Борис Лапин - Серебряный остров
— Ну, а главное, ребятки, — наверное, уже в десятый раз предупредил отец, — помните: где нерпа, там лед коварный. В крепком она не гнездится, ни к чему ей крепкий-то…
«Повезло мне, здорово повезло, — уже сквозь дрему думал Санька, ощущая на лице приятное тепло от костра. — И что на Байкале живу, и что отец охотник, и что на нерповку взял. Значит, никак нельзя опозориться. Промажу — вся школа узнает, засмеют ребята, скажут: тебе только по воронам стрелять.»
Лошадь фыркнула, потрясла головой, хвостом обмахнулась, словно паута во сне увидела. Санька потеплее завернулся в тулуп, пробормотал: «Аргалы, черныши, куматканы..» — и уснул…
— Вставай, засоня! Спишь, как медведь в берлоге, только пар из-под тулупа, — растолкал его Цырен.
Ослепительное солнце резало глаза. Белая пустыня окрест, нестерпимо сверкала. Вдали прорисовывалась синяя гряда гор.
Чай был готов. Отец прикрепил к санкам спереди белый маскировочный парус.
— Ну, нерповщики, быстро завтракать — и в путь, пока солнышко в лицо светит.
— А кто же на таборе останется? — спросил Цырен.
— Да лошадка. Привяжем к торосине, сенца подкинем, пущай монатки караулит. Значит, план такой. Как заметим лежбище — ни звука. Ползем цепочкой. Из-за паруса носа не высовывать, выкажем себя — пиши пропало. Вперед будем фотографировать, потом стрелять. После стрельбы она позировать не станет, дело ясное. Аппарат настраивай здесь, Цырен, там некогда будет.
— Уже настроил.
— Наколенник покрепче затяни, свалится. А ты, Санька, халат застегни донизу, ее все черное пугает. Вот еще что, ближе чем на шестьдесят метров добрый аргал не подпустит. Значит, стреляй в голову. Подранишь — уйдет в воду. Ну и самое главное — после выстрелов ни с места, что бы ни случилось. Понятно?
Забавно было смотреть на Цырена в длинном белом балахоне, с капюшоном на голове, из-под которого лишь очки торчали. Как привидение, если бы не фотоаппарат с. длиннофокусным объективом. Эту «пушку» одолжил ребятам Маринкин отец. Тяжелая труба объектива действительно смахивала на пушку, сам аппарат казался второстепенной деталью. Вместе с «пушкой» получили кучу инструкций и предостережений, которые пришлось терпеливо выслушать— обычным-то объективом нерпу не возьмешь, слишком далеко. А вообще любят же взрослые по десять раз одно и то лее твердить, хотя и без того все ясно.
Прошли с полчаса, когда отец глянул в бинокль и сказал, азартно посмеиваясь:
— Вот они, на солнышке греются.
Санька поднес бинокль к глазам. На льду лежало несколько темных мешков, большие и маленькие. Вдруг один из. мешков вытянул шею, и Санька невольно отпрянул, совсем рядом различив усатую морду с удивленными круглыми глазами.
Отец упал на лед и проворно пополз, толкая впереди себя санки, замаскированные парусом. За ним пополз Цырен, позади всех — Санька. Вот когда пригодились волосяные наколенники и налокотники! Без них наверное, сразу ткнулся бы носом в лед. Минут через десять пот уже застилал глаза.
Но охотники ползли и ползли, не поднимая головы, не сворачивая. А чуть изменишь направление — рядом появляется яркая черная тень, которую нерпы могут заметить и всполошиться. Санька совсем выбился из сил. Казалось, лежбище давным-давно осталось позади.
Но вот отец остановился возле заснеженных ледяных кочек, скользнул в сторону и слился со снегом. Санька глянул в прорезь паруса: нерпы были метрах, наверное, в восьмидесяти. Ближе всех, чуть поодаль от других, лежал крупный темный аргал. Цырен подтянулся к «пушке», приник к видоискателю, отрицательно покачал головой — и они поползли дальше.
Примерно через двадцать метров снова остановились. Аргал настороженно водил головой на толстой шее, но как будто совсем не с их стороны ждал опасности. Цырен сделал первый снимок — в этой напряженной тишине слабенький щелчок спуска прозвучал неестественно громко. Однако нерпы не обратили на него внимания, привыкли к потрескиванию льда. «Еще немного», — показал Цырен. Но они не успели сдвинуться с места, как над притихшим Байкалом разнесся вопль — не то плачь, не то смех. Друзья переглянулись и разом припали к прорези. Кругленькая серебристая нерпа ласково почесывала подругу ластой, и обе радостно ворковали. Цырен несколько раз щелкнул затвором.
— Где же куматканы, их беленькие малыши?» — вспомнил Санька.
Наверное, пора было стрелять, и без того прокопались слишком долго. Но не увидеть куматкана! Санька еще раз глянул в прорезь. Аргал, перебирая ластами и нервно вертя головой, улегся так, словно хотел собой заслонить семью. Один черныш сладко жмурился на солнце, другой спал. И тут рядом с ними Санька заметил желтое пятно. Пятно открыло глаза, помотало усатой мордочкой и захныкало. Тотчас же мать погладила его ластой, но малыш не успокоился. Неуклюже переваливаясь с боку на бок, нерпа-мать проползла несколько шагов и вдруг исчезла. А через полминуты появилась совсем в другом месте, подковыляла к своему куматкану и выронила на лед серебристо сверкнувшую рыбешку. Малыш мгновенно проглотил ее и снова превратился в желтоватое пятно на снегу.
Пора было действовать. Санька прижал приклад к плечу, поймал на мушку усатую морду старого аргала и вдруг понял, что не сможет выстрелить. Ему было жаль нерп. Но ему было жаль и белку, и косулю, и красавца-глухаря, однако там оставался охотничий азарт, который в конце концов побеждал. Здесь же он не чувствовал никакого азарта, только смущение.
Эти неповоротливые нерпы напоминали человеческую семью. Они так же любили друг друга, и нянчили малышей, и готовы были в случае опасности собой заслонить остальных. А главное, они говорили, пусть на своем нерпичьем языке, но абсолютно понятно! Говорили, смеялись, плакали… И Санька подумал, отводя палец от спуска: «А если они как дельфины? Никто ведь их еще не изучил толком. Если они разумные? Не как собаки, а как самые первые люди? И вдруг — выстрел…»
Усатая голова аргала выскочила из-под прицела, в нерпичьей семье произошло какое-то молниеносное движение, и Санька с ужасом понял, что момент упущен. Он торопливо вел ружье за аргалом, но аргал был проворнее. И в тот момент, когда можно сказать «все кончено», сзади грохнул выстрел.
Санька вскочил на ноги. Всех нерп как ветром сдуло — лишь аргал остался лежать на льду.
«Мы убили у них отца, — тупо думал Санька. — Убили отца…» Он ничего не соображал, только эта горькая фраза ворочалась в голове. И не обратил внимания, как Цырен с победоносным воплем бросился вперед. Пробежал десять метров… двадцать… тридцать… Вдруг под ногами у него затрещало, в стороны метнулись паутинки трещин.
— Ложись! — раздался хриплый крик отца. Распластав руки, Цырен упал на лед. Это его и спасло. Там, где он только что бежал, проступали темные лужицы воды.
Отец схватил багор и осторожно, стороной, подбежал к Цырену. Ухватившись за рукоять багра, Цырен выполз на твердое, встал и машинально отряхнулся. Выражение лица у него было даже не испуганное — скорее, растерянное. Что-то они там сказали друг другу, отец ударил багром по льду — и перед ними открылась зияющая чернь полыньи.
Санька опустился на снег и понурил голову. Странное дело, он даже ужаснуться не успел. А если бы… Тут же все решало мгновение! И помочь не успеешь! Выходит, не зря им твердят одно и то же по десять раз. Не зря…
Отец с Цыреном подволокли к саням огромную тушу, что-то кричали, пересмеивались, а он сидел, уставившись в лед, и сам не понимал, отчего так скверно на душе. Оттого, что не смог выстрелить и едва не сорвал охоту? Оттого, что Цырен чуть не провалился в полынью? Или оттого, что аргала все-таки убили?
Отец пристроился покурить возле стены торчащей ледяной глыбы. Здесь, за ветром, было тепло, по-весеннему припекало солнце. Цырен распахнул ватник, бросил шапку на лед.
— Не выйдет из меня охотника, — признался Санька, резонно ожидая, что сейчас его как следует отчитают, а то и высмеют.
— Почему же, совсем наоборот, — огладив бороду, ответил отец. — Больно уж симпатичная семейка попалась. Если бы не ваш музей, я, однако, тоже того… воздержался бы.
— Правда? — не поверил Санька.
— А то как же! Нет, сынок, кто бездумно стреляет в зверя, тот еще не охотник.
— А я, знаешь, о чем подумал в этот момент? — тронув аргала носком унта, проговорил Цырен. — А вдруг они разумные, вроде дельфинов? Ну, цивилизация подводная: еще не люди, но уже не звери. И все понимают. А тут мы с ружьями…
— Но бреши, это я подумал! Потому и выстрелить не смог.
— Нет, серьезно. И еще подумал: ни за что бы не выстрелил на месте Саньки. Удивительно, правда?
— Совпадение.
— Не совпадение, а ми-ро-воз-зре-ни-е, — раздельно, по слогам произнес Цырен. — Мы же с тобой похожи, как, как…
— Как два куматкана, — посмеиваясь, вставил отец. — А все же, братцы куматканы, больше я с вами на нерповку не ходок.
