Рейн и Рийна - Пукк Холгер-Феликс Янович
— Ты будешь стоять!
На Рийну его слова действуют, как удар хлыста. Она умоляюще протягивает руку в сторону Ильмара, но рука тут же бессильно опускается, Рийна как будто наперед знает, что просить нет смысла, что все равно придется покориться.
Суровым голосом, совсем как судья, Длинный говорит:
— У меня есть сведения, что ты, Рийна Кулль, возвела поклеп на всех нас. Этот твой проступок заслуживает сурового наказания!
Все с удивлением переглядываются, взволнованно перешептываются. Хотя, как знать, может быть, они только притворяются удивленными? Старательно подыгрывают Длинному? Возможно, это только послушные статисты в спектакле, который собирается разыграть Ильмар?
Бизнес с удовольствием тянет.
— Пусть расскажет, что и как…
Ильмар кивает Рийне:
— Слышишь, мы ждем объяснений!
Рийна взволнованно разводит руками, растерянно переводит взгляд с одного на другого:
— Это неправда!
Ильмар тотчас обрывает ее:
— Врешь! Забыла, что ты на прошлой неделе сказала Вирве в кафе!
Неожиданно для себя, в порыве какого-то отчаяния, Рийна с вызовом заявляет:
— Ну сказала, что танцуете плохо!
— Ага! Выходит, все-таки оклеветала! — медленно, с расстановкой произносит Длинный.
Толстый вскакивает, орет нетерпеливо:
— Ясное дело! Наказать! Наказать!
— Кто против? — спрашивает Длинный.
Все взбудоражены до предела. Рейн смотрит на них с недоумением и любопытством. Что-то распалило их за время этой недолгой словесной перепалки. Раздаются нетерпеливые возгласы:
— Согласны, согласны!
— Да чего там!
— Понятное дело, наказать!
Длинный продолжает играть все ту же роль строгого, но справедливого судьи. Растягивая слова, он спрашивает патетически:
— Какое же наказание должна понести Рийна Кулль?
Рийна стоит, прижав руки к груди, не глядя ни на кого. Впечатление такое, будто она уже заранее знает, что ее ждет, и поэтому вся ее поза выражает покорность, какую-то обреченность, примирение с неизбежным…
Толстый визгливым голосом выкрикивает:
— Пусть разденется догола!
По-прежнему разыгрывая из себя строгого судью, Длинный поясняет наставительно:
— Этого мало. К тому же это наказание применялось уже не раз. Сделаем ей сегодня на животе подходящую татуировочку, а? Наколем ей мы слово «клевета»? Ну как?
— Идея!
— Вот так и сделаем!
— Давай начинай!
Длинный приказывает Рийне:
— Ну, чего же ты ждешь! Приготовиться к исполнению приговора!
Затем отдает распоряжение Толстому:
— Иголки и чернила здесь, в столе. Начинай. Каждый колет по букве!
Слово «колет» звучит как-то особенно кровожадно. Кажется, Длинный уже предвкушает, какое унижение, какую боль эта операция доставит девушке.
Скрестив на груди руки, Рийна пятится к двери. Но Лори с булькающим злорадным смешком выталкивает ее обратно на середину комнаты.
Толстый с многозначительным видом выкладывает на стол иголки, пузырек с чернилами, вату.
Как завороженная, следит за этими приготовлениями Рийна. Губы у нее дрожат.
Длинный достает из ящика стола плоскую продолговатую коробочку. В ней несколько крохотных ампул и шприц. Длинный кладет все это на стол, рядом с иголками и чернилами, так, чтобы видела Рийна. Делает он это нарочито медленно, откровенно и цинично ухмыляясь.
Бизнес нетерпеливо бросает Рийне:
— Ну давай поскорее!
В два прыжка Рейн оказывается посреди комнаты:
— Да вы что! — Он оглядывается по сторонам, ища поддержки у собравшихся.
Длинный хватает Рейна за руку и сжимает ему мизинец. Гримаса боли перекашивает лицо Рейна. Длинный так больно скрутил ему палец, что у Рейна вырывается стон. А Длинный сжимает ему мизинец все сильнее и сильнее и с угрозой цедит сквозь зубы:
— Не советую говорить в таком тоне! У нас дисциплина железная!
Безуспешно пытается Рейн высвободить руку, малейшее движение причиняет невыносимую боль. Кажется, косточки мизинца вот-вот хрустнут.
Длинный теперь молчит, впившись взглядом в лицо Рейна. Он испытывает наслаждение, причиняя другому боль.
Наконец Ильмар все-таки отпускает руку Рейна. Он уверен, что подобное предупреждение, такое требование дисциплины достаточно красноречиво и теперь Рейн знает, какого рода успокоительные приемы у них здесь в ходу. К тому же его протест вызвал всеобщее недовольство — надо думать, ему стало ясно, что сорвать захватывающее зрелище никто не позволит. Тем более, что все они сегодня выступают в роли главных действующих лиц: «Каждый колет по букве!»
— Ну, обвиняемая Рийна! — восклицает Длинный, и в голосе его звучит металл.
Кивнув в сторону ампул и шприца, Рийна просит:
— Дай сперва…
— Нет! — отрезает Длинный.
Опрокинув с грохотом и звоном столик, на котором стоят бокалы и винные бутылки, Рейн хватает Рийну за руку и бросается к двери.
Бизнес устремляется вдогонку.
Рейн выталкивает Рийну, выскакивает сам вслед за ней и с силой захлопывает за собой дверь. Бизнес — он было уже настиг их — получает удар прямо в лицо и со стоном падает на пол. Толстый и Лори, бросившиеся ему на подмогу, спотыкаются и падают на него. На какое-то мгновение в дверях возникает куча мала. Благодаря этому беглецам удается выскочить на улицу.
24
«…а наш фотолюбитель Рейн будет теперь получать бесплатно некоторые учебные пособия: карандаши, общие тетради и прочее… Я, со своей стороны, постараюсь купить ему за счет школы и фотопленки. Он ведь часто делает снимки для нашей стенгазеты…» (Из разговора классной руководительницы со своими коллегами.)
25
Подальше! Подальше от этого солидного светло-серого дома!
Быстрей! Быстрей!
Держась за руки, Рейн и Рийна несутся со всех ног по вечерней окраинной улочке. К счастью, на улице пусто. Не видно ни одного прохожего, который мог бы им помешать или задержать их. Только собаки заливаются яростным лаем.
Сзади хлопает дверь. Топот ног по дороге.
Скорее! Скорее! Это они!.. Вот-вот догонят…
Рейн увлекает Рийну в какой-то двор, выложенный известняковыми плитами. Впереди дощатый забор… За ним другой двор… Туда, туда! Собака мечется на цепи… Им удается проскользнуть мимо нее. И вот они уже на другой улице. Но преследователи не упускают их из виду, не отстают.
Навстречу выезжает такси с зеленым огоньком. Неужели спасение? Рейн, размахивая руками, бросается наперерез машине.
С размаху плюхнувшись на сиденье, Рейн, тяжело дыша, командует шоферу:
— Прямо…
Машина трогается с места. Рейн шарит по карманам. Находит несколько монет и добавляет:
— За тридцать четыре копейки!
— Да ты что! Вам крупно повезло… Вы были уже почти у них в лапах, — замечает таксист.
Рейн выглядывает из машины. Под уличным фонарем стоят три фигуры — две длинные, одна маленькая. Они остаются где-то позади, все дальше и дальше, и наконец скрываются из виду…
«Что бы они сделали с нами?» — мелькает у Рейна. Но думать об этом не хочется. Он берет руку Рийны в свою. Пальцы у нее совсем холодные, совсем безжизненные.
Таксист довозит их до центра, о деньгах он и слышать не хочет.
В городском парке они забираются в помещение летней эстрады и прячутся там от ветра за сложенными штабелем скамейками.
Рийна приглаживает волосы: и снова руки ее бессильно опускаются. И вся она какая-то подавленная. Наконец она говорит:
— Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
Рейн не отвечает.
— Они тебе еще… Они тебе еще такое устроят… — с отчаянием в голосе бормочет Рийна. Ей страшно за Рейна. Ей вспоминается, как расправлялись с теми, кто осмеливался не подчиниться Длинному, да их же до полусмерти избивали…
Рейн все сидит, не откликается. Он сидит, подавшись вперед, обхватив голову руками, как будто напряженно раздумывает, как будто он должен принять наконец какое-то решение. Слова Рийны не доходят до него, он занят гораздо более важными мыслями.
