Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Татьяна Леонидовна Миронова
— Здраво, Вышато, — сойдя с коня, Путята почтительно поклонился воеводе. Студенты поклонились тоже.
Вышата на приветствие не отвечал, стоял молча, пристально разглядывая прибывших. Путята стал торопливо докладывать:
— Былъ есмь я въ Гюргевѣ. Съвѣдалъ есмь, яко пропалъ есть Митяи, въ Гюргеве не доѣхалъ. Грамотъку княжю я нашелъ въ лѣсе и шеломъ. И самъ я много перетерпѣлъ отъ недругъ. Не виделъ бо есмь зла на пути ни отъ поганыхъ татаръ, ни отъ звѣря лютаго. А слобожане по путьмъ сторожи поставиша и мене похытили. А я волею Божьего избылъ бѣды тоя.
Путята протянул воеводе мешочек с берестяными полосками. Вышата вытряхнул грамотки из мешочка, прочитал, зажал в кулаке, указал на Митю и Прохора:
— Кто суть?
— Чюжеземьца два, — отвечал Путята, покаянно опустив голову, понял гридь, что нельзя было ему приводить чужаков в княжеский стан.
— Отколѣ и почто нази? — спросил Вышата, хмуро оглядывая раздетых чужеземцев.
— Одежю истопила еста въ реце, — объяснил Путята виноватою скороговоркой. — А отколѣ — не съвѣдаю.
Митя и Прохор, поеживаясь от вечерней прохлады и недоброго ожидания, топтались за Путятиной спиной.
— Вышато, — решил вступиться за себя Митя, — почто намъ не вѣриши? Мы вашей братии не обидѣлѣ, ни грабиле товара силою, безъ правьды, насилия не дѣялѣ никому же. Пусти насъ, Вышато.
Вышата не отвечал, хотя и не спускал с них жесткого пристального взгляда, затем крикнул сторожам:
— Блюдите ихъ.
И ушел воевода в шатры, приказав следовать за ним Путяте. Митю и Прохора подвели к костру, кинули им холщовые порты да рубахи, да по куску печеного лосиного мяса, вот и псе снаряженье, вся еда, весь кров. Но и этому были рады изнемогшие за день путники, они без сил привалились к высокой толстостволой сосне и мгновенно уснули.
На рассвете Прохор открыл глаза, огляделся и снова смежил веки. Он понял, что все происшедшее с ними вчера не сон, а самая что ни на есть действительная явь. И как ни мечталось когда-то историку увидеть собственными глазами время, о котором он знал только по раскопкам да древним летописям, нынешнее их положение представлялось ему отчаянным. Их не выслушали даже, сразу заподозрили в них врагов, отдали под стражу. Из-под полуприкрытых ресниц Прохор разглядывал охранявших его дружинников. Один ворошил угли затухающего костра, другой вострил деревянную стрелу, рядом на траве лежали лук с ослабленной тетивой, она натягивалась лишь в бою, и расписной колчан со стрелами. Митя шевельнулся во сне, вскрикнул. Тотчас вскочивший на ноги стражник подошел к нему, низко наклонился, убедившись, что Митя спит, вернулся к костру. Бежать отсюда немыслимо, надо стоять на своем, думал Прохор, мы — дружинники князя Ярослава. Ярослав княжит в дальней Галицкой земле. Путь до него неблизкий, русская речь там отличается от здешней. Митя уверяет, что в ту пору русская земля говорила по-разному. Отличался выговор отдельных слов, произношение звуков. Вот в Новгороде, к примеру, «цокают» — одинаково произносят Ц и Ч, да и то не все, а во Владимире цоканья как не бывало. Да и одинаковые предметы в далеко отстоявших друг от друга древнерусских княжествах могли называться по-разному. Скажем князю, не по душе нам пришлось Ярославово княжение, захотелось попытать счастья в Новгородской земле под рукою князя Александра. Вот и двинулись мы в путь, в дороге встретили Митяя.
Он грамоту в монастырь вез, обратной дорогой обещал нас к князю проводить. Да на пути нас ограбили бродники, а Митяй вырвался, они его вдогон и убили, а грамота и шлем в руках наших остались. Да тут слобожане подвернулись. Похватали нас и в поруб вместе с Путятой посадили. Ну а дальше-то история известная, ее Путята доскажет.
Прохор перевел дух. Вроде складно получалось. Он глянул на Митю, тот лежал с открытыми глазами и думал.
— Скажешь князю все как договорились, — тихо молвил Прохор. Митя понимающе кивнул. Он перебирал в памяти древнерусские слова, искал подходившие для его речи.
В княжеском шатре, куда привели студентов их сторожа «судъ оправливати», как пробасил один из них, было темно, но вслед за ними вошедшие воины откинули полог, и весь шатер осветился ровным розовым утренним светом. Откуда-то из-за полога вышел и быстро сел на невысокое возвышение человек в красной одежде с шитыми золотом оплечьями, в красных мягкой дорогой кожи сапогах, на голове у него была отороченная собольим мехом небольшая шапочка. Это и был князь Александр Ярославич. Князь был голубоглаз, с русыми, коротко подстриженными кудрями и такой же русой короткой бородкой. Он спокойно, внимательно осмотрел стоявших перед ним пленников, разрешил говорить.
Митя рассказывал неторопливо, боялся ошибиться словом, но от того каждое слово его звучало весомо, уверенно. И закончил Митя хорошо:
— Тобѣ, княже, предълагаемъ животъ нашь весь.
Но не князь изрек слово, а Вышата. Чуть ступив вперед, он наклонился к князю и громко выговорил:
— Они, княже, лъжуть тобѣ. Достойно есть тобѣ, княже, еже бы ты тыя люди казнилъ, тьгда и инии людие быша бояли ся, кто лихую думу на тобѣ думаеть.
Князь дернул плечом, отмахиваясь от лихого Вышатина слова, с непонятной усмешкой кивнул пленникам:
— Слышали есте?
— Княже, — Митя услышал свой дрожащий в мольбе голос и выпрямился, стараясь говорить тверже: — Княже, въ тобѣ есть власть: или жити намъ, или умрѣти. Не прѣдай же насъ въ смерть. Будем тобѣ, княже, служити, не щадя головы своея.
— Добро, — решил князь, — не забываита, еже мнѣ обѣщалѣ. Аже будета сълъгалѣ мне и правьду утаилѣ, дамъ васъ въ руцѣ Вышатѣ и да творить яко же хочеть.
Князь сначала глянул на хмурого Вышату, не таившего своей враждебности к пленникам и презрительно фыркнувшего в ответ на княжеские слова, потом подозвал Путяту, оробело стоявшего в стороне, стал расспрашивать его о пожаре в слободе.
— Изгорѣла есть вся Чудиновьская слобода, — подтвердил Путята, — и люди изгорѣли вси съ домы и имѣниимь и съ детьми. И кони изгорѣли суть. Видѣхъ бо самъ, яко кони и лошади изгорели. Тъкмо три кони съпасли ся. Жаль лошадии, — покачал головой Путята.
Князю его слова не поглянулись.
— Дивьно мнѣ, Путято, — строго прервал он Путятины речи, — оже лошадии жалуеши. Аче начнеть орати человѣкъ, и приѣхавъ татаринъ ударить его стрѣлою, а лошадь его поиметь, а в селѣ его иметь жену его, и дѣти его, и все имѣнье, то лошади жаль, а самого не жаль ли? Како можеши люди не жалѣти? — И князь запальчивым гневным движением выслал всех из шатра.
Сторожа отошли. Прохор и Митя свободными шагнули из княжеского шатра. Обрадованный Путята
