Марина Аромштам - Другая дорога

Аяэль пошел к двери.

– Эй, ты куда? – окликнул его Бычья Шея. – Хрякла, мы разве уже повеселились?

Другие переглянулись и стали шептаться. В их поросячьих глазках опять запрыгали хитрые огоньки.

– Нет! – закричали они. – Мало! Мало веселья! Не отпускай его!

Бычья Шея поднялся и запер дверь на засов.

А скукотцы меж тем расправились с кашей, вылизали свои миски и снова сделались вялыми. Поросячьи глазки потухли.

– Ммм… Не бывает поэтов. Но можно повеселиться, – пробормотал один и завалился спать.

– Угу, – поддакнул другой.

– Гы… – зевнул третий.

Бычья Шея захрапел на весь дом. Над пустым котлом засопела Хрякла.

Аяэль попробовал сдвинуть огромный засов. Бычья Шея икнул.

Аяэль тяжело вздохнул, расстелил свой плащ в уголке и лег, обняв свой мешок.

«Не спи, Аяэль, не спи!» – услышал он вдруг тоненький голосок.

Неужели Глазастик?

Откуда ему тут взяться?

И сон одолел Аяэля.

Спал Аяэль беспокойно. Во сне ему являлись странные голоса:

– Где мешок-то? Тащи!

– Да он крепко вцепился.

– Сунь пока ему в руки полено. Пусть обнимает. Вот так.

– Сделал?

– Гы-гы!

– Суй на место. Да полено-то не урони.

– Вот веселье-то! Вот веселье!

– Завтра посмотрим, что будет.

Тоненький голосок старался побороть все другие:

– Проснись, Аяэль! Проснись!

Но воздух дома скукотцев был мертвящим и спутывал волю, Аяэль не смог пробудиться.

И только когда его пнули в бок, он разлепил глаза.

– Ты, проходимец! Вставай! А то разоспался тут, – сказал ему Бычья Шея. В поросячьих глазках плясали нехорошие огоньки.

– Мой мешок… Он исчез! – Аяэль вскочил на ноги.

– Вот твой мешок. Забирай. И проваливай поскорее – пока мы тебя отпускаем.

– Гы! Гы-гы-гы!

Аяэль взял мешок и вышел.

– Может, не отпускать? – услышал он шепот сзади. – Отдали б его всеедам. Вот бы повеселились!

– А чего отдавать-то? Он и сам… Вон, гляди…

Аяэль услышал сдавленные смешки.

«Тебе надо в другую сторону!» – сказал Аяэлю тоненький голосок.

Аяэль и сам это знал. Но повернуть не смог. Поросячьи глазки подталкивали его в спину.

5

Аяэль побрел по тропе, среди колдобин и рытвин. В голове у него был дурман. Колени и спину ломило. И никогда мешок не казался Аяэлю таким тяжелым.

– Я устал! – сказал Аяэль. – Как я устал!

Дорога крутила, петляла, ныряла в колючие елки, срывалась в крутые овраги – и заманивала, тащила куда-то в дремучий лес.

А потом вдруг взяла и исчезла. Аяэль попал в царство мха – ядовито-зеленого, хитрого, скрывавшего топи и кочки, змеиные норы и ямы. Даже деревья тут обросли моховыми бородами. Из трещин в коре торчали тонкие ножки бледных грибов.

Аяэль сделал шаг вперед – и нога ушла по колено в бурую жижу. Попробовал повернуть – путь преградил валежник. Шаг вправо, шаг влево – и вдруг мох под ногами порвался. Аяэль пытался схватиться руками за корни болотных растений, но они обжигали и рвались. Аяэль полетел в пустоту.

Очнувшись, он понял: яма была глубокой. Сколько времени он тут лежит?

С неба в яму смотрели две далекие звездочки.

– Кто это там, на дне ямы? – спросила одна, поменьше.

– Это странник. Попал в ловушку.

– Зачем он пришел в этот лес?

– Его привела дорога.

– Но это злая дорога. Зачем он по ней пошел?

– С верной дороги он сбился. Забыл, куда он идет, что и зачем ищет.

– У странника белые волосы. Его кто-то обсыпал мукой?

– Нет. Это не мука. Это сделало время. Вот об этом-то он и забыл.

– Мы увидим, что с ним приключится?

– Может быть. До утра далеко, – сказала старшая звездочка.

– Ах! – вскричал Аяэль и обхватил свою голову. – Мои белые волосы! Я забыл, что меня ожидает. Я не сказал Глазастику, что хочу сохранить свои песни. А я мог бы его научить… Я всему мог его научить. Но не захотел. Потому что мечтал о том, как наступлю на «солнце»…

Между тем приближался рассвет.

– Пойдем-ка домой, – сказала большая звезда маленькой звездочке.

– Но что дальше будет со странником? Мы так и не увидели.

– Он жалеет о том, что случилось. Он вспомнил про белые волосы и про то, что должен был сделать. Разве этого не достаточно?

– Нет, – заупрямилась младшая звездочка. – Я хочу знать, что будет дальше.

– Ну и сиди тут одна. И бледней под лучами солнца.

И звездочка – та, что поменьше, – осталась на небе одна.

И вот что она увидела, и услышала, и узнала.

Заскрипели деревья, затрещали кусты, зачавкал мох: кто-то шел. Послышались голоса.

– Мучело, смотри-кось, кто-то попался в яму!

– И сдается мне, не медведь. Взгляни-ка сюда, Урчало: человечьи следы!

– Человечина – тоже мясо. Сразу его прибьем? Или поговорим?

– Не убивайте меня! – закричал Аяэль. – Я поэт.

– Слыхал, Мучело? Как ты думаешь, этот вкусный?

– Вот съедим и узнаем. Я никогда не пробовал. У скукотцев-то нет поэтов. Последнего их поэта мой прадедушка съел.

– Тьфу, скукотцы, – Урчало сплюнул. – Жесткие – не разжевать. И попахивают тухлятиной.

– Так это все от чего? У них больше нет поэтов. Говорю же: последнего мой прадедушка съел. А у того, что он съел, песни были длиннющие. Вот их и позабыли. А без песен они совсем…

– Зачерствели?

Мучело кивнул:

– При поэтах нежнее были. Мой прадедушка так говорил. А уж он в еде разбирался.

– Вы что, людоеды? – спросил Аяэль из ямы.

– Почему ж людоеды? Всееды. Разное мясо едим, – Мучело слегка обиделся. – Вот сегодня у нас поэты.

– Я здесь в яме один.

– Ну да. А еще один – в другой яме.

– Поэт? Почему вы решили?

– Так он рассказал нам сказку. Про кота, про собаку. И про какую-то свинку. Вроде морской коровы. Урчало даже растрогался. Говорит, оставим на сладкое. Мы и решили: посмотрим, кто в другую ловушку попался.

Аяэль не поверил своим ушам:

– Про кота? Про собаку и свинку? Глазастик! Вы что, и его съедите?

– Съедим. Но не сразу. Потом. Вдруг еще нам чего расскажет?

– Не ешьте его, умоляю! – закричал Аяэль. – Я дольше был поэтом. Я вам больше понравлюсь. Я отдам вам свои сокровища – все сокровища до единого.

– Какие-такие сокровища? – насторожился Мучело.

– О! Замечательные! Я могу невидимое делать видимым. Я и вас научу. Научу наступать на… «луч». Научу вас выкладывать «каша».

– Каша? Какая каша? Что это значит – каша? – заволновался Урчало. – Это что-то из мяса?

– Каша бывает разная, – сказал Аяэль из ямы.

– Мучело, давай его вытащим. Пусть отдаст нам свои сокровища.

– И пусть поучит нас.

– А потом мы его съедим.

– Да, съедим – как научит.

– Я думаю, это вкусно.

– Отпустите Глазастика.

Над макушками дальних деревьев появился краешек солнца. Он был красным. По небу над лесом тоже разлилось красное. Маленькой звездочке стало совсем плохо видно. Но она не двигалась с места и дрожала от страха. Мучело, замшелый пень, и Урчало, похожий на пустую огромную шишку, сначала исчезли в зарослях, а потом появились снова. Они привели Глазастика. Руки мальчика были связаны. Урчало взглянул на него, облизнулся и крикнул в яму:

– Эй, поэт! Вылезай! И не забудь сокровища.

Они кинули в яму веревку из стеблей тростника и вытянули Аяэля.

– Глазастик!.. Глазастик… – Аяэлю казалось, что Глазастик стал еще меньше, еще тоньше, еще глазастее. – Вы обещали его отпустить.

– А ну остынь, – приказал Аяэлю Мучело. – А то будешь невкусным. Давай, покажи сокровища. А потом будем решать.

– Да-да, сейчас, конечно, – забормотал Аяэль и торопливо развязал свой мешок.

Он развязал мешок – и лицо его побелело. Оно стало таким же, как волосы, если их посыпать мукой:

– Шерстинки, луковка ландыша, клык кабанчика, пыльца бабочки…

– Что это ты бормочешь?

– …горький гриб трутовик, листочки черники…

– Ну, где твои сокровища? – недовольно спросил Урчало. – Я хочу наступить на луч!

– А я – попробовать кашу.

– У меня ничего больше нет! – тихо сказал Аяэль. – Ничего-ничего.

Вместо сокровищ в мешке Аяэля лежал один большой камень. Тяжелый, грязный и серый.

Солнце уже поднялось над лесом и не касалось высоких древесных верхушек. Поэтому маленькой звездочке было совсем плохо видно. Но она поняла, что Аяэль заплакал. Его волосы были седыми, но он плакал как маленький мальчик.

Звездочка так огорчилась, что поскорее погасла и вернулась домой – туда, где ее давно ждали.

– Ну, и что же ты видела?

– Этот седой поэт… Я видела, как он плачет. Разве седые плачут?