Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок
— А если там какие-нибудь секреты?
— Ты, мама, скажешь! — Саша фыркнула и решительно вытащила из конверта перегнутый несколько раз двойной тетрадный листок. — Слушай! «Здравствуй, Саша! — прочитала она. — Дома у нас случилось горе. В понедельник, ночью, умерла бабушка. Тихо умерла, никто и не слышал. На похороны приехал отец. Почти два дня побыл. Посидели мы с отцом, погоревали. Он любил бабушку. Даже плакал на кладбище. Я и не знал, что он умеет плакать. Ну, и я тоже плакал. Врать не буду. Утром папаня уехал, а я в тот же день с Левкой из 96-й квартиры подрался. Из-за бабушки. Левка сказал, что ей уже пора было помирать, и так, говорит, зажилась на этом свете. Я разозлился и сказал, что никому не пора умирать. А он говорит: «Много ты понимаешь! И отец мой так сказал, что она зажилась на свете». — «Тогда, — сказал я, — дурак твой отец и ты вместе с ним». Левка толкнул меня, а я съездил его по уху. Он заорал, а тут твой отец идет. «Что, — говорит, — за шум великий?»
Левка стал ябедничать на меня. А я сказал, из-за чего треснул его. Твой отец посмотрел на Левку и здорово сказал: «Утри слезы. Ты свое правильно получил».
А когда мы пошли вместе по лестнице, он сказал мне: «Ты человек, по всему видать, справедливый, только по уху все-таки бить не надо».
Хороший у тебя отец. Сказал, что есть у него свободное время вечером и, если я хочу, то он с удовольствием сыграет со мной в шашки. Я не отказался. Он сказал, что даст мне знать, позвонит в колокольчик. Я ведь колокольчик так и не отвязывал на балконе. Я сидел и ждал, думал, не позвонит, а он позвонил. Мы два раза в шашки сыграли. И четыре раза в уголки. В шашки я проиграл, а в уголки — ничья.
Деревья во дворе растут. Пока все зеленые. Каждый день поливаем, потому что жара прямо несусветная. И газоны поливаем. Вчера твой отец два раза поливал газон. В патрульную команду я подобрал еще двух ребят из другого дома. Ребята что надо. Только делать нам по охране нечего. Никто ничего не ломает. Даже обидно.
Почти каждый день езжу на речку. Купаюсь. Ты хвастала в письме, что за четыре дня успела загореть. Приедешь и меня не узнаешь. На речке у нас тоже хорошо. Как на море. Вода, правда, не соленая и Ай-Петри нет. Ничего, обойдемся! Камера на заднем колесе теперь не спускает. Новую купил. Папаня пять рублей мне оставил. И еще открыл сундук, арестованные перчатки достал. Хорошо, что с Левкой я подрался, когда он уехал. Во двор перчатки не выношу. Дома тренируюсь. Насыпал в мешок песка и подвесил на косяк. Ох, и достается мешку!
Саш, я тебе про все тогда признался, а про мел не признался. Это я таскал мел, когда ты дежурила в классе. Поспорил с ребятами, что все куски у тебя потаскаю и съем. Ребята не верили, а я съел. Чуть не вырвало, а все равно до последней крошки съел. Ты на меня не очень сердись. Больше не буду. Этого мела я теперь на всю жизнь наелся.
Да, еще новость. Шуру с пятого этажа помнишь? Маленькая такая, кура-ряба. Так вот чудеса! Спускаюсь вчера по лестнице, она — навстречу мне, и рот у нее до ушей. А я глаза вылупил: платье на Шурке, как у королевы. Зеленое и будто все из кружев. Нашей Жене-фифе такое и не снилось. «Ух ты, — говорю, — у самой королевы одолжила?»
Она прошла мимо меня важно так, а наверху обернулась. «Не одолжила. Это мое платье».
Я Веру потом спросил, что с Шуркой сделалось, и она по секрету рассказала мне. Отца-то Шуркиного, оказывается, судом на работе судили товарищеским. Грозили в тюрьму отправить, если не перестанет пить и безобразничать дома. Он, говорят, даже плакал на суде. Обещал, что пить больше не будет. Моя мама говорит: они все обещают, а потом снова за свое. А я думаю, может быть, все-таки и перестанет он пить. Ведь купил же Шурке такое дорогое платье. А она теперь его специально носит, всем показывает. Ей же приятно. Когда мне отец боксерки подарил, я тоже радовался.
На этом писать кончаю. Бумага вся. Командир зеленого патруля Виктор Черенков».
Саша опустила на колени письмо и посмотрела на мать:
— Вот сколько новостей сразу… За Шуру я так рада… Ну, а что ты скажешь о самом Черенке?
— А что, Сашок, тут скажешь. Хороший, сердечный и надежный человек — этот Витька Черенок.
— Бабушку его жалко. Так и не успела угостить ее конфетами. Она очень любила конфеты.
Вздохнула Саша, задумалась. А потом что-то вспомнила забавное, усмешкой заискрились глаза.
— Про мел признался. Смешной! Я об этом давным-давно догадывалась. Только не знала, что ему пришлось съесть такой вкусный обед. А если бы еще кусков пять принесла?.. Мама! — вдруг воскликнула Саша. — Посмотри, какое сегодня море! Не море, а прелесть! Бежим купаться!
Забыв натянуть на голову шапочку, Саша схватила Нину Васильевну за руку — тащить к воде.
— Сумасшедшая! — отбивалась мать. — У меня же туфли на ногах, часы надо снять…
Саша ждать не могла. Поднимая фонтаны брызг, она кинула свое бронзовое тело в воду и поплыла.
Эх, был бы здесь Витька, посмотрел бы, как умеет она плавать! На все посмотрел бы. На горы, кипарисы и самое главное — на море.
— Саша! — услышала она голос матери. — Достаточно. Назад!
Нина Васильевна в желтой резиновой шапочке плыла сзади.
— Мама, — устремляясь ей навстречу, спросила Саша, — а когда ты пойдешь записывать меня в новую школу?
— Как домой вернемся, сразу и пойду, — ответила Нина Васильевна и, выпустив ртом фонтанчик воды, поинтересовалась: — Что это о школе вспомнила? Соскучилась?
— Нет, нисколечко! — Саша засмеялась и быстро поплыла вдоль берега. — Догоняй!
О школе Саша и правда нисколечко не соскучилась, время еще не пришло, А вот вспомнила о школе не случайно. Надо сделать так, чтобы и ее, и Витьку Черенкова записали в один класс. «Обязательно чтобы в один класс!» — подумала Саша и обернулась:
— Мама! Ну что же ты, догоняй!
Тайна желтой бутылки
Девчонка на велосипеде
Блестящие рельсы убегали вдаль. Там, далеко-далеко, они сливались в одну точку. И вдруг эта точка дрогнула, стала расти, темнеть. На перроне задвигались пассажиры.
Поднялся с лавочки и высокий мужчина с кудрявой бородкой и коричневым портфелем. Двое мальчиков, сидевших рядом с ним, тоже встали. Один из них был очень похож на человека с портфелем. Такой же смуглый и худощавый, с такими же быстрыми черными глазами. Лишь бородки ему не хватало. Еще бы! Откуда было взяться бородке, ведь мальчишке только тринадцать. Звали смуглого — Эдик. А другого мальчишку — Костя. Зато о Косте никак не подумаешь, что он в каком-то родстве с тем человеком с бородкой. Ничего похожего — коренастый, степенный, а волосы будто соломенные.
Костя дождался, когда на станционных часах минутная стрелка чуть подпрыгнула вверх, и с уважением отметил про себя: «Восемь сорок две. Через минуту как раз и подойдет. Точно, как в аптеке».
А Эдик, увидев приближающуюся электричку, снова вспомнил о спиннинге. «Неужели отец не купит?.. Может и не купить — сердится… Еще хорошо, — подумал Эдик, — что не про все знает. Про соседского кота, например… Как привязали ему к хвосту консервную банку… Он и понесся. Чуть не сбесился. Вот смеху было! И про Данку не знает. Как решили проучить ее. И про то, как лазили к хозяевам на чердак… Хорошо, что отец ничего этого не знает. Иначе о спиннинге и не мечтай…»
А электричка уже рядом. Вот мимо них, снижая скорость, пронесся головной вагон, за ним потише — второй и совсем медленно — третий…
Сейчас отец уедет. Почти на целую неделю, до следующей субботы.
— Пап… — Эдик тронул отца за рукав. — Ну, а если не дорогой спиннинг?.. Самый дешевый, понимаешь…
— Дело, Эдуард, не в цене, — с досадой сказал Николай Петрович. — Огорчаешь ты меня. — Николай Петрович перевел взгляд на Костю. — Хоть ты, Константин, сдерживай его. Ты же серьезный человек.
Костя нахмурился, отчего брови его, белые и широкие, словно зубные щетки, забавно нависли над коротким, забрызганным веснушками носом. Он тряхнул соломенным чубом и баском сказал:
— Мы, дядя Коля… Значит, это… В общем, не беспокойтесь, все будет в порядке.
— Ну-ну, надеюсь, — чуть приметно усмехнулся Николай Петрович и шагнул на площадку вагона. В дверях он обернулся и помахал ребятам рукой.
Поезд тронулся.
— Пап! — крикнул Эдик. — Самый дешевый посмотри… Посмотришь?
Отец погрозил ему пальцем, но тут же улыбнулся и опять помахал рукой.
— Купит, — убежденно проговорил Эдик. — Он всегда так: посердится, поругает, а потом купит. Он добрый.
— А ты и пользуешься, — хмуро заметил Костя. — Фонарик получил, а теперь еще спиннинг подавай.
От удивления Эдик захлопал длинными и загнутыми, как у девчонки, ресницами.
— У-у, провокатор! — Он размахнулся и пнул ногой стаканчик от мороженого. — А кто тогда сказал на речке: «Вот бы спиннинг нам! Вот бы рыбы половили!» Ну, кто это сказал?.. Молчишь!
