Юногвардейцы [сборник 1973, худ. Л. Гритчин] - Андрей Дмитриевич Жариков

— Чего она понимает? Был бы врач, а то врачиха. Горло болело утром. Уже прошло. Хорошо, у кого шея толстая.

Начальник штаба, казавшийся Володе самым строгим человеком и белоручкой, потому что был всегда опрятен и делал замечания подчиненным за неряшливый вид, пристально посмотрел на Володю и приказал:

— Вынимай бумагу из-под каски. И солому выбрось из сапог!

Володя сел на выгоревшую траву, разулся, кряхтя, вывалил из сапог солому, а обуться не успел — начался обстрел. Снаряд пролетел над штабом и разорвался где-то далеко в тылу. Вслед за первым просвистели еще два подряд…

Володя, схватив сапоги, путаясь в портянках, побежал к землянке. У входа упал и кубарем свалился к двери.

Начальник штаба сидел за столом и, не обращая внимания на босоногого гвардии рядового Валахова, говорил по телефону:

— Хорошо, я пришлю вам проводников!

Кончив разговаривать, он окинул взглядом Володю и сказал:

— Найди Левашева из разведки и вместе с ним пойдешь после обеда в штаб дивизии. Приведете пополнение ко мне. Задача ясна?

— Ага, — ответил Володя.

— Это еще что за «ага»? А ну-ка по-военному!

— Есть! — исправился маленький солдат.

— Так-то, — улыбнулся майор.

Резервы

Левашев собирался словно на парад: надел новую гимнастерку с двумя медалями, достал где-то щетку, стал чистить сапоги. Сапоги уже блестят, как лакированные, а он все чистит, натирает куском шинельного сукна.

— Запылятся, — замечает Володя. — Все одно… В бою хуже, если блестят. Демаскируют.

— В бой пойдем, тогда иное дело, — ответил Левашев, — а сейчас нам поручено привести в полк новичков. Что скажут они, если мы заявимся неряхами?

Володя взял щетку, тоже почистил свои новенькие сапоги. Правда, блеска не получилось, но все же стали чище.

Шли по лугу, потом свернули в лесок. В кустах стояли танки, новые автомобили, зачехленные пушки. Часовой махнул рукой — обойти стороной. Пришлось свернуть.

На утоптанной полянке маршировали солдаты с автоматами на груди. Красиво ходят. Ряды ровные, удар ногами единый.

— У нас в школе тоже учились маршировать, — вздохнул Володя. — А теперь и школы небось не стало. Сжигают фашисты все.

— А где твоя школа? — поинтересовался Левашев.

— В Мелитополе. Я и в Васильевке учился, только на дому. Болел.

— Оля учила? Так ли? То-то я смотрю, парнишка знакомый, хотя и видел тебя только один раз. Вот ведь встреча… А ты не узнал меня?

— Немного узнал, только не хотел говорить, — смутился Володя. — Боялся, что отошлете домой…

— Ну и ну! Значит маскировочка? А я то думаю, почему хлопец глаза свои васильковые прячет. Что же, ты думаешь, только по глазам узнают людей? Был-то совсем малыш. А ты, кажется, сказал командиру, что кончил пять классов и годов тебе «тринадцать с гаком». А если по-честному?

— По-честному соврал… Хотел…

— Можешь не говорить, что хотел, я знаю. И все же это плохо. Но исправимо, — улыбнулся Левашев и надвинул на лоб пилотку. — Мы по-военному преодолеем тот «гак», что ты прибавил к тринадцати. Потом доложишь командиру: «Ошибка исправлена». Согласен?

— Факт, согласен. Только чтобы тайно, — попросил Володя.

Володя понимал, что рассказ о событиях в Васильевке, об Оле и Мише, о своих тяжелых днях расстроит Левашева, да и самому тяжело вспомнить такое, поэтому он не стал вспоминать прошлое. Левашев тоже не торопился с расспросами.

Обошли кусты, наткнулись опять же на пушки. Стоят в глубоких окопах под сеткой, опустили стволы, притаились.

— И чего молчат? Лупить фашистов надо. Чапали бы на фронт, — заметил Володя. — Танки вон тоже киснут в тылу.

— Резервы. Вот подкопим силенки, пойдем в наступление.

— Зачем резервы прячутся в кустах, если фашисты лезут?

— Твоя мать варенье варила? — неожиданно спросил Левашев.

— Факт. Вишневое. И мед покупала, — ответил Володя. — До войны только.

— И все сразу на стол? Или понемногу давала, по праздникам?

— Конечно понемногу, все сразу слопаешь, а потом?

— Значит, мать держала вкусное в резерве? — Левашев уступил дорогу офицеру, отдал честь, потом положил руку на плечо Володи, сказал строго: — Брось это словечко «слопал». Учись говорить красиво, грамотно. Что получилось бы, если ты перед строем солдат сказал: «Чапайте, братцы, лопать».

Володя засмеялся. Смешно стало, когда услышал свои слова из уст Левашева.

— Когда офицером стану, не буду так говорить. А пока…

— Воздух! — послышалось из кустов.

Дружно застучали зенитки.

— Рама, — сказал Володя. — Ого, куда забралась…

— Боится зенитчиков, — пояснил Левашев. — Разведчик. Если засечет вот эти танки в кустах, жди бомбардировщиков. А ты говоришь, танки прячутся. Маскируются, брат.

— Скорей бы двинули эти резервы. В бой охота. Ух, я фашистам задал бы…

— Ты думаешь, резервы в кустах только отдыхают? — спросил Левашев. — Они обучаются, готовятся, запасаются боеприпасами. Тебе тоже надо подучиться. Автомат надо знать, пулемет, гранаты… Тактику боя понять необходимо. В бою пригодится.

— Я автомат знаю, — похвастался Володя. — Пробовал стрелять. А вот тактику не знаю. А без нее можно?

— Тактика, брат, наука. Тут и силы противника знать надо, и его вооружение, и как применять свои автоматы, артиллерию, танки… Как и когда выдвигать резервы, как блокировать огневые точки. Это очень сложно. Не думай, что с винтовкой и с криком «ура» легко гнать врага. Кто так думает, победу не завоюет.

Не понять пока все это Володе. Он убежден, что побеждает только тот, кто смело бросается на врага.

Наконец пришли в хутор. Нашли штаб дивизии. Снуют легковые машины, возле хат часовые. Солдаты — их было человек сто — уже ждали проводников.

— Узбеки и казахи, — шепнул Левашев Володе. — Ребята хорошие, только по-русски говорят плохо.

Володю окружили солдаты. Удивляются: такой маленький, а уже на фронте.

— Он обстрелянный, — сказал Левашев. — Маловат, но у него большие счеты с врагом.

— В гвардейском полку будете служить, — сказал Володя и выпятил грудь, показывая свой значок. — Проявите себя в бою, получите такой же значок.

— Якши, — ответил усатый солдат, улыбаясь.

— Якши, якши, — заговорили и другие.

Левашев объявил:

— В полк пойдем, когда стемнеет.

— Якши, — ответил сержант с обвисшими редкими усами.

— А сейчас все в тень под яблони и не расходиться! Быть на месте.

— Под яблони и не расходиться! — повторил усатый сержант.

— А мы, — спросил Володя, — тоже в саду посидим?

Левашев и Володя уединились под густой вишней, подкрепились сухим солдатским пайком, состоящим из куска хлеба и банки тушенки, и завели неторопливый разговор. Все, что так густо накипело в сердце маленького солдата, все, что пережил и передумал, Володя рассказал Левашеву.

— Теперь я понимаю, — сказал бывший учитель, — ты должен сам отомстить им за все.

Письмо