Эрвин Штриттматтер - Тинко
К нам на поля залетела какая-то чудна́я птица. Раньше я ее никогда не видел. Она не такая большая, как ворона, но клюв у нее, как у вороны. Она не каркает, и вообще ее не слышно. Может быть, она немая? Перья у нее разноцветные и отсвечивают зеленым, словно они шелковые, а крылья, если глядеть против солнца, кажутся прозрачными. А вдруг эта птица прилетела из рая сказать нам, что для всех детей настали новые времена?
Я спрашиваю учителя Керна. Он не знает такой птицы и велит позвать его, когда я ее снова увижу. Она снова попадается мне. Учитель смотрит, смотрит, но так и не знает, что это за птица.
— Мало, ох, как мало мы знаем! — говорит мне учитель Керн. — Придется поручить пионерам все выяснить. Нам обязательно надо организовать кружок натуралистов.
— А чем тут кружок поможет? Кружок ведь тоже этой птицы не знает, господин учитель Керн!
— Это ты, пожалуй, прав, Тинко. Но кружок нам все-таки надо организовать. Хочется мне поучиться еще. Ведь сколько книг есть на свете!
— Это вы, пожалуй, правы, господин учитель Керн.
Глава двадцать пятая
Из Клейн-Шморгау к нам приехали два трактора. Они приволокли большие жнейки. Эти жнейки сразу же и снопы вяжут. Вся деревня сбегается. Пионеры забрались на тарахтящие машины и убирают их цветами. Стоя позади тракториста, мы проезжаем по деревне. Мужики спорят: каждому хочется, чтоб его поле убрали первым. Бургомистр мирит спорщиков. Комиссия ходит по полям. Она проверяет, поспели ли хлеба, и составляет список. По этому списку трактористы будут убирать поля. Мужики, довольные, расходятся. Теперь не век ждать: большие жнейки пожирают хлеб, точно огромные коровы, которым целый месяц не задавали корма. Готовые снопы так сзади у них и скатываются. Жены и дети новоселов только поспевай ставить рожь в бабки. А мужики могут тем временем на коровьих упряжках перепахивать жнивье. Как только тракторы всё скосят, они тоже примутся за пахоту.
Словно гроза, с грохотом и треском на Мэрцбах налетает новое время. Спелые колосья так и шелестят. У малоземельных крестьян глаза светятся радостью, как по большим праздникам. Ребятишки бегут за тракторами в поле: их разбирает любопытство, быстро ли тракторы управятся с жатвой. Быстро, очень быстро. Один за другим исчезают небольшие желтые участки, где хлеб уже поспел. Да эти машины не устают совсем! Они тарахтят, стучат, погромыхивают и всё жнут и жнут… Вот уже опять они кончили полосу и, ворча, перебираются на другую. И эту они, пофыркивая, объедают, оставляя позади себя голое жнивье.
Дедушка и бабушка одни в целом море колосьев. Дедушка косит, будто утопающий. Машины пожирают стебли, словно огромные коровы, а коса обгрызает их, как гусеница. Согнувшись в три погибели, бабушка ползет по полю. От снопа к снопу она перебирается, опираясь на свои маленькие кулачки. Дедушкина коса-гусеница уже прогрызла себе дорожку до конца поля, а бабушка вяжет снопы только еще на середине. Дедушка ругается на чем свет стоит. Мельком взглянув на трактор, который стрижет по соседству стебли, он сжимает кулаки, нагибается и тоже начинает вязать снопы. Он вяжет их до тех пор, пока не сталкивается на последней трети полосы с бабушкой.
— Всю-то жизнь ты улиткой пропо́лзала, улитка и есть! — ворчит он, отбросив очередной сноп, будто в нем гад какой сидит.
— Трактор не заказать ли нам? — робко замечает бабушка.
Дедушка только хмурит брови, трижды сплевывает бабушке под ноги и снова берется за косу. Обе дедушкины лошади пасутся на краю поля. Молодой-то еще надо пощипать травки!
На заре, словно помолодевший от утренней росы, дедушка выезжает на своей паре за околицу. Бабушка сидит на телеге, подобрав ноги. Лицо ее все сморщилось от боли.
— Чего рожу кривишь! Совсем на стиральную доску стала похожа! — ругает ее дедушка. — Люди подумают еще — не люб тебе парный выезд!
Бабушка силится улыбнуться усталой улыбкой, но скоро боль съедает улыбку.
Когда они вечером возвращаются, дедушка тоже сидит на телеге. За день лошади отдохнули, и молодая все норовит скакнуть козочкой. Дедушка злится и хлещет ее кнутом. Лошадь становится на дыбы, кусает Дразнилу за шею. Мерин не остается в долгу. Всхрапнув, он отскакивает в сторону. Обе лошади галопом несутся вперед, волоча за собой легкую телегу. Телега мотается, как картонная коробка, если привязать ее за слишком длинную веревку. Бабушка как раз растирала себе ноги и, когда лошади рванули, упала с телеги. Дедушка, занятый лошадьми, не слышал, как она плюхнулась в песок…
Я уже успел подружиться с трактористом. Моего тракториста зовут Отто. У него темно-коричневое, будто дубленое, лицо и маленькая бородавка слева на носу. На руках у него тоже бородавки. Я собрал пучок чистотела и подаю его трактористу.
— Что это за цветочки? — спрашивает мой Отто.
— Это цветочки от бородавок. Надо взять стебелек, выжать из него белый сок и помазать им бородавки. Они и пропадут, будто зернышки, которые куры склевали.
— Да что ты говоришь? — удивляется мой Отто.
— Езжай, езжай, Отто! А я заберусь позади тебя на трактор и помажу тебе бородавки. Вот и не надо будет останавливаться.
Отто качает головой, но мазать бородавки позволяет.
— А как твой трактор зовут, Отто?
— По правде говоря, я и забыл окрестить его.
— Давай назовем его «Счастье детей»?
— Да разве это имя?
— Это самое красивое имя на свете!
Трактор, трактор — тук, тук, тук!Пашет поле — цук, цук, цук!Пашет поле, косит лугТрактор, ребятишек друг, —
напеваю я. Голос мой дрожит вместе с трактором.
Отто и ночью будет работать. Впереди показывается телега. Лошади несутся галопом. Это дедушка на своей паре. Испугавшись трактора, молодая шарахается в канаву. Дышло трещит. Дрожа, обе лошади жмутся вправо. Им не нравится трактор. Я тоже дрожу. Молодая брыкается и получает кнутом под брюхо.
Отто старается помедленней проехать мимо пугливых лошадей. Разъярясь, дедушка хлещет кнутом по трактору. Кнут задевает Отто. Отто пригибается:
— Очумел он, что ли?
«Он» — это мой дедушка.
За спиной тракториста дедушка замечает меня. Кнут со свистом опускается и попадает мне прямо по лицу. Остаться или спрыгнуть? Лицо горит, как от перца. А мне нельзя даже потрогать: надо ведь крепко держаться за трактор. Кнут опять свистит. На этот раз мимо — мы уже проехали.
— С ума сошел, старик! — кричит Отто. — Не берись править лошадьми, раз в этом деле ничего не смыслишь!
Дедушка не отвечает. Лицо его перекосилось от злости, серые глаза сверкают. Он так и хочет спрыгнуть с телеги и опрокинуть трактор. Отто достает гаечный ключ и грозит дедушке:
— Вот дьявол! Я тебе еще покажу!
«Дьявол» — это мой дедушка.
Мы с Отто опять смотрим вперед.
— Отто, вон моя бабушка лежит!
Отто останавливает трактор, и мы соскакиваем в песок.
— Бабушка, вы не с той телеги упали, которой вон тот бешеный пес правит? — спрашивает Отто бабушку.
«Бешеный пес» — это мой дедушка.
Бабушка только стонет в ответ и держится за бок. Отто бежит в деревню звать на помощь.
— Чтоб тебе пусто было, чертов кучер! — кричит он, пробегая мимо ругающегося дедушки.
У бабушки платок съехал с головы. Я убираю ей волосы с лица. Утихнув на минутку, она нащупывает мою руку:
— Тинко, Тинко, родной! Хорошо как, что ты вернулся! Ты не серчаешь на меня?
— Нет, я не серчаю на тебя, бабушка.
— Помощь-то пришлют, внучек?
— Пришлют, бабушка.
Дедушка слез с телеги. Он распутывает постромки и, выпрягая лошадей, пинает их ногой в брюхо. Больше всего достается Дразниле. Он ведь у нас смирный, не брыкается.
— А ты-то чего, толстобрюхий? Ты чего за этим рыжим сатаной тянешься? — И снова дедушка ударяет Дразнилу ногой в брюхо. — В балансе что? Кто ухом не слышит, у того брюхо в ответе! Я тебе кишки выпущу!
Дома я рассказываю, что произошло. Наш папа отрывается от книги и грустно смотрит перед собой. У него сейчас отпуск и много свободного времени. Он очень любит фрау Клари, но он делается всегда грустным, когда вспоминает свой дом и стариков. Он встает и беспокойно шагает по комнате.
— Не сказать ли Шепелявой? — спрашивает он тетю Клари.
А тетя Клари уже одевается. Она бежит в деревню: ей хочется поскорей помочь бабушке.
Через четверть часа тетя Клари возвращается:
— Дедушка Краске не впустил меня. Двери запер. Завтра же я возьму отпуск.
Всю ночь наш папа не спит. Я слышу, как он ходит взад-вперед.
С утра бабушка лежит в кровати и стонет. К ней приходит общинная сестра.
— Тут уж я ничем помочь не могу — необходимо вызвать врача, — говорит она.
— Это чтоб он залечил старуху? — кричит дедушка и отпихивает ее от кровати.
