Эрнест Сетон-Томпсон - Приключения Рольфа
Язык бедного Скукума чуть не на целый фут высунулся изо рта, когда он плёлся к берегу. Вид у него был угнетённый: хвост был поджат, уши также. Он ничего не мог бы сказать теперь репортёру, кроме: «Сегодня я чувствую себя не так хорошо, как вчера», или «Не видели вы разве, как я отделал её»?
39. Самый редкий мех
Серебристую лисицу они видели раза три или четыре в течение зимы; она была настолько смела, что однажды, взобравшись на высокий сугроб, прыгнула оттуда на амбар, а затем на крышу хижины и съела несколько белых кроликов, хранившихся там для приманок. Но все попытки охотников поймать её в капкан или пристрелить были напрасны, и знакомство с ней кончилось бы, вероятно, так же, как началось, не случись тут одного обстоятельства.
Зима эта была очень снежная. Глубокий снег — самое великое несчастье, какое только может посетить пушных обитателей леса. Он мешает им добывать пищу, стесняя все их движения и препятствуя, таким образом, не только ходить далеко за добычей, но и скорому бегу, когда нужно скрыться от преследования врагов. Глубокий снег — это ножные кандалы, голод и смерть. Для решения проблемы такого рода существует два способа: ходули и лыжи. Последние несравненно удобнее первых. У карибу и оленя — ходули, у кролика, пантеры и рыси — лыжи. Когда глубина рыхлого снега достигает трёх или четырёх футов, рысь царствует над всеми маленькими животными и не боится больших. Человек, надевший лыжи, держит в своей власти большую часть четвероногих зверей.
Опасаясь подвергать Скукума опасным встречам, его оставляли обыкновенно одного в хижине. Этим воспользовалась однажды серебристая лисица и, взобравшись на крышу, съела кроликов.
Всю зиму продолжался с различными промежутками грабёж их капканов, но неизвестный вор был, надо полагать, очень ловок, или же просто-напросто счастливая звезда помогала ему избегать преследования охотников.
Однажды, возвращаясь домой после трёхдневного отсутствия, они увидели вдали на снежной поверхности озера двух животных, — которые то бежали друг за другом, то начинали драться. «Скукум и лисица», подумали охотники; но не успели они открыть дверей хижины, как их приветствовал сам Скукум. Куонеб долго и внимательно всматривался вдаль, где на поверхности озера всё ещё двигались две фигуры.
— У одного нет хвоста. Это, я думаю, пишу (рысь) и лисица.
Рольф готовил обед. Время от времени он также посматривал вдаль и также видел движущиеся фигуры. После обеда он сказал:
— Обойдём кругом озера и посмотрим — не удастся ли нам убить хоть одну из них.
Охотники надели свои лыжи и, стараясь, чтобы животные не заметили их, направились по оленьей тропинке в лес и пробрались к ближайшему от борцов месту. Здесь они увидели нечто, напомнившее им день унижения Скукума.
В ста ярдах от них, на открытой снежной поверхности озера, стояли лицом к лицу огромная рысь и старый друг — серебристая лисица; доведённая до отчаяния, лисица оскалила два ряда красивых белых зубов и бросилась было вперёд, но тут же по самое брюхо провалилась в снег. Она была, по-видимому, сильно ранена и находилась, во всяком случае, в полной зависимости от рыси, у которой были такие превосходные лыжи, что она легко скользила по снегу, несмотря на то, что была тяжелее лисицы, тонкие ножки которой глубоко проваливались в снег. Рысь была старая и в страхе сторонилась острых зубов, которые щёлкали, как западня, когда она подходила ближе. Она желала, без сомнения, убить свою соперницу, но без всякого вреда для себя. Несколько раз начиналась заключительная битва, но выбившаяся из сил лисица проваливалась всегда в предательский, неумолимый снег. Имей она только возможность вернуться назад и найти какое-нибудь прикрытие, которое защитило бы её сзади, она бы могла бороться за свою жизнь. Но, куда бы она ни повернулась, всюду встречала она перед собой огромную кошку, вооружённую зубами и когтями и снабжённую приспособлением для снега, какого никогда не бывает у лисицы.
Трудно было следить за этой борьбой и не почувствовать симпатии к красивой лисице. Рольф собирался уже помочь ей, когда наступил неожиданный финал. Сделав ещё один прыжок по направлению к лесу, лисица скрылась вдруг из виду, провалившись в снег, который в том месте был очень рыхлый, так как покрывал торчавшую в нём осоку; не успела она ещё опомниться, как сильные челюсти рыси сдавили ей затылок, а безжалостные когти выпустили внутренности.
Рысь встряхнула свою шерсть, вылизала грудь и лапы с видом полнейшего самодовольства и, рванув ещё раз тело убитой лисицы, направилась спокойно вдоль берега.
Куонеб приложил ко рту кисть руки и громко взвизгнул, как кролик, попавший в ловушку.
Рысь остановилась, повернулась назад и направилась прямо к тому месту, где ей послышалась многообещающая музыка. Ничего не подозревая, подошла она на расстояние двадцати ярдов от трапперов. Раздался выстрел, и рысь растянулась на снегу.
Красивый мех серебристой лисицы оказался мало испорченным и был вдвое дороже собранной ими до сих пор добычи. Мех рыси равнялся своей стоимостью меху куницы.
Охотники занялись после этого рассматриванием следов, по которым узнали, что лисица охотилась на кроликов в чаще, когда на неё напала рысь. Она очень испугалась серьёзного нападения со стороны рыси и бегала сначала вокруг кустарников, где снег был плотно утоптан кроликами. Так бегала она целый час, пока не почувствовала усталости, и, надеясь спастись, пустилась напрямик через озеро. Но слишком рыхлый снег не мог выдержать её тяжести, тогда как рысь легко скользила по поверхности. Лисица сделала роковую ошибку, но она сильна и мужественна. Здесь боролась она ещё час, пока, наконец, сильная и большая рысь не умертвила её.
40. Вражеский форт
На осмотр западной линии капканов требовалось обыкновенно два дня. Охотники выбрали на половине дороги от хижины подходящую для себя стоянку и выстроили на ней шалаш. Остановившись в шалаше однажды для отдыха, они тотчас же заметили, что со времени их последнего пребывания в нём туда приходил какой-то человек, который имел привычку жевать табак. Никто из них этой привычки не имел. Лицо Куонеба становилось мрачнее каждый раз, когда он находил новое доказательство присутствия врага. Ясно было, что близится серьёзный финал всей этой истории.
Некоторые трапперы отмечают известным образом свои капканы; другие не делают этого. Рольф отметил все капканы, сделав надрезы пилой на железе в таком порядке: два, один, три. Предосторожность весьма мудрая, как оказалось впоследствии.
Во время обхода западной стороны бобрового пруда они увидели, что куда-то исчезли шесть капканов. Местами не видно было никаких признаков пребывания здесь вора, местами же виднелись следы, которые ясно указывали на то, что капканы взяты каким-то контрабандистом, а на срубленной ветке они нашли коротенькую голубую шерстинку.
— Я найду его по этому следу и убью, — сказал индеец.
Рольф не признавал крайних мер и восстал против такого решений. К удивлению его, индеец с неудовольствием взглянул на него и сказал:
— Ты знаешь, что это бледнолицый. Будь он индеец, потерпел бы ты это? О, нет!
— К югу от озера много ещё земли; быть может, он пришёл сюда первый.
— Ты знаешь, что нет. Тебе бы надо съесть несколько сердец пекана. Я хотел мира, теперь я хочу войны.
Он перебросил через плечо свой узел, схватил ружьё, и лыжи его заскрипели по снегу.
Скукум сидел подле Рольфа. Он встал, чтобы идти, и прошёл несколько шагов по следу Куонеба. Рольф не двигался с места; он был поражён неожиданным и неприятным оборотом дела. Раздор хуже всякой войны. Скукум оглянулся назад, продолжая идти, а Рольф сидел, неподвижно уставившись вперёд. Фигура Куонеба скрылась в отдалении, за ним скрылся и Скукум. Рольф не двигался с места. В голове его мелькали все события последнего года; приём, найденный им у индейца; приключение с оленем и нежный уход за ним краснокожего. Он начал колебаться. Тут он увидел Скукума, возвращавшегося по следу. Собака подошла к Рольфу и уронила перчатку… перчатку Куонеба. Индеец, без сомнения, потерял её; Скукум нашёл её и машинально принёс тому из своих хозяев, который находился к нему ближе. Куонеб мог отморозить себе руку без перчатки. Рольф встал и направился по следу индейца. Подымаясь по крутому склону горы, он громко крикнул, затем ещё и ещё раз, пока не получил ответа. Спустя несколько минут Рольф был на верхушке горы. Индеец сидел на бревне и ждал. Рольф молча передал перчатку, которую индеец принял с неудовольствием. Рольф помолчал две минуты и сказал, направляясь по следу грабителя:
— Идём!
Часов около двух шли они молча. След привёл их к склону скалистого кряжа; на обнажённой, обвеянной ветром его поверхности следы потерялись, но индеец продолжал подыматься, пока они не перебрались на другую сторону кряжа. Пройдя довольно далеко по густой, безветренной чаще леса, они снова напали на след и, по-видимому, на тот же самый, так как лыжи были также на два пальца шире и на ладонь руки длиннее лыж Куонеба, к тому же и правая сторона рамки была сломана, и ясно виднелись следы связывавшего её ремня. След этот они постоянно видели зимой, и теперь, как и тогда, он шёл к западу.
