Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства - Дмитрий Викторович Севастьянов
На привязи они держали неизвестно где пойманную коричневую дворнягу.
А за горизонтом ураган
С грохотом и гомоном и гамом
Путь свой начинает к Зурбагану[9].
Голоса поющих эхом отдавались в соседнем сквере.
Илья, вооружился Жениной кепкой и просил денег у прохожих.
– Подайте, пожалуйста.
Миловидная бабушка в розовых очках и вязаной кружевной шапке протянула Илье горсть мелочи.
– Собачке на пропитание.
– Не собачке, – признался Илья. Иногда его честность могла вызвать радость у любого шпиона. – Это Цыгану. Он нам ножом угрожает, деньги требует. Спасибо большое.
Бабушка застыла в растерянности. Илья взял деньги и пошел дальше.
На базе наступило время обеда, и Алик спокойно уселся у стола вместе с сослуживцами. Арбуз на десерт сегодня попался удачный – красный, как сигнал светофора, и сладкий.
Однако трапезе Алика помешала пачка писем, влетевшая с размаху прямо ему в лицо. Афганец отвел взгляд от заваливших его конвертов и красных капель.
Надежда стояла перед ним и кипела от злости.
Алик замер с куском арбуза в руке.
– Ты че, сестренка? Накатила, что ль… с утра?
– А ты че, братишка, героя из себя строишь, рожа ты бандитская? – Она уперлась руками в бока и нависла над столом. – Значит, получается, ты у нас в Югославии воюешь? Папе письма пишешь, да? Ты у нас герой, а я, простите, пожалуйста, грязь из-под ногтей?
Алик взял письма и осмотрел, опустив глаза.
– А с чего ты взяла, что это я пишу? У меня даже машинки нет. Слушай, может он сам себе пишет, а?
Надежда порылась в сумочке.
– Ты знаешь, а мне плевать. Сам пишет, не сам пишет… Ты давай-ка возвращайся, его из дома престарелых выгнали. И мне плевать, из Югославии ты притащишься или еще откуда-то. Он тебя ждет. Ясно?
Алик подошел к сестре, схватил ее за руки и отвел в сторону.
– Слушай, сестренка, ты че, хочешь мне старика сбагрить? Нет уж.
– Понятно… – вздохнула Надежда, залезла на скамейку и обратилась уже ко всем: – Минуточку внимания!
Афганцы побросали дела. Сидевшие за столом отложили ложки и уставились на женщину.
Со всем драматизмом, доступным человеку, работающему на рынке, Надежда продолжила:
– Я – сестра Алика! У нас случилась беда. У нас только что выгнали нашего отца из дома престарелых, и ему негде жить! А тебе, значит, отец не нужен, верно? – Она посмотрела на Алика – тот не ответил. – Так, Алику отец не нужен! Слушайте, я не знаю… Может, у кого-то есть сердце? Помогите, пожалуйста!
Алик не стал ждать, чем закончится сцена, и молча зашагал в подсобку.
– Подожди, а ты куда пошел-то? Эй, погоди-ка! – крикнула Надежда, догоняя Алика. – Я, кстати, тебе не хочу быть должна. – Нагнав брата, она бросила на железную бочку тысячу долларов.
Алик посмотрел на купюры с презрением, затем подобрал и швырнул их в ответ:
– Сиделку ему на эти деньги найми.
– Братишка, а мне не нужна твоя подачка!
Теперь они перекидывали пачку, как воланчик для бадминтона.
– Я их сожгу, – не выдержал Алик.
– Сжигай. – Надежда уже стояла в дверях. – Это ж твои деньги, а не мои.
Алик взял у ближайшего афганца горящий газовый резак, и спалил полученные доллары. Лицо Надежды вытянулось от изумления.
Такого поворота точно никто не ожидал.
Стоявший рядом Гриша почесал голову под синей шапкой:
– Ну и на кой черт, Алик?
Несколько мучительных часов закончились, и квартет новоявленных уличных музыкантов ушел от ворот Дома культуры за угол, где у белой колоннады подростков ждал Цыган. Саня нехотя протянул ему вырученные деньги. Тот пересчитал купюры и с подозрением посмотрел на всю компанию.
Расстроенный Саня высыпал мелочь из заднего кармана.
Цыган удовлетворенно улыбнулся.
– Ладно, хрен с вами. В расчете. Пока что. – Он положил деньги в карман и двинулся вдоль желтой стены с рядом тяжелых стальных дверей неизвестного назначения.
– Подожди! – воскликнула Женя. – Собаку-то свою заберешь?
– Да я ее на помойке нашел, – не оглядываясь, буркнул Цыган. – Без нее бы вам все равно не подали, рожи у вас больно сытые.
Когда Цыган исчез из виду, Вовка вздохнул с облегчением:
– Ладно. Пойдем отсюда. И так уже полдня коту под хвост.
– А собака? – Женя по инерции продолжала гладить дворнягу. На улице стояла жара, но друг человека сохранял удивительное спокойствие. – Может, хоть покормим ее?
– Она уличная. – Саня свернул за колонну. – Сама еду найдет.
– Да подожди! – окрикнула Женя. – Ну посмотри на нее, тебе не жалко?
Он выглянул в просвет и оценил собаку. Хорошая. Большая. Бежевая с черным боком. С черными грустными глазами.
– Ну… Жалко…
– Что-то непохоже, – настаивала Женя.
– Ладно, собака. Пойдем-пойдем. – Саня взял зверя за веревку и потащил за собой.
Кое-как убедив нового друга подняться в подъезд, они притащили таз, мочалку, кусок мыла и ведро воды.
Собака сидела в тазу и улыбалась, пока Женя намыливала ей лапу. Вовка сидел в кресле и с презрением смотрел на водные процедуры.
– Заняться вам больше нечем.
– Ты просто бесчувственный, как веник, – возразила Женя, подставляя лапу собаки под струю воды из ведра.
– Да я не в этом плане, – выкрутился Вовка, – я в том смысле, что псина же опять испачкается.
– Сам ты псина. У нее вообще-то имя есть.
– И какое? – съехидничал Вовка.
Женя и Саня переглянулись. Дать собаке имя в суете они как-то совсем забыли.
– Сергей Вениаминович. – Илья принес новое ведро и зеленое полотенце.
– Почему? – удивился Саня.
– На деда моего похож.
Женя на всякий случай осмотрела собаку.
– Это девочка. А может… Лесси? А? Как вам? Лесси. А?..
– Лесси Вениаминович? – не понял Илья.
– Лесси… – Женя обратилась к собаке.
Та тихо проскулила и подняла уши.
– Вот, видишь! – обрадовалась Женя. – Реагирует. Значит, все – Лесси.
– Ты прям дрессировщица, – рассмеялся Саня.
Женя привычно возмутилась:
– Слышь!
Саня зачерпнул кружкой воду из ведра и будто случайно брызнул на Женю. Следующие несколько мгновений они плескались и дурачились, как на пляже, смеясь так, что Вовку передернуло.
– Тоже мне, блин, «Твикс»… сладкая парочка.
Илья протянул Жене полотенце. Не зря нес.
– Спасибо. – Женя приняла полотенце и тотчас передала Сане.
Они вместе вытирали собаку, и вдруг их руки соприкоснулись. Женя покраснела и убрала ладонь.
– Ой, извини! – Освободившимся краем полотенца Саня вытер с себя брызги.
