Елена Нестерина - Здесь гуляет Овечья Смерть
– Да так, смелости нагоняю, – ответил Аркашка.
– А-а… Молодец, – шепнула тетка.
Они залегли в темноте. Аркашка чувствовал, что лежит на невысоком бугорке и сухие травы колют его в живот. Но это все казалось ерундой. Потому что надо было ЖДАТЬ.
И Аркашка ждал, примолкнув, затаившись…
… – Э-эй, ты здесь? – раздался чуть слышный шепот тетки почти у него над ухом.
Аркашка тихо выдохнул:
– Да…
– Нет, давай-ка я сама пойду. – И рука тетки дернула за овечью кость, которую Аркашка крепко сжимал, чтобы быть наготове и броситься бежать, как только нужно будет.
– Зачем? – И Аркашка принялся тянуть кость на себя.
– Да дурной ты, маленький, – с присвистом шептала тетка Танька. – Я хоть и бегаю медленно, но взрослая. Я сама. Нельзя время терять… Отдай…
Тетка дергала сухую кость так, что она вот-вот могла треснуть и развалиться. А тогда как бежать за Овечьей Смертью на обрубке? Как ее тогда сможет догнать такой хромоногий воин-уничтожитель?
«Ведьма! – пронзила Аркашку мысль. – Это она специально вредит! Она сообщница Смерти! Не хочет, чтобы она отсюда убралась…»
И он, сгруппировавшись, так пнул тетку ногами, что она, коротко взвизгнув, отлетела куда-то в темноту.
– Дай, я сама! Мне тебя жалко! – послышался ее умоляющий голос. – Я ж себе этого никогда не прощу!
Нет, все-таки не могла помощница Овечьей Смерти так жалобно пищать и беспокоиться о его жизни. Если, конечно, она не притворяется…
– Аркаша! – Тетка Танька вновь подползла. – Я же местная. Я должна сама… Пусти!
– Я тоже, считай, местный, – ответил Аркашка, тяжело дыша.
Возня в душном мраке отняла у него все силы. Перед глазами заплясали красные круги. Он зажмурился, надеясь, что, когда откроет глаза, это все пройдет и все будет снова черным-черно…
Аркашка открыл глаза.
А из мрака вдруг вынырнули… сразу две белые Овечьи Смерти!
Они бежали прямо на него – сухо поскрипывая костями, в такт неспешному бегу кивая черепом, сквозь который проглядывала тьма.
Аркашка крепко сжал костыли.
– Их две, потому что нас двое? – не разжимая зубов, шепнул он Татьяне.
– Как – ДВЕ? Она ОДНА… – опешила тетка.
Овечья Смерть играла с Аркашкой, дурачила, морочила… Вот оно в чем дело!
Мальчишка изо всех сил затряс головой, выпучил глаза, чтобы набежали в них слезы и смыли проклятый морок…
Одна. Теперь Овечья Смерть была одна.
Овцы кричали в голос, казалось, что это вопят перепуганные насмерть люди, которые зачем-то накануне скорой гибели притворяются овцами.
Аркашка поднялся.
– Ну, с богом! – тихонько толкнула его в спину тетка-ведьма.
«Да нет, конечно, никакая она не ведьма! Про бога вспомнила», – весело подумал Аркашка и даже улыбнулся в темноте.
Он не боялся.
Вот только Овечьей Смерти это было все равно. Она уверенно продолжала свой неспешный бег.
Аркашка сделал шаг вперед, в темноту. Затем еще. Еще. Побежал. К Смерти.
А Овечья Смерть уже повернулась к нему боком, огибая загон. Где-то во тьме на земле должны были остаться ее следы.
Мальчишка сразу их почувствовал, едва оказавшись там, где только что промчалась Овечья Смерть. Земля была горячей, просто раскаленной! Такой жар поднимался от нее, что ноги Аркашки в кожано-резиновых кроссовках просто спеклись, вот-вот, ему казалось, задымятся, завоняет паленой резиной. Как бы не касаться огненной земли ногами, а продолжать бежать? Ведь вот тут, рядом, полшажочка в сторону, – земля нормальная! Тоже перегревшаяся за день, но все-таки не обжигающая…
Аркадий помнил, что в погоне за Смертью нужно наступать как раз в эти пышущие жаром следы. Он нашарил рукой с костылем одно маленькое пекло, воткнул костыль туда и оперся на него. Другой костяной костыль воткнул в другой след. Чуть слышно вскрикнув, прыгнул обеими ногами сразу в два следа. Вновь переставив костыли, оперся на них, подпрыгнув, чтобы ноги не жгло, бросил тело вперед. Снова переставил костыли, снова подпрыгнул.
Так, с подскоками, и бросился Аркаша вдогонку Смерти, так и поскакал.
Глава IX Пляска погони за смертью
А Овечья Смерть вдруг дернулась. Да-да, вздрогнула. И… повернула назад свою ужасную костяную голову.
Неужели Аркашка промахнулся мимо следа?! Неужели оступился? Сейчас призрак развернется, пойдет прямо на Аркашку и…
Но Овечья Смерть вернула свой череп на место. Должно быть, она не обратила внимания на Аркадия – потому что продолжала бежать вперед.
Пробегая вдоль загона, Аркашка слышал краем уха, как стонут перепуганные овцы в предчувствии смерти. И еще шустрее заработал руками и ногами.
Наверное, то, как он бежал, со стороны выглядело странным танцем – как будто мальчишка просто выкаблучивается: прыгает, опираясь на костяные костыли, и приплясывает…
И дышать было Аркашке в жарком мареве так трудно, что силуэт Овечьей Смерти у него перед глазами дергался, мотался из стороны в сторону…
Аркадий побежал еще быстрее.
Белый костлявый призрак почувствовал преследование… Аркашка увидел, как, начиная с ужасного черепа до кончика хвоста, состоявшего всего из нескольких коротких костяшек, крупная дрожь прошла по скелету Овечьей Смерти.
Ведь Аркадий почти настигал его.
Вытянув шею вперед, Овечья Смерть, дробно гремя костями, вновь вздрогнула, встряхнулась – как встряхивается собака, только что вышедшая из воды. Она к чему-то приготовилась? К нападению?
Надо идти прямо на нее. Ведь Аркадий подскакал так близко, что мог бы даже схватить Овечью Смерть за костлявый хвост.
Но как – идти? Если слышен скрип и похрустывание ее костей, значит, этот белый скелет материален, он есть на самом деле. Ведь не может так скрипеть просто дух, призрак – то есть НИЧТО? И как тогда сквозь него идти?
«Сейчас как ударюсь об эти кости – они все на меня и посыплются! – подумал Аркашка. – Очень приятно быть обсыпанным костями какой-то Смерти…»
Но выбора не было. Сделав еще два больших прыжка, Аркашка как можно сильнее оттолкнулся от земли обожженными пятками, напрягся, ожидая удара о крупные твердые кости…
Словно о дно раскаленной сковородки ударился он лбом, лицом, грудью, коленками. Аж звон пошел. Этот гудящий жаром звон продолжал стоять у него в ушах, и ослепительное пламя возникло перед глазами.
Огромная, необъятная пасть гигантского черепа закрылась, на миг поглотив адское пламя. Лишь сквозь щели в костяных зубах проскакивали язычки пламени.
Пасть открылась, жаром дохнуло на Аркадия – и тысячи, миллионы овец заплясали посреди огня! Они прыгали, шарахались в разные стороны, тоненько и жалобно блеяли, вытянув головы вверх. Но спасения им не было: чем выше прыгали охваченные пламенем бедные овцы, чем громче и беспомощнее они кричали, тем больше становился череп, шире пасть, жарче огонь…
«Надо выгнать их из этого огня! Что они там мотаются?! – подумал Аркашка. – Да, а где это? Что это? Неужели овечий ад?!»
Крепко сжав овечьи кости-костыли, он собрался разогнать ими овец, выгнать бестолковых-безмозглых из их, овечьего, ада… И шагнул в самое-самое пекло. Взмахнул руками – рассекая воздух, свистнули, как две сабли, овечьи кости…
Раздался оглушительный сухой хруст – как будто ломалась и крошилась одна гигантская пересушенная кость. Горячее пламя еще раз вспыхнуло – и больше Аркашка его не видел. Потому что он не видел уже ничего.
Тетка потеряла его в степи.
Наступило утро – и отец с бабушкой, с первыми лучами солнца подошедшие к загону, нашли лежащего на земле Аркашку. Они отволокли мальчишку в дом. С радостным криком бросилась к нему тетка Танька.
– Ты зачем в степи-то спал, сокол ясный? – спрашивала бабушка, протирая лицо Аркашки тряпочкой со свежим растопленным бараньим жиром.
– И как же ты сильно обгорел, – удивлялся отец. – Вчера, я издалека видел, ты чуть ли не весь день на солнце сидел. Вот и спалился так… Разве ж так можно? Очень солнце опасное – не заметишь, как сгоришь.
– Это днем он сидел, – согласилась бабушка. – А ночью-то как он на улице оказался? Чего ему дома не спалось-то? Или Аркадий у нас лунатик? По улицам ночью таскается, на луну воет? Так ведь не было вчера никакой луны. Вон какие облака все небо заволокли. Ночью ни звезд, ни ветерочка, темень сплошная была…
– Нет, Аркашка не лунатик, – покачал головой отец. И тут же оживился. – А-а-а, мать, я понял, почему он на улицу спать-то отправился: Аркашке просто жарко в доме стало. Как ему кожу-то пекло днем обгоревшую! Это ж невтерпеж просто! Он и отправился на свежий воздух, думал, наверно, что там охладится, да, Аркаш? А там, на улице-то, наоборот, еще жарче, чем в доме. Вот тебя сон-то там, на земельке, и сморил. Да, сынок?
Аркашка не мог говорить: пережженная кожа лица мешала двигать ртом. Это было очень больно. А потому мальчишка лишь кивнул, не говоря конкретно ни «да», ни «нет».
