Екатерина Мурашова - Гвардия тревоги
Внезапно небольшого роста, но очень упитанный мужчина с усами приблизился к их столику и вежливо поклонился.
— Позвольте пригласить вас на танец? — обратился он к Марине. Марина зарделась и отрицательно замотала головой.
— Мариша, в чем дело?! — строго прошипела Зина.
— То есть, да, конечно, спасибо… — тут же согласилась женщина.
Маленький толстячок восточного вида церемонно подал Марине руку, вывел ее к площадке перед сценой и коротко переговорил о чем-то с музыкантами. Квартет заиграл легкий и прозрачный вальс.
— Слушай, племянница, а Маришка вальс умеет? — с некоторой тревогой спросила девочку тетя Зина.
— Конечно, умеет! — уверенно кивнула Тая. — У нас в гарнизоне часто танцы были, на каждый праздник. Мама со всеми танцевала, даже с сержантами, а папа потом ругался.
Действительно, Марина и толстячок кружились весьма грациозно для их совместной комплекции.
— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнула тетя Зина. — Пусть развлечется немного.
Тая закрутила головой, запоздало пытаясь сообразить, откуда появился мужчина с усами. Наконец она заметила два сдвинутых столика у самого входа на кухню. За столиками сидели такие же усатые брюнеты, пили вино и мирно что-то обсуждали.
— Вон, теть Зина, смотрите, наверное, это его друзья! — громко сказала Тая и указала пальцем. — Того, который маму пригласил.
— Возможно, — глядя в сторону, чуть поморщилась Зина. — И что с того?
Марина и толстячок с видимым удовольствием протанцевали три танца. Последний носил явно восточный характер, и, исполняя его, низенький мужчина забавно, но вместе с тем весьма ловко кружил вокруг женщины, привставал на носки и даже лихо подкручивал усы. По окончании танца танцорам хлопали не только Тая, Зина и друзья восточного человека, но и многие сидящие за ближайшими к сцене столиками. Проводив Марину к ее столику, толстячок церемонно поцеловал своей даме руку и, еще раз поклонившись, поблагодарил за доставленное удовольствие.
— Сейчас бутылку вина пришлет, — сказала Зина, когда толстячок снова присоединился к своим друзьям.
— Зачем? — удивилась Тая.
— Такой у них обычай, — объяснила Зина.
— А может, наоборот, цветы? — предположила романтичная Марина и добавила: — Вон у того, который самый старший, во главе стола сидит, на родине сегодня утром внук родился. Сын сына. Вот они и отмечают.
— Хорошее дело — внук, — согласилась Зина.
Возле столика с улыбкой возник официант, держащий на подносе бутылку белого вина и большую вазочку на ножке с фруктами в желе, сливками и шоколадом.
— Вино для дам, фрукты для девочки, — объяснил он. — От мужчин мирного Кавказа.
Тая предвкушающее облизнулась и с искренней благодарностью взглянула на толстячка. Тот шевельнул усами в улыбке и помахал ей рукой.
К вечеру в ресторане стало более шумно и многолюдно. Свободных столиков почти не осталось. Компания кавказцев как-то незаметно увеличилась в числе, присоединив к себе еще один столик. Тая наконец-то наелась и захотела спать. Сестры же, напротив, выпив почти две бутылки вина (от Зины и от мужчин мирного Кавказа), оживились, раскраснелись, со смехом вспоминали какие-то истории из детства, рассказывали, перебивая друг друга, и еще несколько раз выходили танцевать. Звали и Таю, но она застеснялась. Высокая тонкая Зина замечательно танцевала быстрые танцы. Ее партнером на площадке оказался молодой человек в блестящем пиджаке со стразами, тоже весьма высокий и похожий на экзотического угря. Вместе они зажигательно исполнили несколько танцев. Марина, глядя на веселящуюся сестру, даже всплакнула от умиления.
В девять часов вечера началось что-то вроде варьете. Длинноногие, похожие друг на друга девушки в исчезающе коротких юбочках танцевали, еще одна девушка пела мяукающим, время от времени куда-то пропадающим голосом, не слишком молодой человек в голубом смокинге вел программу и веселил публику своими шутками. Марина, подперев ладонью румяную щеку, печально смотрела на ноги девушек-танцорок. По приблизительным прикидкам, каждая нога ресторанных артисток была высотой ровно с ее дочь Таю. Тая зевала украдкой и без всякого удовольствия ковырялась ложкой в растаявшем мороженом.
— А теперь со своим зажигательным танцем перед вами выступит несравненная Анастасия! — совершенно киношным, из прошлого века голосом возгласил ведущий в голубом смокинге. — Встречайте!
Кавказцы и прочие гости послушно и приветливо захлопали. Тетя Зина, которая в юности занималась бальными танцами, скривила тонкие губы.
Несравненная Анастасия вынеслась на сцену в вихре сложной, почти концертной музыки. Ее движения так не походили на ритмичное подрагивание недавнего кордебалета, что в первый момент многим в зале стало просто неловко. Казалось, что девушка не видит и не слышит ничего, кроме музыки. Да и с музыкой было непросто… танец то нагонял, то опережал ее, словно в каком-то страстном, почти мучительном соревновании. Марина округлила глаза. Зина выпрямилась и приподнялась на стуле. Кавказцы перестали есть мясо. Дед новорожденного внука блестел глазами-маслинами и напряженно шевелил усами.
— Она что, с ума сошла?! — прошептала старшая сестра. — Танцевать так… в ресторане?
— Посмотри, Зиночка, она же совсем девочка, правда? — откликнулась Марина. — Ей от силы лет семнадцать-восемнадцать… И какая красавица!
— А я ее знаю! — вдруг громко сказала Тая.
— Знаешь… эту девушку? Которая танцует? — изумилась Марина. — Но откуда?
— Мы с ней познакомились однажды поздним вечером, — объяснила девочка. — На набережной. Она была в светлом плаще. Мы долго говорили…
— Господи, еще одна фантазерка на мою голову… — тихо вздохнула тетя Зина, но, подумав, решила не разрушать грезу племянницы.
Ну нравится ее сестре Марине думать, что толстый кавказец, потанцевав с ней, пришлет цветы вместо бутылки. А Тае нравится представлять, как она беседовала на питерской набережной с этой изумительно красивой девушкой, одетой в светлый плащ… Пускай…
— Она называла меня Таис, — вспомнила Тая, подробно описав сестрам свою встречу с красавицей. — И говорила, что это из греческой истории. Кстати, тетя Зина, я все хотела вас спросить, кто она была, эта Таис?
— Афинская проститутка, — безжалостно сообщила тетя Зина, наконец выведенная из себя фантазиями племянницы. — Очень высокооплачиваемая. По легенде она потом еще целый город сожгла…
Тая некоторое время молчала.
Танец несравненной Анастасии закончился. Люди вернулись к еде с некоторым облегчением, покачивая головами. Дед внука о чем-то темпераментно дискутировал с официантом.
— А все равно! — твердо сказала Тая и вскинула подбородок.
Марина промокнула платочком глаза и погладила дочку по голове.
— Ах, как все-таки хочется праздника! — темпераментно воскликнула на телевизионном экране белокурая девушка из старого фильма, чем-то неуловимо похожая на Фаину.
Дима отвел взгляд от телевизора и пожал плечами, не соглашаясь с актрисой. Ему лично праздника совершенно не хотелось. Он вообще искренне не понимал, чем, собственно, новогодняя ночь отличается от всех прочих. Запросто лег бы вечером в постель с любимой книжкой и старенькой болонкой под боком и проснулся утром. В новом, свеженьком, если пожелаете, году.
Но, разумеется, всеобщие традиции, помноженные на традиции семьи Дмитриевских, не давали даже подумать о таком варианте.
До сих пор в семье Димы и его брата все поздравляли друг друга под бой курантов, выпивали шампанского (мама не возражала, чтобы и сыновьям наливали по чуть-чуть), обменивались подарками около небольшой искусственной елочки, которую Дима каждый год собирал, а потом разбирал и аккуратно укладывал в коробку на антресоли. После детей укладывали в постель, а взрослые уезжали праздновать в гости, в театр или в ресторан. Дима с братом, конечно, в постель не торопились, но это, собственно, никого не волновало. К приезду родителей сыновья давно спали.
В этом году все складывалось иначе.
Ель была трехметровая, широкая, дикая, похожая на армейскую палатку. Ее принес дворник. Из кладовки достали грубо сколоченный деревянный крест. При виде его Дима поежился и захотел убежать. С тоской вспомнилась безыскусная домашняя елочка из коробки. Александра Сергеевна принесла молоток. Дворник переодел поданные Димой тапки и приладился устанавливать ель в гостиной. На нем были разные носки — черный и синий. Он взял гвозди в рот, широкие шляпки торчали из светлых усов. Александра Сергеевна что-то говорила. Дима ужасно боялся, что дворник забудется, ответит и проглотит гвоздь. После окончания процедуры Александра Сергеевна заплатила дворнику и угостила его водкой и шоколадными конфетами из коробки. Дворник усмехался в усы и был похож на циркового моржа. Запах холода и хвои создавал атмосферу. Михаил Дмитриевич с лицом христианского мученика наматывал на дерево погонные метры гирлянд. Дима с Александрой Сергеевной вешали хрупкие немецкие шары, вынимая их из ваты, и сажали на ветви удивительных сияющих птичек колибри с длинными шелковыми хвостами. Диме казалось, что он читает какую-то книгу из фондов немолодой детской библиотеки. Михаилу Дмитриевичу, по всей видимости, казалось то же самое. Устанавливая светящуюся звезду на верхушку ели, Дима с трудом балансировал на табуретке и локтем отгонял Голубя, который никак не хотел смириться с потерей такой замечательной точки обзора. «Ты же голубь, а не ворона, чтоб на верхушке сидеть!» — ворчал Дима. Глубоко уязвленный появлением другого дерева, Вольфганг замкнулся в своем обычном высокомерии.
