Рейн и Рийна - Холгер Янович Пукк
Дверь комнаты открывается. На пороге стоят мужчина и женщина. Они в пальто, оба держатся с подчеркнутым достоинством, солидно.
Ильмар немедленно приглушает маг.
Рейн смутно припоминает, что когда-то он этих людей уже видал. Это же родители Ильмара!
— Простите, — говорит мать, она средних лет, но хорошо сохранилась, да и подкрашена умело. — Я постучалась, только разве вы тут услышите. Мы с отцом уходим. Ведите себя хорошо. И смотрите, дом не разнесите!
Она легонько машет им рукой. Отец, словно в подтверждение слов жены, кивает на прощанье.
Но тут мать Ильмара замечает вдруг Рейна и устремляется к нему. Танцующие замирают на месте. Ильмар, поднявшись, выключает магнитофон.
Мать Ильмара протягивает Рейну руку и, глядя на сына, произносит с мягким укором:
— Ты и не представил мне своего нового друга!
— Да это же Рейн. Мой бывший одноклассник. Ты разве не помнишь? Он приходил к нам в корону играть… — с улыбкой объясняет Ильмар.
— О-о… неужели? Я вас не узнала. Здравствуйте! И где же вы работаете?
— Я учусь еще в школе, в той самой, — отвечает Рейн.
Ответ Рейна ей как будто не по душе, но она ничем не выказывает этого и светским тоном произносит:
— О-о, ученье свет… — но заканчивает фразу так, что слова ее звучат откровенной насмешкой: — Если б за это еще и приличную зарплату потом платили, так все бы ничего. Наш Ильмар, во всяком случае, решил стать селфмейдменом!
Отец Ильмара с деланным упреком прерывает ее:
— Послушай, мать, опять критикуешь существующую систему оплаты труда! Всяк кует свое счастье сам! Жить надо в свое удовольствие! Вечно тебя что-то не устраивает! Пошли уж наконец, а то коньяк выдохнется!
— Извините! — Ильмарова мамаша улыбается Рейну и, обращаясь уже ко всем, объявляет:
— Как прекрасно, что в нашем доме бывает столько молодежи! Это для нас большая радость и честь! До свидания, дети! Чао, Илли!
Родители уходят, дверь закрывается.
Совершенно растерянный, Рейн смотрит туда, где минуту назад стояли светящиеся довольством Ильмаровы родители. И церемония знакомства, и внимание матери Ильмара, и то, что при виде родителей Ильмар встал и приглушил музыку — все говорит о том, что в их семье уважают хорошие манеры. Ничего подобного дома у Рейна не было. У них с матерью отношения сугубо деловые, обыденные, серые какие-то. Приди, поди, не делай, помоги, кто это был, возьми, подержи, подай, сходи… А такого, чтоб мать накрасилась, такого Рейн не видал. Разве что накануне праздничного собрания в больнице или перед тем, как в школу пойти, бигуди накрутит — вот и все.
И Рейн ощущает в душе словно бы сожаление, что у них с матерью нет ничего похожего, ничего такого… красивого, непривычного.
Дверь закрылась.
Толстый демонстративно напрягает бицепсы и вопит вовсю:
— Цирковое представление! Силовые номера! Борьба! Выступают смешанные пары! В первый и последний раз в Эстонии! Во второй и предпоследний — в Прибалтике! Подходи, не стесняйся! На ковре Адам и Ева!
Толстяк хватает свою партнершу, с которой только что танцевал, и бросает ее на тахту. Та смеется, визжит, вскакивает и, лавируя между стульями, пускается наутек. Толстый пытается поймать ее. Глядя на них, и другие девчонки начинают истошно визжать, Бизнеса и Длинного тоже охватывает охотничий азарт. Начинается всеобщая кутерьма, вскрики, хохот. Звенят рюмки, мечется пламя свечей.
Рейн оказывается в стороне от этого бешеного веселья. Ошеломленный, он глядит во все глаза на мелькающие коленки девушек, на Бизнеса и Лори, катающихся по тахте, на поцелуи, вроде и силком целуют и в то же время нет.
Он все глядит, глядит, и словно какая-то пружинка закручивается в нем до предела. Схватив со стола бокал, Рейн жадно выпивает его. И тут к нему подбегает Рийна и шаловливо взлохмачивает ему волосы.
— Ребята! — вдруг выкрикивает Рейн. Похоже, из него рвется наружу все то, что он до сих пор подавлял в себе, что все нравоучения и наставления поколеблены в нем этой волнующей азартной возней. Пружина, до отказа закрученная пружина вот-вот раскрутится!
— Ребята! — кричит он снова.
Гомон слегка стихает.
— Ребята! — кричит он в третий раз. — Сегодня определится натурщица! Ура!
И Рейн бросается ловить Рийну.
— Во дает!
— Ура! Лови натурщицу!
— Ну сказанул!
Такими вот возгласами встречают собравшиеся заявление Рейна, и кутерьма разгорается с новой силой.
Один только Длинный со своей девушкой остается в стороне и внимательно следит за Рейном, который изо всех сил стремится поймать Рийну, а она все пытается ускользнуть. Вот… вот сейчас он ее схватит. Но не успевает он прижать ее к себе, как Ильмар берет Рейна под руку и, не сказав ни слова, выводит его из комнаты в переднюю, а оттуда в гостиную — с камином и огромной пальмой. Всю комнату, от стены до стены, покрывает ворсистый мягкий ковер, в комнате свежо и прохладно.
Ильмар заставляет Рейна опуститься в глубокое мягкое кресло.
— Чего ты… — недовольно начинает Рейн.
— Успокойся. Поговорим, — произносит Длинный и достает из бара бутылку шампанского и два высоких фужера. Серебряная фольга падает на пол, большая пробка выстреливает в потолок, чуть желтоватое вино с шипением наполняет бокалы.
Ильмар чокается с Рейном. Рейн осторожно пригубляет пенистый напиток. Такого он еще не пробовал. Как-никак пять пятьдесят бутылка… Он разглядывает сквозь стекло серебристые пузырьки и уже с удовольствием осушает бокал.
— Приятное винцо, — замечает он будничным тоном, как будто пить шампанское — дело для него привычное, чуть ли не за каждым обедом и ужином приходится.
— Ну так пей! — Ильмар подсаживается к Рейну и все подливает.
— Ворона видал? Сожалел о своем проступке? А? — спрашивает Ильмар как бы между прочим, только для того, чтобы сказать что-то. Но взгляд его зорко следит за собеседником, отмечая малейшие перемены в тоне, в настроении Рейна.
— Ага, у бедняги такая физиономия была! — радостно кивает Рейн. — Заплатил за ремонт — не пикнул! Десять рэ семьдесят копеек. Чертовски мило с твоей стороны…
— Ерунда… — и, махнув рукой, Ильмар переводит разговор на другое. — Как тебе у нас?
— Отлично! — Рейн поднимает большой палец.
— Вот так и живем… — замечает Ильмар. — Если тебе у нас нравится, заходи. Не сочти за труд. А как ты сам на досуге развлекаешься?
— Да я… — Рейн разводит руками и с откровенностью подвыпившего человека объясняет: — Сам понимаешь…
