Филипп Бурнаков - Небесный огонь
На всякий случай я эти затески-треугольнички срисовал.
Постай зашла в сарайчик, недолго там пробыла и вынесла берестяную сумочку. Из нее достала небольшой топорик и охотничий нож в кожаных ножнах.
— А это себе возьмите, дети мои. На память о старом Нартасе. Вырастете, в тайгу пойдете — пригодятся. Будете его тропу дальше торить… А за Улгенник пока еще рано вам. Рано.
В нашем аале улиц нет. Дома стоят как попало, но у всех окна смотрят на солнце. Тропинки от домов разбегаются в разные стороны, пересекая одна другую.
По одной такой тропинке и направились мы по домам. Навстречу Анначах — первая сплетница в аале, та самая, которая больше всех шумела, когда мы к бабушке Постай на тарантасе в огород вкатили. Увидела нас, усмехается ехидно, кривые зубы выставила:
— Привет, храбрецы-сорванцы! Здравствуйте, поджигатели тайги! Опять в лес собрались с топором и ножами?
Арминек рассердился:
— Вы почему нас оскорбляете?
— Весь аал про вас говорит,- продолжала насмехаться Анначах.- Мать Ачиса только что в магазине рассказывала про ваши похождения. Как вы в тайге заблудились, как тайгу подожгли, чтобы вас по дыму нашли…
— Врет она! Это все Ачис!
— Про Ачиса ничего худого не слышала. Только про вас двоих говорят. Бумагу не на Ачиса, а на вас написали.
Что ей ответишь? Не объяснять же, что тот акт уничтожен, что Хурун Иванович сам во всем признался.
Смерив нас презрительным взглядом, Анначах прошла мимо.
Не успела отойти, девчонки-пятиклашки бегут, на нас пальцами показывают. Мы сделали вид, будто не замечаем их. Как же! Наперебой кричат:
— Нарушители тайги!
— Поджигатели!
Не стали с ними связываться. Арминек, правда, одну из них — Санику — за косички дернул как следует, она разревелась, конечно. Побежали от нас, дразнятся.
Все настроение испортили!
Если бы тем и кончилось…
Подошли к магазину — все на нас смотрят. Молчат, но уже понятно: тоже кто-нибудь начнет сейчас выговаривать. Так и есть. Вперед всех Сакман высунулся. Ему лет сорок пять, но он как пятилетний. Дурачок он. Его никто не обижает.
— Аукать надо было! Аукать. Ешли в лешу жаблудишься,- шепелявит Сакман,- надо аукать. Ха-ха-ха! А вы, жначит, дымом аукали?
Ну хоть беги!
Люди на нас уставились. Сакман не перестает одно и тоже повторять, хохочет, приплясывает. И люди, глядя на него, смеются.
Арминек попробовал что-то сказать, его никто не слушает. Тогда мы на хитрость пошли. Напали на Сакмана, чтобы другие поняли, в чем дело.
— Смотри,- пригрозили дурачку,- тебя под суд отдадут. Вместе с Хуруном Ивановичем и Ачисом. Это они тайгу подожгли.
Нарол у магазина примолк.
— Ты над нами не смейся, Сакман,- не отставал Арминек. Теперь можно было говорить для всех:-Мы ни в чем не виноваты. Пожар сделали те, кто марала убили и мясо коптили. На них лесник акт составил. Вот.
Пришли к Арминеку домой. Там то же самое:
— Правду говорят,- мать спрашивает,- будто вы в тайге с огнем баловались? Как бы тебе от отца не попало.
Я опередил друга:
— За убитого марала и поджог тайги отвечать будет Хурун Иванович. Он на нас свалить хочет.
— Вижу,- говорит,- не обманываете.
Хоть тут обошлось.
Отправились в школу — кинжал деда Нартаса в музей отнести. И тут уже знают, что мы «тайгу подожгли»! Тетя Калат, уборщица, сердито так на нас смотрит:
— У-у, недобрые дети! Что в тайге натворили? — А сама, видим, нисколечко на нас не сердится. Она очень добрая, но поговорить и построжиться любит.- Попало дома-то? Ну, еще достанется!.. А тут что было, что было!.. Хурун Ачиса вызвал и давай ругать, давай ругать. Обозвал по-всякому. В пионерскую завел и говорит: «Предатель ты, предал меня». Я, говорит, разве так велел тебе? Разве, говорит, можно теперь на Толая с Арминеком валить? Я тебе как советовал? Шутку пустить, чтоб ловчее выкручиваться. А ты, говорит, перестарался, по всему аалу разнес. Ачис ему:«Мама виновата». Хурун опять: «А директору школы тоже мама сказала?» Ачис говорит, хотел как лучше… Так и не поняла, чего они в тайге делали?
— Как чего? Марала убили.
— А я думала, преступление какое.
Вот такая она, тетя Калат: докажи ей, что убить весной в тайге зверя — самое настоящее преступление. А пожар?
Я Арминеку говорю:
— К нам вместе пойдем. Тоже успели, наверно, наболтать…
Пришли. Отец новое топорище обтесывает, мама посуду моет. Нам ничего не говорят. Ну, думаю, хоть у нас ругать не станут.
И тут тетя Калат входит и с порога давай новости выкладывать:
— Хуруна Ивановича и Майру разбирали. Как они в тайгу ходили с учениками. Хурун говорит, из-за Толая с Арминеком все нарушилось. На целый день задержались. Они, говорит, заблудились в лесу, пожар сделали.
Мама покосилась на нас. Отец продолжал заниматься своим делом. Спросил только:
— Таежного дедушку видели?
— Одного встретили. Он от огня бежал.
— Боже мой! — У мамы посыпались из рук алюминиевые ложки.
— Хурун ловко изворачивался, когда его директор припекать стал,- продолжала делиться новостями Калат.- А Майра будто в рот воды набрала. Хурун на нее как глянет, как глянет, она и молчит. Директор, Василий Ладимирович, допытывается: как дело было? Она молчит… Айдит Андреевич — вот человек! — на всех хитростях Хуруна ловил. А ребят шибко защищал. Я, говорит, им больше верю.
Тетя Калат не то что Анначах-сплетница. Она сама ничего не придумает, не соврет. Но все-все перескажет. Ее и слушать интересно.
— …А Василий Ладимирович тогда на Айдита напал. Это, говорит, все ваши небылицы. Задурили детям головы сказками. Погодите, говорит, скоро ученики от ваших сказок в бога верить начнут. Что тогда делать будем? Зря я вас послушался,- это директор Айдиту,- поход разрешил. Видите, что получилось: пожар в тайге сделали. Распустим совсем детей, хулиганы из них вырастут… Хурун тогда сказал, что лесник на Толая с Арминеком акт составлял…
— Этот акт Василий Иванович порвал,- не утерпел я.
— Порвал — не порвал. Я откуда знаю? Я там не была. Я говорю, что слышала,- рассердилась тетя Калат, что ее перебили.
— Не лезь в разговор старших! — пристрожился отец.
— На Толая с Арминеком,- повторила Калат.- И Майре подсказывает: так было? Майра не хотела говорить, а он к ней подступает: «Нет, ты скажи! Было?» Майра говорит, было. Ну, тут Василий Ладимирович Хуруну поверил. Опять на Айдита напал, будто тот сам пожар сделал. Идите, говорит, к их родителям- к вам то есть — пусть деньги на штраф готовят. Все когда разошлись, Айдит и говорит: «Что-то тут не то. Не верится мне. Хотя,- говорит,- с другой стороны, сами виноваты, много воли детям даем, плохо еще их воспитываем». Скоро, однако, сам к вам придет.
— Значит, баловались в тайге? — спросил отец.
— Хурун Иванович все придумал,- вступился за меня Арминек.- Ему самому деваться некуда.
— У нас свидетелей много,- поспешил добавить я.- Рассказывал же вам, как мы раненого нашли, помогли ему. Он тоже подписал акт. Его Аток Павлович зовут. Он изыскатель. И ребята…
— Да, да,- опять заговорила тетя Калат.- Хурун еще . сказал, еле упросил лесника, чтобы Арминека с Толаем не забирал. Василий Ладимирович обещался проверить. Я около двери стояла, слышала…
— Боже мой! Боже мой! — совсем расстроилась мама.
— Да не так все было! — Арминек чуть не плакал с досады,- Нас хвалили. И Аток Павлович, и лесник, и Петя с Ми шей… А вот Хуруна Ивановича и Ачиса накажут. Они браконьеры.
— И ребята,- вставил все-таки я,- видели. Амас, Кайсап и Кобырса. А Майре Михайловне мы сами все рассказали. Она подтвердит.
— Майра подтвердит! — отмахнулась тетя Калат.- Ей что Хурун велит, то и подтвердит. Мальчишек тоже никто слушать не станет.
— Ладно,- отец отложил топорище.- Разберутся. А удрать-то вы удрали?
Мы отмолчались. Не признаваться же, что за небесным огнем ходили. А молчим — значит, виноваты.
Вышли на улицу, сели на завалинку.
— Неужели ничем не докажем?
Арминек кулак сжал:
— Сначала надо Ачиса отучить сплетничать и врать.
Я не согласился.
— На отряде его разберем. Пошли лучше к Майре Михайловне. Она знает, как было.
В школе вожатой не оказалось. Без особой охоты направились к дому Хуруна Ивановича. Большой у него дом, крестовый. Забор вокруг высокий — ни одной щелочки, чтобы во двор заглянуть. И ворота крепкие, закрыты на засов изнутри. Калитка с железным кольцом вместо ручки тоже с той стороны заперта. Не подступишься! Чтобы к ним попасть, надо кольцо подергать, постучать им по калитке. А как только кольцо звякнет, цепной пес такой лай поднимает,- на весь аал слыхать. Мы едва тронули кольцо, как он загремел цепью, зарычал, забрехал. Проволока, протянутая от конуры к воротам, завизжала. Пес давился от злости, царапал доски подворотни. Никто из хозяев не появлялся.
