действительно весь какой-то светлый и легкий. Спускаясь с лестницы, он чувствовал, что его точно несут крылья. Постучался он в дверь патера Арнольда с чувством умиления и благоговейного страха. Несмотря на ранний час, у отца Арнольда сидел уже рыцарь фон Эльстер. Поняв, очевидно, состояние юноши, рыцарь не вступил с ним в беседу, но, только приветливо кивнув, тотчас оставил комнату. Подойдя под благословение патера, Збигнев увидел лежащий на столе холст с изображением святого Кристофора, переносящего через реку младенца Иисуса. "Что это, чудится мне, что ли?" подумал юноша с испугом. Вместо святого Кристофора с холста на него смотрел Каспер Бернат. Однако Збигнев тотчас же отогнал от себя мирские мысли. "Нужно было хлеба тоже не вкушать! Многие святые подвижники месяцами пили только одну ключевую воду".
