Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок
— Ты что наделала! Дура! — в отчаянии завопил Эдик.
Она подошла к калитке и бросила через ограду обломки стрелы.
— В другой раз будешь вежливей. — Мотнув косой, девчонка спокойным шагом направилась к беседке.
Зеленея от злости, Эдик крикнул вслед:
— Да мы тебе за это!.. Ведьма!
Она не удостоила его взглядом. Опять уселась в беседке, взяла книгу…
В тот же день они узнали — девчонку зовут Данка. И полное имя странное — Данута. Так мать ее назвала, когда они проходили по улице. Потом они видели Данку не один раз. То она ехала на велосипеде, то играла у своей беседки в мяч, то просто встречалась им на улице. Казалось, она их совсем не замечает. У Эдика при виде ее на скулах натягивалась кожа и сжимались кулаки. А у Кости всякий раз отчего-то тревожно замирало сердце. В этом, наверно, были виноваты Данкины глаза, ее густые ресницы и темная, будто литая, коса.
Эдик о Костиных чувствах ничего не знал. Эдик считал, что и его друг мечтает о той минуте, когда наконец представится случай хорошенько проучить эту нахалку и задаваку.
А Костя так не считал. Вот и сейчас, прячась за кустом шиповника, он втайне радовался, что Данка, как видно, поехала другой дорогой, где ее не подстерегают никакие опасности.
Однако ошибся Костя, Когда он уже собирался выйти из-за укрытия и сказать, что это, мол, глупо — целый час без толку сидеть в кустах, он вдруг увидел: Эдик предостерегающе поднял руку.
— Едет… — прошептал Эдик. — Смотри на меня. Когда третий раз махну — выскакивай.
До чего же Косте не хотелось пугать Данку! Ну к чему эти глупости!
А время идет. Вот Эдик уже махнул рукой, потом махнул второй раз и опять поднял руку… И уже слышно, как поскрипывает седло, шуршат неподалеку шины… Может, не выскакивать? Пересидеть? А что скажет Эдик? Скажет: трус, слюнтяй! Нет, надо…
И все же Костя замешкался, опоздал. Зато Эдик рассчитал точно. Как только велосипед Данки поравнялся с засадой, он с пронзительным воплем и вытянутыми руками выскочил из-за куста. Нападение было таким неожиданным, что девочка не успела ни затормозить, ни даже испугаться. Только инстинктивно рванула руль в сторону, налетела на куст и вместе с машиной грохнулась на тропу. Бидон с квасом, висевший на руле, отлетел, перевернулся.
Узнав Эдика и Костю, Данка вскочила на ноги, с гневом смотрела своими глазищами на обидчиков.
— Вы… Вы… — Но так и не смогла придумать, как их назвать. Губы ее мелко вздрагивали. — Двое… из-за угла… — Она подобрала пустой бидон, закрыла его крышкой и не удержалась — всхлипнула. Кулаком смахнула со щеки слезу.
Костя чувствовал: и у него в горле что-то щекочет. Ну вот еще, не хватало заплакать! Он сурово нахмурился и, неловко нагнувшись, поднял с земли велосипед.
Данка молча отряхнула перепачканный в пыли сарафан, повесила на руль бидон и почему-то не села на велосипед, а повела его рядом с собою по тропинке. Она шла и не оборачивалась.
Эдик крикнул ей вдогонку:
— Это тебе за стрелу! Воображала! Задавака!
Она не обернулась.
Ультиматум
К своей даче подходили с опаской: наябедничала Данка или нет? Наверно, все-таки наябедничала. Ведь квас из-за них пролила. «Если два литра было, то двадцать четыре копейки утекло», — сосчитал Костя. Ну, и ударилась здорово. А вдруг — и восьмерка на колесе?.. Да-а. Неважнецкие их дела — рассказала, конечно. А чего ей щадить их?
— Ладно, переживем, — сказал Эдик и принялся высвистывать: «А ведь недаром, говорят: солдат — всегда солдат!..»
«Тебе-то что, переживешь, — подумал Костя, — Обыкновенное дело: нашкодил — мать отругала, и все. А вот мне…»
И верно, Костино положение было сложней. Хотя мать Эдика, Нина Васильевна, и не будет ругать его, но все равно Косте от этого легче не станет. Ведь как получается? Они его взяли с собой на дачу — заботятся, поят, кормят, а жалобы, значит, и на него тоже. Конечно, Эдька во всем виноват, но этого же не станешь объяснять.
Открывая калитку, Костя украдкой оглянулся через улицу на голубенький дом, где Данка и ее мать снимали комнату. Там, за оградой, виднелся прислоненный к беседке велосипед. Значит, уже приехала. Однако кругом все было тихо и спокойно. Нина Васильевна стирала у веранды белье.
— Проводили? — не вынимая из корыта облепленных пеной рук, спросила она.
По ее тону ребята догадались: Данки здесь еще не было.
— Проводили, тетя Нина. Все в порядке! Поезд точно в восемь сорок три пришел, — охотно ответил Костя и тут же предложил: — Тетя Нина, вам еще воды принести?
— Что ж, сходите. — Нина Васильевна распрямила спину и улыбнулась. Ей было приятно, что и Эдик без лишних разговоров схватил пустое ведро. «Всегда бы так, — подумала она. — А то и не допросишься».
В колонке они набрали воды и пошли обратно.
— Давай много-много наносим воды, — сказал Костя. — И вообще, давай целый день помогать твоей матери. Тогда и не будет очень сердиться, если Данка придет жаловаться.
— Не придет.
— Почему? — усомнился Костя.
— Да потому, что не дура она! Сварила своим котелком: если наябедничает, то ей же хуже будет. Я такое устрою!
Костя недоверчиво посмотрел на друга.
— А что, любоваться на нее! Подумаешь, красавица! Глаза по блюдцу! Пусть только попробует наябедничать! Но будь спокоен — не придет. Поняла, с кем имеет дело.
«Может, и правда так», — с облегчением подумал Костя. Пройдя с десяток шагов, он сказал:
— А воды все-таки наносим. Ладно?
Эдик взял ведро в другую руку. Проволочная дужка больно резала пальцы.
— Отдохнем сначала…
На веранде было хорошо — не душно, чуть продувал ветерок. В открытое окно заглядывали ветки сирени.
Сначала ребята хотели поиграть с новым фонариком, который отец Эдика привез накануне. Но какой от него прок днем! Включаешь, а света почти не видно. Еще бы, кругом такое солнце, что глаза ломит. То ли дело, когда темно. Луч фонарика — яркий, острый. Вчера вечером светили — красота! Далеко бьет. Данкина дача метрах в сорока — запросто достает.
А Пузырька напугали! Умора! Это Митюшку так зовут, с девятой дачи. Смешной малец. Толстый, как пузырек. Когда бежит, на груди жир трясется. Он вечером проходил мимо, и Эдик крикнул ему:
— Пузырек! Иди сюда! Одну вещь покажу.
Эдик не зажигал фонарик, пока Пузырек не подошел вплотную. И вдруг в его глаза ударил яркий свет. Пузырек даже ойкнул от страха. Потом, правда, Эдик дал ему немного посветить фонариком и рассказал, что это не простой фонарик, а особенный — аккумуляторный, от электросети заряжается…
Конечно, и сейчас можно было бы поиграть фонариком. Надо только снова открыть гвоздем замок и залезть на чердак. И хозяйка как раз в магазин ушла. Эдик уже хотел сходить в комнату за гвоздем, но, поглядев в окно, заметил на крыльце противоположного дома Данку. На ней был уже не сарафан, а голубое короткое платье. Она постояла в задумчивости и скрылась в дверях.
О гвозде Эдик забыл. Он придвинул табуретку к столу, да так, чтобы ветки сирени не мешали видеть крыльцо Данкиной дачи, сказал:
— Кость, давай лучше в шашки сыграем.
В шашки Эдик играл лучше Кости. Но на этот раз он почему-то делал зевки, и скоро Косте удалось провести в дамки сразу две шашки.
Новую партию сыграть не удалось. У калитки неожиданно появился Пузырек. В щели между досками торчал его любопытный нос, а круглый, как пуговица, глаз кого-то старательно выглядывал во дворе.
— Тебе чего, Пузырек? — высовываясь в окно, крикнул Эдик.
Вместо ответа Митюшка просунул в щель ладонь и пошевелил пухлыми пальцами. Зовет, что ли?..
Эдик и Костя вышли во двор и открыли калитку. Однако Пузырек заходить не пожелал. Не произнеся ни слова, он вытащил из-за пазухи конверт и подал его Эдику. Конверт был заклеен. На том месте, где пишется адрес, красным карандашом была нарисована рука с растопыренными пальцами.
— Это что за послание? — удивился Эдик.
— Красная рука велел передать, — коротко ответил Пузырек и сомкнул губы. Круглое лицо его с толстыми, словно надутыми, щеками оставалось непроницаемым.
Эдик нетерпеливо надорвал конверт. На листке бумаги корявыми буквами было написано:
«Пора познакомится. Приходите к 12 часам на футбольную площадку и тащите фонарек. Я его законфескую на три дня. Не принисете, вам будит плохо. Точка. Красная рука».
Поперек Эдикова лба пролегли бороздки. И Костя нахмурился. Дело серьезное. Ленька, по прозвищу Красная рука, — это не Данка, которую можно криком напугать. На третий день после приезда в дачный поселок они были свидетелями крутой Ленькиной расправы с игроком своей же команды. Тот в суматохе на штрафной площадке чуть не срезал мяч в собственные ворота. Ругаясь, Ленька подскочил к нему и ударил по лицу. И никто не посмел вступиться за мальчишку. Леньку боялись.
