Три куля черных сухарей - Михаил Макарович Колосов
Ребята спорили, а Алешка смотрел на него и мысленно прощался с голубем навсегда.
А голубь бегал по крыше, распускал веером хвост, надувал зоб, перелетал на соседние дома, потом снова возвращался, делал небольшой круг и опять садился на крышу.
Посидел, будто успокоился, и вдруг взмыл вверх, захлопал громко крыльями и полетел прочь так быстро, что сразу же скрылся из глаз.
Кто-то из ребят засмеялся:
— Вот тебе и гусь… Полетел в теплые страны…
А Алешка еле сдерживался, чтобы не заплакать. Выскочил со двора и со всех ног пустился бежать по улице вслед за голубем. А голубь уже мелькнул черной точкой над самой водокачкой и скрылся в серой дымке.
Остановился Алешка и только теперь заметил, что он уже далеко от дома. Заплакал и медленно поплелся обратно.
Узнала мать, в чем дело, стала утешать:
— Ну чего ж плакать? Голубь полетел к себе домой. Если бы ты заблудился в пургу, а тебя чужие люди обогрели, а потом бы домой не пустили? Как бы тебе было? Так и голубю. Пусть летит…
— Конечно, пусть летит, только жалко… Да и Васька придет, подзатыльников даст.
Совсем уж спать было собрались, вышла мать дверь наружную на ночь закрыть и вдруг кричит:
— Алеш, иди скорей сюда!
Выбежал Алешка в сени и видит: сидит в уголке голубь.
— Ты его оплакиваешь, а он уже давно прилетел и спать устроился.
Не веря глазам своим, Алешка подошел к нему, взял на руки. Голубь помыкивал недовольно, что его разбудили, но не вырывался. Внес его Алешка в хату, пустил на пол, и он привычно затопал на свое место.
— Памятливый какой!.. — удивлялась мать.
А Алешка сидел на корточках и смотрел под кровать на голубя, пока мать не погнала его в постель.
Узнав о вчерашнем происшествии, Васька все-таки смазал братишку по затылку. Но не больно, а так, больше для острастки, чтобы другой раз не вольничал.
А голубь совсем уже привык, разгуливал по комнате, заглядывал во все углы, будто изучал квартиру. Ходил и все поуркивал сердито: все чем-то недоволен. Взлетел на окно, посмотрел через стекло на улицу. Увидел в раме что-то черненькое, клюнул. Но пятнышко не поддалось, на месте осталось. Голубь отвернулся, спрыгнул на пол и, качая красивой головой, направился в свой угол. Сел там, нахохлился и загудел жалобно и протяжно, будто плакал.
Смотрит на него Алешка, хочет узнать, почему тоскует голубь. Да как узнаешь, не человек он, говорить не умеет. «А может, и говорит что-то на своем голубином языке? — думает Алешка. — Узнать бы…»
И хочется ему развеселить голубя, а не знает как. Корму ему побольше дает, хлеба накрошил, думает, голубь голоден. Зачерпнул в кастрюле полную ложку каши — песет. Васька увидел, погнал обратно:
— Что это тебе, поросенок? Ты еще борща ему на лей…
Алешку Васька прогнал, а сам не выдержал, полез под кровать. Увидел его голубь, насторожился, перестал гудеть. Прижался к стене, смотрит. Вид у него грозный, воинственный.
— Ну, чего ты ноешь? — спросил у него Васька и протянул к нему руку.
Голубь укнул коротко и крылом больно ударил Ваську по руке.
— Ох ты, сердитый какой!.. Почему ты сердишься? — Васька взял его в руки, стал гладить по спине.
«Мг… мг…» — тихо помыкивал голубь и норовил вырваться из рук. Васька поднес его к столу и пустил гулять по клеенке. Голубь покрутил головой, перья на шее натопорщил, хвост веером распустил и начал ворковать. Будто шарик перекатывался у него в горле — «кува, кува, кур-р-р… кува-кува-кур-р-р…». Он делал несколько быстрых шагов вперед, подметал стол своим большим распущенным хвостом, резко останавливался и снова повторял все сначала.
Разбушевался голубь, смотрят на него ребята, улыбаются. А он пробежится по столу, остановится и начнет: «А это-то что? А это-то что? А к-куда это годится?»
— Ну, хватит тебе, распетушился. — Васька тронул голубя за спину.
Голубь остановился, замолчал, поднял голову: зачем, мол, мешаешь? Спрыгнул со стола на пол и пошел молча под кровать. Там он занялся стенкой, которая была побелена известкой, стал выклевывать из нее камешки.
Мать пришла с работы поздно: собрание у них было. Алешка давно уснул, а Танька — недавно. Не дождались матери. Спал и голубь, он только изредка шуршал крыльями, словно от чего-то отмахивался. Наверное, ему снились страшные сны, и он их отгонял.
На цыпочках мать тихонько прошла к кровати, поправила одеяло на Алешке.
— Уснул, маленький. Не дождался… — Она обернулась к Ваське, спросила шепотом: — Ели?
— Ели, — так же шепотом ответил Васька.
Она отошла от кровати, разделась, сказала:
— Завтра у нас воскресник.
— На работу пойдешь?
— Да. Но ненадолго. Сказали, часа на два, на три: уборку помещений будем делать. И дома тоже пора за генеральную браться… — Она прислушалась. — Голубя выпустил? Не слышно его.
— Спит, — буркнул Васька нехотя: он думал, что мать снова начнет ругать его за голубя.
Но она спросила:
— Чем же вы его кормите?
— Крупой… Хлебом.
— Зерно птице надо, крупу травить — это не дело. Да зерно ему и полезней, чем крупа. — Она порылась в сумочке, достала деньги. — На вот, сбегайте на рынок, купите пшенички. Там, бывает, старушки на стаканы продают. Возьмите стаканов пять — хватит на первое время.
Такого Васька никак не ожидал! От радости даже комок к горлу подкатил, слово сказать мешает.
— Ладно, ладно, — говорит мать. — Оставляю вам эту забаву до первой двойки. Запомни.
Рынок, или базар, как его тут называли, находился далеко, почти возле самой станции. Зная Алешкину страсть к поездам, Васька наказал ему:
— Смотри на путя не ходи, опасно. Поезда сейчас быстро ходят, снуют туда-сюда, не успеешь оглянуться, тут же сшибет.
Но Алешка втайне все-таки надеется, что он хоть одним глазком, а посмотрит на поезда. На пути он, конечно, не пойдет, но издали полюбуется.
Пришел Алешка на базар, ходит вдоль рядов, ищет, где продают зерно. Обошел вдоль и поперек, все видел: молоко, творог, яйца — в одном месте; в другом — яблоки моченые, помидоры, капуста, огурцы; в третьем — мясо, сало. В самом закутке увидел: старичок торгует деревянными сапожными гвоздями, подковками, шурупчиками и всякой разной такой мелочью. Все есть на базаре, только зерна нет.
Хотел уж было Алешка домой возвращаться, да решил напоследок пройти вдоль самого дальнего ряда. Там, правда, и людей никого нет, три тетки стоят, семечки лузгают.
Подошел — и как раз попал на то, что искал: тетки эти торговали одна подсолнечными, а другая жареными тыквенными
