Филипп Бурнаков - Небесный огонь
Я подвинулся ближе к Арминеку.
— Может, скажем леснику про Атока Павловича?
— Подождем.
А Хурун опять разошелся. Накричал на Майру Михайловну. Обругал ее, что за нами не уследила. Велел всем сейчас же отправляться домой. Только Ачиса оставил. Нечего, сказал больше тут делать, пока еще чего-нибудь не набезобразничали. И так придется теперь отвечать за пожар — на всю школу позор. Мы, сказал, с Ачисом проверим, нет ли где еще опасности для леса. Вот вам, сказал, и золотой стол, и корыто Ханза лига… Он еще перед лесником за нас извинялся. Хорошо, сказал, что дождь вовремя пошел, а то не миновать бы большой беды.
Майра Михайловна ни спорить, ни оправдываться не стала- бесполезно. Ребята, понятно, тоже расстроились. Побрели, как побитые.
Амас, Кайсап и Кобырса не вытерпели все же, к нам подбежали, но ни о чем не расспрашивали, ждали, что мы сами обо всем расскажем. А мы, замедляя шаг, держали язык за зубами и думали только о том, как ускользнуть к изыскателю и сообщить ему обо всем случившемся.
— Знаешь,- предложил я Арминеку,- надо, чтобы Майра Михайловна узнала и про марала, и про пожар, и про Атока Павловича.
— Идет!
Он догнал вожатую и отозвал ее. Майра Михайловна внимательно слушала, не перебивая, и только головой кивнула. Арминек бегом вернулся к нам.
— Разрешила! Пошли с нами,- позвал он отставших вместе с нами мальчишек.
— Куда?
— После узнаете.
Хурун Иванович с Ачисом уже скрылись в лесу. Ясно, что они отправились проверять. Лесник был поблизости. Он медленно шел, ведя в поводу саврасого, и внимательно осматривал следы пожара.
— Дуй к Атоку, хозончы,- подтолкнул меня Арминек.- А мы лесника приведем.
Изыскатель уже заждался.
— Куда вы пропали?
Я рассказал. И про акт тоже.
— Это не беда,- успокоил меня Аток Павлович.
Он замахал руками, увидев приближающегося лесника. Василий Иванович привязал коня к березе и склонился над изыскателем. Как он сразу переменился! Словно и бородища его разулыбалась, и хмурые брови подобрели. Лесник гладил Атока Павловича по голове, расспрашивал и хмыкал.
Мальчишки таращили глаза, перешептывались и совсем по-другому смотрели на нас с Арминеком. До них начинало доходить, что главные события еще не начинались.
— Идите к коптильне,- сказал Аток Павлович.
Арминек с Василием Ивановичем пошли вперед.
Мы чуть поотстали. Амас с Кайсапом выпытывали, куда мы направляемся, а я только разжигал их любопытство гордым молчанием. Надо же было отыграться за недавно пережитый позор.
…Хурун Иванович торопливо снимал с проволоки салыглары — куски подкоптившейся маралятины — и запихивал в мешок, который держал Ачис. Рядом стоял уже полный мяса мешок. Возле него лежало ружье в чехле. Хурун Иванович так спешил, что даже не оглядывался. А мы стояли совсем рядом и смотрели. Вдруг он, должно быть, почувствовав это, замер и, не разгибая спины, уставился на нас. Шарахнулся было, но остановился, не выпуская из рук большой кусище мяса.
У Амаса задрожали губы.
— Вот тебе и честное пионерское,- сказал он Кайсапу.- Видишь, откуда огонь пошел?
— Это ваше хозяйство? — спросил лесник.
— Нет, что вы!.. Мы только сейчас…- запинаясь на каждом слове, стал оправдываться Хурун Иванович.
— Зачем тогда чужое берете?
— Пропадать ему, что ли?
— Значит, не ваше. Поверим. Прибрать, действительно, надо. Хозяин найдется. И ружье, стало быть, тоже не ваше?
— Ружье?.. Ружье мое…- сник Хурун.
Непослушными руками он столкал оставшиеся салыглары в мешок. Тот, что был полон, взвалил себе на спину. Другой, поменьше и полегче, велел взять Ачису. Потянулся за ружьем, но Василий Иванович отстранил его и поднял ружье сам.
— Идите за мной,- коротко бросил он.
Хурун Иванович сгибался не столько под тяжестью ноши, сколько, наверное, оттого, что следом шли мы — свидетели его преступления. Ачис едва волок груз, запинаясь на каждом шагу. Кобырса стал поддерживать снизу мешок, помогать. Вот уж зря! Я бы ни за что этого не сделал. Пусть сам мучается!
Но их ждало еще одно испытание. Ох и перепугался Хурун,. увидев под березой человека с перевязанной головой.
— Они, они,- сказал Аток Павлович.- Их я и видел.
Хурун Иванович хотел что-то возразить, но Аток Павлович вынул из-за пазухи… шапку.
— Ваша?
— Это Ачиса шапка. Он вчера без шапки вернулся,- Кобырса выпустил из рук угол мешка.
Я только теперь заметил, что Ачис простоволосый.
— Эх вы! — презрительно произнес лесник.- И говорить с вами неохота. Дайте сюда акт!
Хурун Иванович подал ему сложенный вчетверо листок, и бородач разорвал его в клочки.
— Другой придется составлять.- Он раскрыл свою полевую сумку.
Наш бравый физкультурник сразу слинял. Он больше не запирался. Он чуть не ползал перед стариком, упрашивал его «не заводить дело», не посылать бумагу в школу, клялся и божился, что никогда такого не допустит.
Борода у лесника сердито встопорщилась.
— Как вы понять не хотите! Не в марале дело. Вы куда больше зло совершили — своего ученика на неправильный путь поставили… А эти? — он показал на нас.- Им вы какой урок дали? Ни за что мальчишек оболгали. И перед остальные ми куда как себя показали… Давайте-ка делом займитесь. Изладьте носилки. Атока верхом везти нельзя. Вон его как побило. И в голове сотрясение.
Ни слова не возразив, Хурун Иванович принялся мастерить носилки. Сделал из жердей быстро — легкие, удобные. Что-что, а руки у него умелые.
— А хотел на нас свалить,- сказал я Арминеку.
— Ерунда,- отмахнулся он.- Вот что плохо, мой хозончы: как нам добыть небесный огонь? До Улгенника так и не дошли.
— Да,- согласился я.- В этом деле у нас неудача. Придется в другой раз попытаться.
Носилки, на которые положили изыскателя, подхватили лесник с Хуруном Ивановичем. Амас взобрался на саврасого. Мешки с мясом перекинули через седло.
Труднее всего было перейти с носилками речку, но и там, по тропе, приходилось идти осторожно, часто останавливаясь. Далеко нести Атока Павловича сил бы не хватило. Там, где тропа становилась шире, мы пытались помогать, но толку от нас…
В который уж раз сделали короткую передышку. Речка здесь делала большую петлю. Противоположный берег, низкий и ровный, просматривался далеко-далеко. Оттуда донесся крик. Аток Павлович сразу узнал: наши, говорит. А мы глядели во все глаза, и, хотя до леса за открытой поляной было порядочное расстояние, не сразу заметили одетых в такие же, как у Атока Павловича, полевые костюмы защитного цвета двух парней. Они бежали к нам.
— Это Петя и Миша,- сказал Аток Павлович.
Парни бросились к носилкам.
— Второй день тебя ищем,- басил плотный блондин с налипшими на лоб волосами.- С ног сбились: куда пропал!
Другой, бородатый, темноволосый,- Михаил, как мы узнали, обеспокоенно спросил:
— На медведя напоролся?
— С медведями я дружу,- отшутился изыскатель.- Несчастный случай… Так можно сказать. А выручили меня ребята. Видите, сколько у меня новых друзей.
— Спасибо вам! Пошли все к нам, а? — предложил Петр.- До нас недалеко. Поглядите, как живут изыскатели. В нашей юрте отдохнете. Мы вам мамонта покажем. С хоботом, с клыками. Нет, не настоящего. Рядом скала такая — точь-в-точь мамонт! ну, как? Идем?
Мы, не сговариваясь, уставились на Амаса. Ему, конечно, больше других хотелось бы пойти.
— Сильно походит? — спросил он.- Мы тоже интересную скалу нашли — белого богатырского коня.
Все бы пошли к ним. Не из-за каменного мамонта. Не хотелось расставаться с новыми знакомыми. Но ясно было, что нам не по пути.
Приподнявшись на носилках, Аток Павлович протянул нам руку.
— Молодцы! Не окажись вы рядом…
Мы распрощались с ним. Только Хурун Иванович с Ачисом, понурые, переминались поодаль.
Парни легко подхватили носилки.
Уходя, Василий Иванович сказал Хуруну:
— Небо благодари — дождь послало. Наделал бы пожар беды. А отвечать все равно придется. Суд за все спросит.
Лесник сел на саврасого и поспешил за изыскателями.
Заветная тропа
Почему-то раньше я не замечал, какая дряхлая усадьба у Постай ууча,- избушка, юрта, стайка для коровы, ворота..,. Состарились все постройки вместе с хозяйкой.
Особенно сильно обветшал домик. Иссохли и выцвели от солнца, дождей и ветра за долгие годы бревна, растрескались, стали светло-серыми, будто поседели. Домик этот дед Нартас рубил, когда в аале мало кто избы ставил. И плотников настоящих еще не было. Сделал он избушку, как сумел. Вот и торчат по углам сруба концы бревен — одно длиннее, другое короче. Сейчас бани и то лучше ладят. Окошечки — смех один! Их всего три, и каждое с тетрадный листок. Стекла из осколков, слепленных смолой. Крыша пластяная, сплошь заросла травой. Даже собачий лук на крыше растет! Нет у домика ни сеней, ни крыльца. Под дверью лежит вместо приступки плоский камень, а к нему приткнуты два трухлявых чурбана. Во всем аале нет, однако, древнее постройки.
