Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Создание специализированного Азиатского отделения явилось показателем резко возросшего значения «восточного вопроса» в политике России и усиления роли Военного министерства в решении внешнеполитических вопросов с целью решения военных вопросов в Азии еще за четыре года до описываемых событий.
С момента создания Главного управления Генерального штаба Министерство иностранных дел перестало быть основным организатором сбора разведывательной информации за границей, в том числе и военной. Это вызвало вполне понятную ревность и неудовольствие у руководства МИДа, в том числе и у министра Горчакова, что обострило и так не простые взаимоотношения между двумя министерствами.
Надо сказать, что центральные органы военной разведки были первоначально сформированы в качестве эксперимента всего на два года, однако принятая структура оказалась эффективной и жизнестойкой, что и предопределило ее сохранение.
Именно Азиатское отделение находилось на острие Большой Игры. Помимо всего прочего, офицеры Азиатского отделения занимались изучением армий в сопредельных странах (в том числе в Индии), а также снаряжением военно-ученых и других экспедиций.
К сожалению, штат Азиатского отделения насчитывал всего двух офицеров – заведующего частью и его помощника. Разумеется, два специалиста не могли качественно отслеживать состояние восточных дел. Прежде всего, это относилось к проблеме присоединения Средней Азии к России. К сожалению, разведывательные функции Азиатской части были ограничены лишь статистическим изучением вновь присоединенных территорий в Средней Азии и на Кавказе. Задачи «составления военно-статистических сведений» об азиатских странах должны были решаться генерал-губернатором Туркестана.
Военный министр Милютин, разумеется, отдавал себе отчет в том, что для борьбы за присоединение Средней Азии необходимо всестороннее изучение и разведка этого края. Без точного представления о географии и природных ресурсах Туркестана, о быте и обычаях населения невозможно успешное решение политических задач. Назначенному на должность туркестанскому генерал-губернатору Кауфману Милютин заявил:
– Малая известность этого края, разнообразие богатств природы, начинающееся развитие промышленности, быт среднеазиатского населения, в среду которого мы впервые проникли так далеко, – все это представляет богатый и интересный материал для исследований.
Став туркестанским генерал-губернатором, Кауфман начал активную разведывательную деятельность по исследованию края. В Ташкенте началось активное географическое, историческое и статистическое изучение края. Наделенный правом самостоятельных внешних отношений с приграничными странами, генерал-лейтенант Кауфман начал сам организовывать военно-научные экспедиции для изучения сопредельных территорий.
* * *
Вообще военно-научные экспедиции как форма военной разведки применялись Россией на мусульманском Востоке весьма активно и весьма эффективно. На первом месте среди задач таких экспедиций стояли именно военные. Возглавляли их либо видные ученые, либо офицеры генштабисты, либо торговцы. Чаще всего такие экспедиции осуществлялись под прикрытием Русского географического общества и официально, чтобы лишний раз не возбуждать англичан, имели вид научных. Разведка всегда производилась комплексно. В составе экспедиции обязательно присутствовал топограф, иногда топографов было несколько, а возглавляли их офицеры-геодезисты. В их обязанности входила съёмка местности для последующего нанесения на карту, изучение путей возможного продвижения войск, обеспеченность их водой, запасами пищи, фуража, знакомство с местным населением, изучение особенностей государственного устройства стран, через или в которые направлялась экспедиция.
Следует сказать, что военно-научные экспедиции почти всегда предшествовали военному наступлению России в тот район Востока, куда они были направлены. Помимо этого, в ряде случаев совершались и одиночные поездки офицеров Генерального штаба как под своими фамилиями, так и инкогнито под различными предлогами (путешествие, возвращение из отпуска, научная деятельность). В ряде случаев, чтобы избежать скандала с Горчаковым, это делалось без ведома Министерства иностранных дел. Особенно это касалось Афганистана – страны, закрытой для иностранцев и поэтому представлявшей большую проблему для нашей военной разведки.
Что касается военно-дипломатических миссий, то они имели много общего с военно-научными. Отличие же заключалось в том, что на первом месте среди задач миссий стояли дипломатические, а остальные являлись уже второстепенными.
При этом все равно в составе дипломатических миссий всегда находились генштабисты, которые в ряде случаев и возглавляли их.
Нужно заметить, что важным отличием всех военно-научных экспедиций было то, что участвовавшие в них офицеры-разведчики должны были предоставить в качестве отчета не простое военно-топографическое или геодезическое описание как при рекогносцировках, а полноценный военно-статистический анализ.
Весьма распространенной формой военной разведки, как нашей, так и английской, во время Большой Игры была агентурная разведка. Агенты получали сведения от местных жителей, завербованных ими в качестве информаторов. Способы вербовки информаторов были различны: добровольно-принудительный, когда будущие информаторы сами предлагали сотрудничество или получали разведывательные задания «в нагрузку» к основным (купцы и путешественники). Второй способ вербовки – подкуп. На мусульманском Востоке этот способ создания агентуры всегда был особенно распространен. Брать деньги за информацию не брезговали ни бедные, ни богатые, ни простые крестьяне, ни чиновники, ни даже представители верховной власти. Поэтому подкупом пользовались все и всегда. Наконец, третий способ – принуждение к шпионству путем шантажа ни нашей, ни английской разведкой на Востоке почти не применялся.
Сведения, которые доставлялись информаторами, обычно носили разноплановый и спорный характер. В основном это были отрывочные сведения. Но на основании таких сведений, полученных из разных источников, очень часто и составлялись в Военном министерстве и штабе оренбургского генерал-губернатора аналитические отчеты.
Но были и исключения, так, в Персии наша агентура работала как хорошо отлаженный часовой механизм, десятилетиями не давая сбоев. Из Тегерана мы получали детальные сведения о тайных замыслах и действиях англичан не только от посла и своих консулов, имевших многочисленную агентуру в туркменских племенах (которые англичане постоянно пытались натравить на Россию), но и непосредственно от персидского министра иностранных дел, который сам был нашим платным агентом.
* * *
Увы, начальный период централизации военной разведки не обошелся без серьезных интриг. Когда заведующий Азиатским департаментом Министерства иностранных дел граф Игнатьев официально объявил, что видит главную задачу азиатской политики России в наступлении в глубь Средней Азии, он сразу наткнулся на полное непонимание своего шефа Горчакова.
– Куда вы все время лезете, граф! – довольно грубо предостерег Игнатьева министр. – Умерьте свой юношеский пыл!
– Как вы не понимаете, что нам надо как можно быстрее вытеснить из азиатских ханств англичан, эмиссары которых уже давно нагло там действуют.
На это Горчаков демонстративно затыкал уши. Увы, Игнатьев тоже вел себя вызывающе. Нарушая служебную этику, он часто действовал откровенно против своего же министра заодно с генералом Милютиным, дерзко выступал на совещаниях в министерстве, продолжая вводить в ступор своего начальника:
– Я утверждаю, что вся будущность России – политическая, торговая и промышленная – находится только в Азии, а не в прогнившей Европе! Наше присутствие в Средней Азии будет несравненно большими ручательствами сохранения мира, нежели содержание самой многочисленной армии в Европейской России и союз с европейскими державами. Даже одна пехотная бригада
