Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок
— Точно. Яма всего по колено была.
Все это звучало правдоподобно. Но что толку! Вон сколько выкопали в ширину! Еще и дядя Вася копал. А результат…
Небо светлело все больше. С той стороны, где должно всходить солнце, начинало розоветь. Пора было уходить. А что с ямой? Бросить все, как есть? Кому она помешает? И если уж приходить сюда, то лучше днем. Да и надо ли приходить? Это в мечтах все легко получается. Раз-два — и откопали! Попробуй откопай!..
Возвращались молча. Теперь каждый с беспокойством думал об одном: как бы благополучно добраться до кровати. И Данка волновалась. Может быть, проснулась мама и хватилась ее?..
Но, кажется, все спокойно. В окнах обеих дач света не видно. Данка помахала на прощание мальчишкам рукой и проскользнула в калитку. Не дыша, на цыпочках, она прошла к дому. Окно оставалось распахнутым — все как и было, когда в первом часу ночи она вылезала отсюда. И велосипед на месте. Теперь остается только встать на его раму, ухватиться за подоконник, и она — в комнате.
Удачно! Даже ничем не стукнула. Наконец-то Данка с облегчением вздохнула.
Сняв платье и босоножки, она быстренько забралась под одеяло и улыбнулась. Она была довольна собой. Все удалось на славу… Одно плохо: ничего они пока не нашли.
«Ничего, может, еще найдем», — закрывая глаза, подумала Данка.
Победа!
И опять Нина Васильевна не могла поднять утром ребят. Они открывали глаза, когда она входила на веранду и с удивлением восклицала: «Ну и сони-засони! А ну-ка, поднимайтесь. Живо!» Они говорили: «Сейчас», но, едва Нина Васильевна скрывалась за дверью, тотчас вновь закрывали глаза.
Ей это в конце концов надоело. Она набрала в рот воды и, словно простыню перед глажением, разом окатила их прохладной водяной пылью.
Эдик вскочил и сел на кровати. Костя тоже проснулся — испуганно моргал белесыми ресницами. Но сердиться на Нину Васильевну было невозможно. Она так весело, от души хохотала над перепуганными мальчишками, что и они заулыбались.
— Теперь вижу, проснулись! — отсмеявшись, сказала Нина Васильевна и скомандовала: — Ну-ка, марш умываться! Чистить зубы! Засони несчастные!
Наверно, и в самом деле они засони: только Эдик, потягиваясь, вышел во двор, а в калитке уже Данка стоит. И видно: поднялась не сию минуту. Лицо чистое, умытое, в косе — свежий бант.
— Эдик, — быстро помахала ему рукой Данка, — у меня к тебе важное дело.
Он испугался: неужели опять какой-нибудь подвох?
— Да мы только встали. Еще не завтракали.
— Ну, хорошо, как позавтракаете — сразу приходите ко мне. Покажу интересную вещь.
— Без розыгрыша?
— Нет, совершенно серьезно. Скорее приходите…
Данку они застали за необычным для девочки занятием. Она затачивала на камне конец железного прута, толщиной с карандаш.
— Что это ты делаешь? — спросил Эдик.
Вместо ответа Данка принялась рассказывать, как в прошлом году она гостила у бабушки во Львове. Какие там красивые дома, какой замечательный парк со всякими породами деревьев и маленьким прудом. А в пруду — белые и черные лебеди…
Эдик нетерпеливо вздохнул.
— Пока ты все это рассказываешь, из гвоздя иголку можно сделать. Давай поточу.
Она не стала возражать.
— Только, пожалуйста, очень остро не затачивай… А еще я там видела, — продолжала Данка — как рабочие ищут газ, который выходит из трубы. Это когда она почему-то прохудится… Они забивают в тротуар, между плитами, железную палку…
— Стой! — вдруг вскочил Эдик. — И мы железную палку можем забивать. Тогда и копать не надо!
Тут и Костя сообразил, что затеяла хитроумная девчонка.
— Ох, и здорово!
— Пока вы спали, — Данка радостно улыбнулась, — я проволоку разыскала и уже опыт поставила… Смотрите. — Она взяла другую, тонкую проволоку и без особого труда воткнула ее сантиметров на пятнадцать в землю.
Колоссально! И ночи не надо ждать. Колют себе и колют! Может, просто так играют. Никто и не догадается, если увидит. Вот так Данка! Изобретательница!
На этот раз и Эдик не сдержался, одобрительно подмигнул ей:
— Голова у тебя варит! Кибернетическая машина!
— Вот только не пойму, — сказал Костя, — почему пику не сделать острой? Чем острей, тем лучше входить будет.
Данка и это предусмотрела.
— А если клад в железном ящике? И ящик поржавел? Пика проколет его, мы и не услышим.
— Соображать надо! — наставительно сказал Эдик, будто это он сам так убедительно все растолковал.
Скоро пика была готова. Стали испытывать. Сантиметров на двадцать она входила в землю легко. Дальше ее надо было забивать. Но это не трудно. В общем, полметра грунта такой пикой можно прощупывать запросто. А больше и не надо.
Решили, не мешкая, отправиться на лужайку. Для отвода глаз возьмут мяч. Если кто окажется поблизости, будут играть в волейбол. А потом снова — за дело.
— Я за молотком сбегаю, — сказал Эдик. — Хороший у хозяйки молоток. Тяжелый…
Только он выскочил из калитки, как увидел Митюшку Пузырька. Тот стоял к нему спиной у забора их дачи и снова, как в первый раз, кого-то выглядывал во дворе. Эдик не сомневался, кого он выглядывает. Прятаться от Пузырька ему показалось унизительным.
— Эй ты, шпион! — подходя к Митюшке сзади, сказал Эдик. — Опять царскую грамоту принес?
— Принес, — сурово нахмурив мохнатые бровки, ответил Митюшка и полез за пазуху.
Эдика разбирала злость. Снова Ленька! Когда он отстанет? Угнетатель нахальный!
— А теперь катись! Раб и слуга! — забирая письмо, ругнулся Эдик. — Ответа не будет. Так и передай своему повелителю!
— Передам, — пообещал Митюшка.
— Давай-давай! Холуй! Слуга на побегушках!
Эдик сам удивился — как здорово отчитал Ленькиного посланца!
Однако, прочитав очередной «ультиматум» Красной руки, Эдик помрачнел. Даже грамматических ошибок не заметил.
«От меня не спрячитесь! В самый последний раз предупреждаю, принисете или нет? Точка! Красная рука».
К Эдику спешил встревоженный Костя.
— Опять от Леньки приходил? — кивнул Костя на чинно удалявшегося Пузырька.
— В последний раз предупреждает, — буркнул Эдик, засовывая листок в карман.
Ему не хотелось говорить при Данке о Леньке. Но она, подходя к ребятам, сразу заметила что-то неладное, Минуту назад были такие оживленные, а тут стоят у забора, словно побитые. Молчат. И какую-то бумагу Эдик спрятал в карман. Опять тайны?.. И Эдику в конце концов пришлось сказать — от Данки отделаться было нелегко. Потом Эдик даже и Ленькин «ультиматум» показал.
Разумеется, из его слов выходило, что на Ленькины угрозы они чихают, никакого фонарика отдавать не собираются, а с его нахальным посланием поступят вот так. И Эдик небрежно разорвал листок на мелкие части. А потом положил обрывки на ладонь и, улыбаясь, дунул на них.
Бумажки белыми бабочками разлетелись по траве.
Но трудно было обмануть Данку. Она посмотрела на рассыпанные бумажки и сочувственно сказала:
— Не переживайте. Мне кажется, он только пугает.
— Ага, — недоверчиво протянул Костя, — пугает! Знаешь, какая у него компания? Все под его дудку пляшут. Рабы…
Эдик оборвал его:
— Будет тебе страху нагонять. Паникер! Правильно, ничего он нам не сделает… Идемте лучше скорей. Время только теряем… Да. Молоток возьму…
Кроме молотка Эдик захватил и лопату. Вдруг клад найдут — надо же чем-то выкопать.
«Так уж и найдем!» — с сомнением подумал Костя. Но вслух об этом не сказал: опять Эдик паникером обругает…
Грунт на лужайке оказался даже помягче, чем во дворе у Данки. С трех-четырех ударов молотка стальная пика чуть ли не вся уходила в землю.
Эдик никому не хотел доверять этой ответственной работы. Пусть Костя с Данкой играют в мяч, а он будет искать.
Сам бы он попробовал играть в мяч, когда только и ждешь — вот сейчас пика упрется во что-то твердое! Но нет, не упиралась. Проколы в шахматном порядке следовали через каждые десять сантиметров. Костя уже насчитал их сорок, пятьдесят… Никакого толку. А затем и считать перестали.
— Может, с того боку колоть? — посоветовал Костя.
Попробовали — бесполезно.
Время приближалось к обеду. Железный прут, еще недавно бурый от ржавчины, теперь сверкал, как никелированный. Не удивительно: не одну сотню раз пришлось ему глубоко впиваться в сухую землю. Дважды прут на что-то натыкался, но радость была преждевременной: путь стальной пике преграждали обыкновенные камешки. Казалось, все проверили, во второй и третий раз прощупывали одни и те же места.
И все же надежда не покидала их. Снова и снова вбивали они тяжелым молотком отполированное стальное жало. И вот опять — преграда. Очередной камешек? Или, наконец…
Эдик вытащил из земли пику и несильными ударами стал вбивать ее рядом. Ага, есть! Прут на той же глубине вновь уперся в твердое. Это даже по звуку угадывалось — удар уже не глухой, а четкий, звонкий.
