Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
— Неужели три месяца в темноте? — глухо спросил Корнеич.
— Изредка вытаскивали на двор. Чтобы проморгался, бороду сбрил. «Раз не мусульманин, зачем тебе борода». Дом там был богатый, кирпичный. Хозяина звали Саид. Красивый такой мужик, на индуса похожий. Лет сорока. По-русски говорил, прямо как москвич. Любил иногда пообещать: «Посидишь немного, а потом все равно голову долой. Ты контрактник, контрактникам один конец». Я говорю: «Да не контрактник я. Срочник, из морпехов…» — «Не ври, — говорит. — По ухваткам видно, что контрактник». А какие у меня ухватки, если еле ногами-руками шевелю…
Ну, как-то все же он понял месяца через три, что я срочник, по призыву. К таким они малость помягче относятся. Мол, подневольные люди… Перевел меня на жительство в сарай, стал давать работу по дому, кормить по-человечески. Только сразу предупредил: вздумаешь бежать — кранты. А куда бежать? Дороги не знаю, дохлый совсем, русских кругом не слыхать. Да и зима уже, а теплой одежды нет. Вот и существовал. Приглядывался, надеялся все же… Ни хозяйка, ни дочки хозяйские ко мне близко не подходили, а Саид иногда в беседы вступал: «Зачем к нам пришел, стрелять начал? Мы тебе чего плохого сделали?» Ну, я прямо как Гринёв перед Пугачевым. Говорю: «Ты же умный человек. Неужели не понимаешь: я присягу давал…» — «А что, — спрашивает, — если присяга, то можно в детей стрелять, в женщин стрелять, в мирных людей стрелять?» — «Это где, — говорю, — я в мирных людей стрелял? Ты видел? Я вообще выстрелить ни разу не успел…» — «Ну да, — спорит он. — А если бы успел, стрелял бы, как Пульман…» — «Какой еще, — говорю я, — Пульман? Пульманы, это товарные вагоны, чтобы зеков возить, они не стреляют…»
Ну, он и рассказал. Был такой армейский капитан по фамилии Пульман. Год назад послали его с группой в пять человек ловить какого-то полевого командира. Сели они у дороги, по ней машина проехала, грузовичок-пикап. Они, видать, остановить не сумели или прозевали и давай палить вслед. Одного мужчину сразу кончили, двоих ранили. Те, кто живой остался, руки подняли: «Мы мирные, мы не боевики, вот документы…» Оказалось, были там, кроме хозяина машины, директор и завуч местной школы, беременная женщина, ее племянник — парнишка лет шестнадцати и старик-пенсионер… Пульман и его люди документы проверили, видят: промашка вышла. «Ну, ладно говорят, издержки военного времени, ошибочка. Забирайте убитого и катите в свой поселок…» Но на всякий случай доложили по рации о случившемся майору, который сидел на командном пункте. А тот: «Вы что, с катушек съехали, да? Всех расстрелять, машину сжечь!» Потому что, вроде бы, есть у спецназа такая установка: свидетелей не оставлять…
Ну, Пульман и его братва надели на стволы глушители и в оставшихся четверых… Да, видать, опыта не хватило, парнишка рванул в заросли. По нему вслед… А потом в погоню — раз велено не оставлять никого. Нашли уже мертвого, ему пуля перебила артерию на бедре… Свалили всех в машину, подожгли… Да, опять же не хватило сноровки, сжечь не сумели. А тут по дороге колонна какая-то, начальство, которое вроде бы из местных жителей, но на нашей стороне… Скрыть уже ничего не удалось…
— Я знаю эту историю, — сказал Каховский, — год назад о ней писали. Был суд. Я читал в интернете приговор. Несколько страниц подробного рассказа, в деталях, как убивали ни в чем не повинных людей, а потом вердикт присяжных: «Но поскольку эти военнослужащие выполняли приказ вышестоящего начальства, считать их невиновными…» Гнусная история…
— Да… — сказал Салазкин и прижался затылком к березовому стволу. — История такая… Этот Саид и давай катить на меня: «А вот если бы тебе отдали приказ, разве бы ты не стал стрелять, а?» — «Нет, — отвечаю, — не стал бы. В мирных и безоружных? Никогда». — «А как же присяга?» — «А что присяга? Нет в ней такого, чтобы выполнять преступные приказы…» Улыбнулся Саид своей тонкой восточной улыбкой и говорит: «Поклянись своим богом, что не стал бы». Мне чего терять, все равно не вру. Перекрестился. «Вот, — говорю, — клянусь…» И даже за крестик под воротом взялся… Этот крестик я, кстати, нашел в яме, нащупал как-то на полу среди мусора. Видать, кто-то из сидевших раньше меня потерял. Цепочка была порвана. Я ее связал ниткой от рубахи, надел на шею… До той поры никогда не молился, не знал даже, верующий я или нет, хотя крестили. А тут стал вспоминать отрывки молитв, которые когда-то слышал случайно. И свои придумывать… Меня этот крестик грел вроде как тот фонарик. И успокаивал. Помогал думать. А думал я в этой яме о тех построениях, про которые мне рассказывал Александр Петрович… Я ведь тогда еще не знал, что его уже нет, разговаривал будто с живым. О хронополе и загадках времени. И… это было вроде как конструирование многомерных фигур в темноте пространства. И в то же время, как музыка… Вспоминались его тетрадки. Александр Петрович почти всегда вручную писал, на компьютере ведь даже таких символов нет, как у него…
— Например, колесико с крылышком, да? — тихо спросил Корнеич.
Салазкин оторвал затылок от березы.
— А ты видел, да? Он тебе тоже показывал?
— Не показывал, а просто оставил тетрадь перед отъездом. На память… Некие доценты потом очень ей интересовались. И тем значком. «Не знаете ли, что это такое?»
Салазкин зло хохотнул (Кинтель быстро оглянулся на него от машины).
— Многие хотели бы знать, что это такое… Непонятно, знал ли до конца сам Медведев… Корнеич, а тетрадка-то где?
— У меня…
— Дашь посмотреть?
— Господи, да совсем отдам! Кроме тебя кому теперь с ней разбираться? Саша тебя, как я понимаю, кой-чему обучил…
— Мало чему… ох, мало… — выговорил Салазкин и постукался затылком о ствол. — Разве что… но это потом…
— Саня, а как вы все-таки выбрались оттуда? — мягко спросил Каховский. — Вас освободили?
— Не сразу, Сергей Владимирович… Я начал готовиться к побегу, нож припрятал в тайнике, сухари… Думал, выберусь на какую-нибудь дорогу, там или наших повстречаю, или выкину какого-нибудь местного из его машины, помчусь куда глаза глядят… А Саид хитрый мужик был, учуял мои планы. Пришел однажды со своим дружком, у того автомат. «Поехали, — говорит, — покажем кое-что». Глаза мне завязали натуго, сверху еще мешок на голову. Затолкали в машину. Ехали с полчаса, потом вытащили меня, повели по камням куда-то вверх. Сдернули
