Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Татьяна Леонидовна Миронова
Вася очнулся от своих мыслей, как от видения, встряхнул удивленно головой. Воображение унесло его так далеко, что усыпило осторожность. Он снова подобрался весь, напрягся, вслушался с вниманием в рассказ отца Сергия.
Вечером, когда закончилась церковная служба и мальчики плескались во дворе в большом деревянном корыте, куда подливал воду приглядывавший за ними монах Феодосий, отец Сергий подошел к беглецам и тихо позвал их с собой. Ваня и Вася, испуганно переглянувшись, двинулись за монахом.
Отец Сергий привел их в чистенькую узенькую келейку в одно окно, к которому была придвинута скамья, рядом на подставке стояли глиняные баночки с черной, красной, золотистой, голубой красками, лежали тонко заостренные палочки для письма. На скамье небольшой стопкой были сложены широкие и плотные, как картон, листы. Листы были желтоватые, как пенка на молоке, не всегда ровные по краям, с редкими мелкими дырочками. Ваня пощупал лист рукой. Вот это да! Он-то думал, что это бумага, а топкие твердые листы оказались из кожи!
— Я в «Детской энциклопедии» читал, что такие листы называли пергамент, — зашептал Вася, — их выделывали из телячьей кожи. А дырочки эти не от того, что плохо делали, шкур без дырок не бывает.
— А как на них книжки печатают?
— Ты что, забыл в каком мы веке? Книги печатные еще не скоро появятся, они здесь рукописные. Смотри, — Вася показал глазами на отца Сергия, задумчиво перебиравшего исписанные рядами черных букв листы. Верхняя, начальная страница была украшена затейливым узором, а самая первая, заглавная буква «В» свивалась из красных с золотом колец гибкого драконьего хвоста, сам же дракон с доброй улыбающейся мордой восседал рядом.
— И отец Сергий от руки книги пишет, — продолжил Вася. — С двух сторон листы испишет, потом сложит их в тетрадки, тетрадки сошьет в книгу, приделает к ней переплет — деревянные доски, обтянутые кожей, и готово, — дошептал Вася все, что хранила его память из прочитанного когда-то в энциклопедии.
— А помнишь в церкви книгу в металлической оправе с цветными камушками? Онфим сказал тогда, что это Евангелие в серебряном окладе с «камениемь и жемьцюгомь». И в музее мы видели, помнишь? Красотища какая!
Отец Сергий по-прежнему тихонько стоял у окошка, перебирал исписанные листы и, казалось, поглощенный этим, не слышал шепота ребят, но это было не так, отец Сергий напряженно прислушивался к разговору погорельцев. Кто эти дети, те ли, за кого себя выдают? Что-то не припоминал отец Сергий в Чудиновской слободе Ивана-кузнеца. Говорят с трудом, не очень связно. И, кажется, понимают не все, что им говорят, не отошли горемыки от потрясения? Но друг друга-то они понимают отлично, говорят между собой бойко и свободно, но говорят по-чудному, вроде и по-русски, и не по-русски, на очень странном языке. Уж не лазутчики ли? Господи! Прости мою душу грешную! Сколько врагов кругом! Проклятые татары, шведские рыцари… Уже и дети подозрительными кажутся. На самом ли деле Ванятка с Васяткой? А, может, подосланы разведать, как укреплен монастырь, чем будем защищаться? Надо еще попытать их расспросами, горько заключил свои мысли отец Сергий и, оглянувшись, подозвал к себе ребят.
— Знаета ли, чадьца, како книгы пишуть въ монастыри?
— Не, — мотнул головой Ваня. Он предпочитал высказываться покороче.
— Чернець Несторъ написалъ есть «Повесть временьныхъ лѣтъ», — продолжал отец Сергий, внимательно наблюдая за мальчиками, — повѣдал намъ, откуду есть пошла русская земля. Азъ же, многогрѣшьныи рабъ Божий, написаю, како Новъгородъ живеть и чимь богатить ся, и какы напасти приемлеть, и како народъ князя ставить, и како изгонити его велить. И тако же написаю, како ворози землю русьскую погубляють и въ полонъ крестиянъ беруть.
Отец Сергий снова метнул настороженный взгляд на зачарованно слушавших мальчишек и открыл недописанную страницу. Вытянув шеи, ребята следили, как неторопливо скользит его рука но строкам:
— «В лѣто 6746 придоша народи незнаеми, проклятии татарове на землю русьскую. И много людии поплениша. И князь русьскыхъ убита. И кто суть и отколе приидоша, тою не сведаю. А вписахъ сде памяти ради князь русьскыихъ и беды иже створиша татарове Руси. И бысть плачь и туга в Руси». — Отец Сергий прикрыл страницу ладонью и продолжал говорить, горестно глядя на иконы:
— «Наведе на ны Богъ народъ немилостивъ, языкъ лютъ, языкъ не щадящь красы уны, немощь старець, младости детии. Разрушени Божественьныя церкви, осквернени быша съсуди священнии честьные кресты и святыя книгы, потоптана быша святая места. Кровь и отець и братья нашея, аки вода многа, землю напои, князии нашихъ, воеводъ кръпость ищезе, храбрии наша страха наполниша ся, бежаша, гради мнози опустили суть, села наша лядиною поростоша, и величьство наше смери ся, красота наша погыбе, земля наша иноплеменникомъ въ достояние бысть!»
Монах горько вздохнул и сурово продолжил:
— «Но Богъ великыи въложить ужасъ великъ въ татаръ проклятыихъ, и страхъ нападеть на нихъ и трепетъ отъ лица русьскыхъ вои».
— Триста лет еще игу татарскому быть, — прошептал Ваня, жалея отца Сергия, пребывающего в неведении, жалея себя с Васей, затерявшихся в гибельном времени.
Чужой выговор слов укрепил отца Сергия в тревожных подозрениях. Он отпустил погрустневших мальчиков, те, так и не поняв, зачем их звал в свою келью отец Сергий, присоединились к мальчишкам, укладывавшимся спать.
Ночью Васе приснилось, что стоит он перед отцом Сергием и тот Васю строжайше допрашивает:
— А глаголи, чадо, како по-русьску наречеть ся: власы, древо, езеро, елень, есень, елена. Он, Вася, топчется на месте и бубнит:
— По-русьску се наречеться: волосы, дерево, озеро, олень, осень, олена.
— А по-вашему како? — хитро подмигивает ему отец Сергий.
— И по-нашему так, — растерянно отвечает Вася. Осознав, что разоблачен, кричит: — Домой меня пустите, домой хочу!
От собственного крика проснулся Вася к холодном поту. Показалось ему в тусклом свете чуть забрезжившего утра, что мелькнула ряса в приоткрытых дверях
