Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»
А что это может означать? — спросил Тимыч.
Ничего хорошего для тебя.
Для меня?
Вот именно. «Утром молодец, а к вечеру мертвец» — это явно к тебе относится.
Почему ко мне?
Ну раз «молодец», значит, к тебе. Тимыч занервничал:
Я что, к вечеру мертвецом стану?
— Вполне возможно. — Крутая посмотрела на часы. — Ого, уже пять с копейками.
Ну, я полетела. Мне надо еще кока-кольную ванну принять.
— Чего-чего? — не врубился Тимыч.
Ну я же «Мисс Нева».
Кто-кто?
«Мисс Нева», — повторила Любка. — Ты что, газет не читаешь и ящик не смотришь?
Газет Тимыч и в самом деле не читал, а по ящику-телику смотрел одни боевики.
— Сейчас в Питере проходит конкурс красоты «Российская русалочка», — объяснила Крутая. — Сюда съехались девушки со всех концов России, которые победили у себя дома: «Мисс Волга», «Мисс Обь», «Мисс Енисей»… Завтра — последний тур. Поэтому я должна быть в форме.
А кока-кола тут при чем? — продолжал не понимать Тимыч.
Не кока-кола, а кока-кольная ванна, — поправила его Любка. — Я заметила, что после ванны из кока-колы обязательно побеждаю. Я ведь не только в конкурсе «Мисс Нева» победила, но еще и в конкурсах «Жемчужина Санкт-Петербурга» и «Звезда Белых ночей».
Круто, — сказал Тимыч.
Ну так я ж Крутая! — задорно ответила Любка. — Всегда перед выходом на подиум я себе говорю: «Я лучше всех, я круче всех!»… А ты правда про меня никогда не слышал?
Тимыч помотал головой.
Не-а.
А я, когда ты позвонил, подумала, что ты таким способом хочешь со мной познакомиться.
Как видишь, нет. — Мысли Тимыча вернулись в прежнее русло: — «Утром молодец, а к вечеру мертвец», — повторил он слова Разгильдяева. — Блин! Что ж мне теперь делать-то, а?
— Ложись спать, — посоветовала ему Крутая.
В общем, Любка уехала принимать кока-кольную ванну. А Тимыч лег спать.
Глава VI
СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ
Тимыча разбудили настойчивые телефонные звонки. Он снял трубку.
— Алло.
В трубке стоял сплошной треск.
— Алло, — повторил Тимыч громче.
В ответ — та же трескотня.
Тимыч хотел уже положить трубку, но тут сквозь помехи послышалось:
— Тима… Тима…
Тимыч тотчас узнал голос Ля.
Ля! — закричал он. — Ты где?!
Я здесь, — слышалось еле-еле.
Где — здесь?
Ля что-то ответила, но Тимыч не разобрал.
— Что-что?! — заорал он. — Повтори!
Ля повторила, но Тимыч снова не понял.
— Перезвони! — крикнул он. — Тебя плохо слышно!
…шай трубку, — донесся до Тимыча обрывок фразы.
Чего?!
Не вешай трубку, — расслышал он. — Я не смогу тебе перезвонить.
А откуда ты звонишь?!
Из послезавтра!
На сей раз Тимыч хоть и ясно услышал, но не въехал.
— Откуда?! — переспросил он.
— Из послезавтра, — четко донеслось до него, потому что треск прекратился.
Из какого еще послезавтра? Слушай, я… — начал Тимыч.
Нет, это ты послушай, — перебила его Ля. — Связь может оборваться в любую секунду.
Но…
Подожди! Дай мне сказать… — Голос Ля звучал отчетливо. — Мой велик попал в завихрение времени, и меня вместе с ним перебросило в послезавтра.
— Какое еще завихрение времени?!
Ты…
Ля вновь перебила:
— Тима, сейчас не обо мне речь, а о тебе. Тебе угрожает опасность.
Опасность?
Да, смертельная! Тебя здесь нет, понимаешь?! Нет!
Где — здесь?
В двенадцатом мая.
В каком двенадцатом мая?
Ну у тебя сейчас — что?
В смысле?
Число какое?!
Число?!
Ох, ну ты и тормоз! — посетовала Ля. — На календаре у тебя какое число?!
Десятое.
А у меня двенадцатое. Я для тебя — в послезавтра. А ты для меня — в позавчера.
Фигня какая-то…
Нет, не фигня. Твое завтра — для меня вчера. Поэтому я и знаю, что тебя нет. — А где же я?
Дррррррр… задребезжало в трубке.
… адбище, — донеслось сквозь дребезжание.
Что-что?!
… на кладбище.
Что — «на кладбище»?
Ты лежишь на кладбище. Я там была.
Где — там?
Да на кладбище, блин! Когда ты, наконец, врубишься!
На каком еще кладбище?!
На Мартышкином! [3] Справа от входа твоя… дрррррррррррр дребезжало все сильнее и сильнее.
— Что — моя? — закричал Тимыч.
— Мо-ги-ла, — по слогам прокричала Ля.
ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР… — уже прямо-таки грохотало в трубке.
Если ты не изменишь свою судьбу, — прорывался сквозь грохот голос Ля, — …то тебя … бьют… Ты понял?!
Не понял! Повтори!
…бьют…
Бьют?..
Дане — бьют, а… ют…
— Что-что?
ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР…
…убьют, — вдруг прозвучало четко.
Кого убьют?! бя!.. бя!.. бя!.. — эхом донеслось до Тимыча.
«Что за „бя“?»— в недоумении подумал Тимыч и тут же сообразил: «Тебя! Тебя! Тебя!» — вот что кричала ему Ля.
ПИ-ПИ-ПИ… пошли короткие гудки.
Тимыч изложил трубку. Постоял у телефона, надеясь, что Ля еще позвонит.
Но телефон молчал.
А Тимыч думал.
Подумать ему было о чем. В последнее время с ним явно творилось что-то странное, чего он ни понять не мог, ни, тем более, объяснить. Вначале он превращается в таракана и бабушка спускает его в унитаз, затем вся эта фигня с Ля и ее взбесившимся велосипедом, после этого дурак Разгильдяев со своей дурацкой пословицей: «Утром молодец, а к вечеру мертвец». А теперь еще и звонок Ля из послезавтра…
«А из послезавтра ли»? — засомневался Тимыч. Может, Ля как-нибудь загипнотизировала Тимыча, а ему показалось, что она упала на велике с крыши?.. Но зачем ей это надо? Да мало ли зачем. В сущности, ведь он совсем ее не знает. Видел всего один раз в жизни… Ну а с превращением в таракана как же? Это не гипноз, потому что воспоминания об этом были у Тимыча ДО ТОГО, как к нему пришла Ля.
Короче, все было очень-очень странно.
«Ну хорошо, — продолжал размышлять Тимыч, — допустим, Ля вместе с велосипедом и вправду попала в какое-то завихрение времени и перенеслась в послезавтра». Здесь тоже полным-полно нестыковок. Почему мать Ля сказала, что у нее нет никакой дочери? И почему Тимыч не помнит, что с ним было после падения Ля с крыши? Не мог же он, в самом деле, преспокойненько лечь спать. Выходит, Ля не падала с крыши, а все-таки его загипнотизировала. А с превращением в таракана как же?.. Уф! Заколдованный круг какой-то.
Словом, Тимычу было понятно только то, что ему ничего не понятно.
Стряхнув с себя задумчивость, Тимыч бросил взгляд на часы. И обнаружил новую странность. Он-то считал, что еще и восьми нет, а между тем было уже полтретьего. А может, часы врут?.. Тимыч позвонил в справку точного времени.
— Четырнадцать часов тридцать минут, — ответил автоответчик.
Та-а-к, замечательно, ко всему прочему он еще и школу проспал. А сегодня, как назло, математика с этой дурой Аннапалной. Уж она-то точно стуканет классной, что Тимыча не было на уроке. Впрочем, возможно, и не стуканет, сегодня ж был разбор контрольных — а у Тимыча за контрошу наверняка пятак, потому что он все до последнего примера списал у Алки Митрофановой — круглой отличницы… «Нет, все равно стуканет классной», — вздохнул Тимыч и вдруг вспомнил, что классная велела всему классу принести завтра в школу свидетельства о рождении. А у Тимыча свидетельство — на квартире родителей. Так что придется ехать.
И Тимыч поехал.
По дороге он старался вообще ни о чем не думать. «Надо отдохнуть от мыслей, — сказал себе Тимыч. — Может, тогда и все странности сами собой исчезнут».
Но странности не только не исчезли, напротив — их стало еще больше.
Когда Тимыч пришел домой, он не нашел там ни матери, ни отца, ни бабушки, ни тройни. Причем коляска была на месте. «Куда ж они подевались? — недоумевал Тимыч. — Пошли гулять? А почему без коляски?»
Тимыч решил и об этом не думать.
Открыв нижний ящик письменного стола, он принялся искать свое свидетельство о рождении, перебирая всевозможные документы: свидетельство о браке родителей, университетский диплом отца, паспорт матери… ага, вот и его свидетельство.
И тут Тимыч чуть в осадок не выпал. Потому что это было свидетельство не о рождении, а… о смерти.
Тимыч глазам своим не верил, читая и перечитывая бумажку. Получалось, что он уже три года как мертвый, «о чем в книге регистрации актов о смерти», — читал обалдевший Тимыч, — «произведена запись за № 3241». Местом Тимычевой смерти был город Санкт-Петербург, похоронен был Тимыч на Мартышкином кладбище на 21 участке, в могиле под инвентарным номером — 16.
«Прямо глюк на глюке», — вертелось у Тимыча в голове. Впрочем, свидетельство О смерти глюком не назовешь. Вот оно, в руках у Тимыча — вполне реальный документ, да еще с печатью.
