Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка
Петра Мороза привязали к белой берёзе недалеко от его хаты. И вдруг, как по команде, каратели отскочили от берёзы. В то же мгновенье и кузнец, и белый ствол дерева вспыхнули.
— Дедушка! — ахнул Олесь.
Толпа глухо застонала. И тогда-то первым бросился на вооружённого до зубов карателя смуглолицый Степан Козак. Он вырвал у солдата автомат и, уложив на месте двух палачей, устремился к живому факелу, крича:
— Тушите! Тушите! Люди-и!..
Но не успел Степан Козак подбежать к берёзе, как упал, сражённый автоматной очередью…
Догадываясь, кто донёс немцам на Петра Мороза, Сильвестр понимал, что управляющий графа на этом не остановится.
— Нельзя нам назад до хаты… Схватят они меня, Лесь…
— Бежим в лес, дедушка. Там они нас не найдут.
И они благополучно скрылись в лесной чаще.
Дедушка был в лесу, как в родной хате. Каждую тропинку знал, казалось, с каждой птицей был знаком. Шли уже часов пять, когда Олесь не выдержал и спросил:
— Куда мы идём, дедусь?
— До одного моего друга, тихо ответил старик, с трудом дыша от усталости. — Да, годы своё берут… Видишь, одышка мучает…
— Так вы трохи отдохните.
Дедушка остановился и насторожённо стал прислушиваться. Сделал знак, чтобы Олесь ложился. Притаился и сам.
Хватаясь руками за ветки и поддерживая друг друга, брели двое в полосатых штанах и куртках.
— Лагерники… — прошептал Олесь.
А через несколько минут Юра уже обнимал Олеся, и, не замечая, как текут по щекам слёзы, торопливо, словно боялся, что не успеет рассказать о всех пережитых ужасах, говорил, говорил, говорил…
— Ов-а, хлопцы, больно одёжа ваша меня пугает, — озадаченно качал головой Сильвестр. — А помочь вам, ясное дело, надо…
Лесничий был другом детства Сильвестра Борандия, любил его, как родного брата, но даже он побоялся дать приют беглецам в полосатой одежде.
— У меня тут поблизости немцы. Слышите?.. Это они бросают в озеро гранаты, глушат рыбу… Как нагрянут сюда, найдут, мне капут!
— Не спрячешь, погибнут хлопцы, — хмуро проговорил старый Сильвестр.
После трудной душевной борьбы, лесник сжалился над беглецами, пустил их на чердак. Дав им туда ведро волы, немного хлеба и сушёных яблок, он замкнул Юру и Франека на чердаке.
Минуло две недели, но немцы не навещали домик лесника, будто забыли, что он существует.
— А всё же надо уходить, — сказал как-то Франек. — У меня во Львове дядя Стах живёт…
— Я во Львов не пойду, — отрицательно качнул головой Юра. — Хочу к партизанам. Слышал, лесник говорил, они где-то тут близко…
Было решено, что Франек и Олесь утром следующего дня начнут добираться во Львов. Это была очень тяжёлая задача, потому что поезда теперь ходили только военные.
Юра в серых холщёвых штанах и постолах, старенькой свитке и высокой чёрной бараньем шапке был похож на местного паренька. В мешке за плечами лежало несколько чёрных сухарей и топорик, подаренный лесником.
— Когда кончится война, я вернусь и поблагодарю вас, добрые люди, — низко поклонился старикам Юра.
Сильвестр обнял юношу, поцеловал в голову и сказал.
— Возвращайся, сынок, живой и здоровый.
Глава восьмая. Бандиты
Юра, помня наказ старого Сильвестра Борандия, избегал больших дорог, обходил стороной сёла.
Много прошло дней и ночей, пока, наконец, мальчик достиг Цуманских лесов. И чем глубже продирался он в непроходимую чащу с вековыми деревьями, закрывавшими собой дневной свет, тем радостнее стучало сердце. Изнурённый тяжким путём, Юра горячо верил, что здесь он непременно встретит тех, кого так долго искал.
Не раз напряжённый слух его улавливал что-то похожее на человеческие голоса. Тогда он бросался вперёд, но сколько ни шёл, партизан не было…
Однажды, это было на рассвете, Юре ясно послышался совсем близко приглушённый шёпот.
— Люди-и!
Юра, не помня себя от радости, позабыв всякую осторожность, бросился в гущу ивняка, где клубился предрассветный туман. И тут он по пояс провалился в холодную болотную воду.
Завязнув в топком илистом дне, Юра напрягал все свои силы, чтобы дотянуться к веткам ивы, и, ухватившись за них двумя руками, с огромным трудом выбрался из болота.
— Люди-и-и! — в отчаянии позвал Юра, без сил лёжа в ивняке.
— И-и-и-и! — отозвалось эхо и замерло где-то в лесной чаще.
И снова он брёл по зелёному безмолвию леса, оставляя дымящиеся следы босых ног на росистой траве.
Губы его потрескались и кровоточили. Его трясло, как в лихорадке. Но он упорно шёл дальше, с трудом волоча распухшие ноги.
За густой кроной деревьев Юра часто по нескольку дней не видел неба, и потому разразившаяся буря обрушилась на него неожиданно.
Лес угрожающе шумел, трещал, стонал. Охнул гром, и словно на лес опрокинулось целое море. Стало темно, как вечером. Через несколько минут мальчик уже промок до нитки.
К счастью, ему удалось набрести на дуб, в стволе которого было дупло. Туда Юра и забрался. Не разгибаясь, просидел он в дупле всю ночь.
Буря пронеслась, оставив даже в этой дремучей глуши поваленные деревья. Дуб, укрывший в своём дупле мальчика, склонился на бок, и тёмные лохматые корни его стали видны из-под земли.
И опять в путь.
«А не повернул ли я в обратную сторону, как это уже случилось однажды?..» — с тревогой подумал Юра.
Но к полдню лес начал редеть, и мальчик увидел небольшую поляну, всю белую от ромашек. Он почти побежал туда. В ромашках, сверкая на солнце, весело журчала узенькая неглубокая речка.
Юра разделся, разложил рубашку и штаны на солнце, а сам залез по пояс в речку, надеясь поймать какую-нибудь рыбу или найти рака.
— А-а-а! — испуганно кто-то вскрикнул в камышах. В то же мгновенье Юра встретился с круглыми от ужаса глазами худенькой девочки в рваном платье. В руках у неё свирепо бились две курицы.
— На помо-о-ощь! — срывающимся голоском закричала девочка, бросаясь прочь.
И прежде чем Юра успел понять, почему так испугалась она, появилась её мать. В одной руке она держала грудного ребёнка, а в другой топор.
— Иди сюда, дочка, — позвала девочку женщина и тут же обратилась к Юре.
— Где они?
— Кто? — не понял мальчик.
— Бандиты.
— Я никого здесь не встречал…
Лагерный номер на руке мальчика — это тавро смерти, которое наводило на людей страх и ужас, без слов сказало польке, кто этот мальчик и откуда он сюда пришёл. И она рассказала Юре, что прошлой ночью на их деревню налетела банда атамана Антонюка. Ограбив жителей, бандиты подожгли деревню. Почти все крестьяне убиты. Ей с детьми чудом удалось спастись, они спрятались в подвале под баней.
Теперь она с детьми пробиралась в Ровно, к своей матери.
— Мы уже спать легли, — говорила она Юре, устремив взгляд в одну точку, не выпуская из рук топора, — когда видим — халупа напротив горит. Я бросилась к дверям, а муж на двор. Так они его около порога и зарубили… Пять польских деревень этот Антонюк сравнял уже с землёй, а людей вырезал. И детей, и всех, всех… Там, — показала она головой, — в нашей деревне только головешки дымятся. И как только на всё то смотрит пан бог…
— Мама, пусть этот мальчик пойдёт с нами в Ровно, — сказала девочка.
— Нет, нет, у меня другая дорога, — возразил Юра. — Я ищу партизан…
— Помоги тебе матерь божья, сынок. Только, скажу я тебе, не ходи в лес, страшно!
— Я буду осторожен…
— Храни тебя матерь божья, — прошептала девочка, глядя на Юру лучистыми серыми глазами.
Они расстались.
Юра уже долго шёл один и думал: «Странно, прошёл столько лесом и никого не встретил…»
За соснами садилось солнце, когда кто-то резко окликнул его.
— Стой!
К Юре подбежало трое. Один из них был мальчик лет пятнадцати-шестнадцати.
«Данько-пират», — мысленно ахнул Юра.
— Ты что за птица? — крикнул Данько, дулом автомата тыча Юре в бок.
— А ты сам кто? — подавляя испуг, спросил Юра.
— Кто я? — лихо свистнул Данько, не узнавая Юру и подмигивая одноглазому с трезубом на чёрной высокой шапке. — А ну, скажи ему, кто я такой!
— Из пистоля, чи як?
— Хо-хо-хо — тыча Юре в живот автоматом, загоготал во всё горло Данько-пират. — Вот боягуз! Не бойсь. Хо-хо-хо! — и грязно выругался, обдавая Юру перегаром самогона.
«Пьяный!» — решил Юра.
— Ну, что глаза пялишь, — Данько вдруг истерично хлестнул нагайкой одноглазого бандита. А потом принялся хлестать кусты орешника. Израненные листья посыпались на лакированные сапоги Данька, принявшего гордую осанку. — Я тебе приказываю словами сказать… кто я есть!..
— На колени, — дико рявкнул одноглазый бандит и швырнул Юру в траву.
— Перед тобой сын нашего высокочтимого батька-атамана!
