Златослава Каменкович - Тайна Высокого Замка
— Поговорим дома.
Глава десятая. Под двумя каштанами
Стараясь не пугать Петрика и Марцю, больная Ганнуся тихо плакала, пряча лицо в подушку. Она невыносимо страдала от того, что не могла встать, работать и кормить детей.
Инстинктивно, всем существом чувствовала девушка, что с отцом случилась бела. Заботливый, любящий, он не мог не прийти или хотя бы дать о себе знать…
Тяжёлая забота упала на плечи Петрика, он стал единственным кормильцем семьи.
Марця ничего не хотела понимать и, растирая кулачками слёзы, просила:
— Леба-а…
А тут ещё кухарка пани Рузя увидела у них Марцю.
Бессовестная такая! Даже Петрик это знает, что порядочным людям полагается постучаться в дверь, прежде чем войти в чужую комнату. А она ничего этого не сделала и ворвалась, когда Петрик единственный раз забыл её замкнуть.
Каким только чудом он успел задёрнуть одеяло. Ведь под топчаном сидела Марця.
— Точно не к людям заходите, — буркнул Петрик.
Пани Рузя пришла предложить Ганнусе, чтобы та помогла ей убрать в покоях пани Стожевской.
— Охотно бы помогла вам, пани Рузя, но я уже не могу ходить… Если бы вы могли…
— Хорошо, я займу вам ещё немножко денег. Надеюсь, вы честно потом расплатитесь. Я беру с вас самый мизерный процент.
— Не беспокойтесь, пани Рузя… Я вам потом и постираю без денег… А проценты вы свои получите сполна…
И надо же! Придерживая обеими ручонками край ватного одеяла, выглянула Марця. С таинственной серьёзностью она спросила:
— Петрик, вже можно не ховаться?
Петрик обмер.
— Сконд то дзецко[26]?
Марця доверчиво выползла на четвереньках из-под топчана.
— Чья то? — погладила пани Рузя мягкие кудряшки малышки.
В ответ Петрик пробормотал что-то неприветливо и хмуро.
— Ой, беда ты моя! — замахнулась на Петрика Ганнуся. — Прошу пани, это… Тут один хлопчик к Петрику бегает… Так это его сестричка…
Пани Рузя недоверчиво покосилась на девочку.
— А я мыслялам…[27]
— Вы, прошу пани, всегда…
Но тут Ганнуся огрела Петрика по спине:
— И в кого ты такой? Огрызаешься на каждом слове! Отнеси девчонку домой…
К счастью, пани Рузя, кажется, не поняла нарочитую строгость Ганнуси.
Но разве теперь можно было за кого-нибудь ручаться? Немцы за каждый донос платили продуктами, а тех, кто прятал у себя еврейских детей, хватали — и прощай!
Когда дома был отец, он сам по ночам очень осторожно выносил спящую Марцю в сад. А днём её прятали. Первое время Марця плакала и звала:
— Ма-а-мале! Ма-а-мале!
Смолкала на несколько секунд, отвлекаясь мухой, что пыталась сесть ей на ножку, и как только та улетала, Марця снова начинала своё: «Ма-а-мале!»
— Ой, загубишь ты нас, Марцюню, — начал не на шутку тревожиться Ковальчук.
Но однажды, когда отец уже хотел отнести Марцю к одним вполне надёжным людям, Ганнуся не дала.
Скоро Марця привыкла к своему заточению.
Петрик, чем только мог, украшал жизнь малютки. Олесь привёз с Майданских Ставков клетку с птицей. И что это была за дивная птица! Клюв розовенький, грудка белая, а крылья чёрные с жёлтыми каёмочками. Через несколько дней птица брала крошки хлеба прямо из рук девочки, а та тихонько смеялась, закрывая ладошкой ротик.
Этим утром Петрик намного раньше обычного вышел из дому в надежде заработать немного денег. Но вот уже несколько часов он безуспешно бродит по центральным бульварам, сутулясь под тяжестью ящика с ваксой и щётками, перекинутым на ремне через плечо Петрик бос, одежда в заплатах, лицо осунулось и пожелтело. А глаза его, всегда сверкавшие жадным интересом ко всему на свете, сейчас полны безысходной тревоги.
С каждой рекламной тумбы на Петрика смотрит в упор юноша с волевым лицом. Даже тем, кто сулит 5000 марок за живого или мёртвого партизана, не известно его имя. Но Петрик сразу узнал своего друга Франека.
Рядом темнеют объявления на немецком, украинском и польском языках, сообщающие о том, что сегодня на Стрелецкой площади будут казнить пойманных партизан.
— Наведу блеск! Наведу блеск! — сдавленным голосом выкрикивает Петрик.
Люди в запылённой обуви безучастно обходят чистильщика. Кому теперь до лоска! Пугает не только завтрашний день — у многих уже давно нет в доме крошки хлеба.
— Наведу блеск!
В голосе Петрика слышится отчаяние. Ведь если и сегодня он не принесёт больной Ганнусе хлеба, она погибнет…
В первые дни болезни Ганнуси кухарка пани Рузя ещё давала взаймы под проценты деньги. А теперь она и слушать об этом не хочет. «От всех болезней есть лекарства, только не от нищеты!» — говорит пани Рузя и захлопывает перед Петриком дверь.
— Прошу пана, наведу блеск…
— Ах, отвяжись ты бога ради! — отмахивается от Петрика замороченный дядька в сером костюме и шляпе.
На улице Коперника Петрик с тоской заглядывает через чугунные решётки ограды в сад, где белеет великолепный дворец графа Потоцкого.
При советской власти здесь был Дворец пионеров. Как далёкий сон, вспоминается Петрику новогодний утренник. Здесь Петрик встретил Стефу и Юру… Сначала Стефа завела Петрика, Олеся и Василька в голубой зал с шёлковыми стенами. В позолоченных рамах висели очень красивые картины и стояли большие аквариумы с золотистыми рыбками. Две белые мраморные лестницы вдоль зеркальных стен повели мальчиков в розовый зал. Посредине этого зала ослепительно сверкала разноцветными огнями огромная ёлка. Со всех углов к ней стекались нити алмазного дождика.
А таких дорогих игрушек, что висели на ёлке, мальчики ещё никогда в жизни не видели!
Дед Мороз! Он был живой, и весело пел и танцевал с ребятами. А потом дед Мороз раздавал всем подарки. Петрику достался заводной слон. Повернёшь несколько раз ключиком, и он начинает махать хоботом и хвостом. Васильку дед Мороз подарил целлулоидного мальчика, а Олесю — маленькую парусную яхту…
И опять Петрик бредёт по бульвару.
— Панове, наведу блеск!
Звонкий смех девочки с мячом, убегающей от няньки, привлёк внимание Петрика. И хотя улыбка оживила лицо Петрика, но, глядя на краснощёкую шалунью, он думал о голодной Марце, запертой в подвале с Ганнусей.
Марця всегда радуется, заслышав, что в замке поворачивается ключ. Малютка бросается к Петрику, худенькими озябшими ручонками обвивает ему шею и с немой мольбой заглядывает в глаза, ждёт, когда он скажет: «Я принёс тебе хлеба, Марцюню…»
— Наведу блеск!..
На бульварной скамейке, широко расставив ноги, развалился толстомордый немец.
— Пуцен! Шнель![28] — выставляет он ногу в огромном сапожище.
Несколько секунд горькая нужда и совесть ведут в душе Петрика мучительную борьбу.
— Нет ваксы! — отвечает чистильщик тоном независимого человека.
Брови немца взлетают на лоб, выражая удивление и замешательство. Только что — он это слышал собственными ушами — мальчишка зазывал клиентов, а сейчас отказывается от заработка?
— Саботаш-ш-ш? — шипит немец, бросая в урну недокуренную сигарету.
Но Петрик быстро выбегает из бульвара.
Нахмурив брови и сжав губы, он приближается к площади перед оперным театром. Еще так недавно, в день Первого мая, здесь был парад, и Петрик стоял на трибуне с дядей Тарасом…
Теперь оккупанты переименовали площадь Первого мая в Адольф Гитлерплац.
— Хлопчик! Сколько возьмёшь, вот, сапоги почистить?
— Да сколько дадите, дядя, — обрадовался Петрик.
И не успел он еще достать щётки, как на площадь, подобно саранче, налетели гитлеровцы с автоматами.
— Шнель! Шнель! — толкали они людей автоматами в спину.
— Куда нас гонят? — тихо спросила женщина в тряпочных туфлях на деревянных подошвах, гулко стучащих по мостовой.
— Видно, на Стрелецкую площадь. Там сегодня будут казнить партизан, — отозвался пожилой мужчина, идущий рядом с Петриком.
— Зачем же детям глядеть на эти зверства?
— Тише…
Вот и Стрелецкая площадь. Все прилегающие к ней улицы и переулки оцеплены солдатами в землисто-зелёных мундирах и касках.
Народ сгоняют к холму, что против красноватого кирпичного дома пожарной службы.
На склоне холма, как раз под двумя каштанами, палачи вырыли небольшую земляную террасу. Там и стояли сейчас смертники, хорошо видные со всех сторон.
Шагах в десяти от них зловеще застыл полукруг немецких автоматчиков в касках.
И вдруг сердце Петрика сжалось, в висках часто и больно застучало. Ему показалось, что там, на холме, стоит его отец.
Мальчик в отчаянии бросился вперёд. Кто-то резко ударил его локтем в шею, чей-то сапог наступил на его босые ноги.
— Куда?! — отшвырнул Петрика мастеровой в комбинезоне.
