Сочинение на свободную тему - Виктор Михайлович Переладов
— Это вы об окне?
— Нет… Я о компании, с которой ты общаешься. Тебе действительно нравится бывать в обществе этого Чумы?
— А вы откуда знаете про Чуму? — Максим растерялся.
— Разве это самое важное?.. Не верю, что тебе там, у них, интересно.
Вот, оказывается, в чем дело, к чему Жека о Колькином отце-выпивохе вспомнила. С подходцем начала. Откуда она о Чуме знает?.. И что знает о нем и делах «стаи»?.. Неужели и о той женщине с сумочкой?..
Максим испугался. И сразу, по привычной инерции сопротивления девятому «А» — Жека была тоже частью класса, — он резко, запальчиво ответил:
— Каждый живет, как умеет. У меня своя компания для прогулок по улице. Григорьев вон, ваш знаменитый правдолюбец, в одиночку кафе посещает… В школе праведник, в кафе — калымщик: песенки под гитару поет, деньгу зашибает. По-вашему, это можно?
Жека даже не упрекнула. Просто смотрела на него с грустным сожалением. Потом сказала:
— Да, я знаю, что Валентин работает вечерами в «Космосе». — Спокойно сказала — не удивил ее Максим своим открытием. — А тебе разве не известно, почему он там работает?.. Ты побывай у него дома — узнаешь. Кстати, в школу Григорьев почему-то сегодня не пришел, вот и выяснишь. Считай это поручением… А за то, что проводил, спасибо. И до свидания.
— До свидания. Тетради ваши…
Она забрала тетради и ушла в подъезд.
Максим побрел домой. Настроение у него испортилось. Он недоволен был собой: сам Жеку на разговор вызвал, на откровенность напросился, сам же от нее первый и спрятался за Григорьева. Нагрубил человеку. И как так бывает: не хочешь что-то делать, а получается? В сердцах он отшвырнул попавшую под ногу сухую ветку.
И вдруг услышал:
— Привет, Граф!
Обернулся — Чума со своими телохранителями: слева Шнурок, справа Вася Конь с гитарой.
«ТЫ В ДОЛГУ У ЗАКОНА»
— Здорово, Граф, — повторил Чума. — Болеешь, слух прошел?
— Болел… Ангина…
— Вот и мы — дай, думаем, попроведаем корешка, как он там, болящий? Смотрим, а он вот он, поправившись. Чувих по улице прогуливает.
— Никакая она тебе не чувиха. Учительница это, классный руководитель.
— Училку, значит, есть время водить, а долг другу отдать некогда?
— Ты что, всерьез насчет долга?
— А то нет! Сколько мы тебя угощали! Думаешь, задарма?
— Нет у меня сейчас денег, — сказал Максим. И пообещал; — Достану — отдам.
— Хм! Достану… После дождичка в четверг?.. А ты лучше отработай. Забыл, с кем тебе походить велел?
— Некогда мне. И не буду я спекуляцией заниматься.
— Гли, парни, как заговорил, — засмеялся Чума. — Мальчик необразован. Не просветить ли нам его, пока не поздно?
— Надо просветить, — подал голос Вася Конь.
— Ты книжечку такую знаешь, Уголовный кодекс называется?
— Слышал, — буркнул Максим.
— Во, он слышал, — хохотнул Шнурок.
— Теперь вспомни, как мы в кафе твои «именины» справляли… Сумку у тетки, гад, ты загреб! — Чума уже не улыбался, кривил губы недобро. — Знаешь, как это называется?
— Грабеж, вот как называется, — ответил Максим. — Только при чем здесь «ты загреб»?
— А с того поца кто часы сдернул? — не давая Максиму опомниться, наседал Чума. — Тоже, скажешь, не ты?.. Только запомни: свидетели были, вся стая подтвердит. Скажи, — обернулся он к Шнурку.
— Каждый подтвердит, — поддакнул Шнурок. — Я первый в свидетели пойду. И часы сдернул, и фотографию попортил своему школьному товарищу. И на других нас подбивал…
— За это срок полагается, — добавил Чума. — Сказать какой?
Максим молчал.
— Вот то-то же, — довольно заключил Чума. — А то разбросался словами: «спекуляция», «не пойду, не буду»… Ты в долгу у закона. Хочешь, чтобы мы молчали, — будешь делать все, что я скажу. Понял?
— Он понял, — за Максима ответил Вася Конь. — Все понял.
— Срок ему надо дать испытательный пока, — подсказал Шнурок.
— Срок дадим, — согласился Чума. — Неделю тебе отпускаю. Любовь с Инкой-продавщицей закрутишь. И чтобы дело с дисками наладил. Я предупредил — ты помни! А иначе… — Он угрожающе подбросил свинчатку на ладони.
ГРИГОРЬЕВ
Сразу за домом Максима улица поворачивала вправо и выводила к большой глубокой балке. Многоэтажные дома останавливались на самом ее краю, дальше по пологому склону спускались лишь небольшие домики с крохотными лоскутками огородов и садиками. Другой, более высокий ее склон, был крут и обрывист. По дну балки вился ручеек, с плотинкой, образующей маленький пруд. Вода в ручье и в пруду была медленная, почти неподвижная. В этой неподвижности отражалось голубое небо и белели крохотные сверху комочки домашних уток и гусей.
Вон в том домике, с зеленой крышей, — Максим уже знал — живет Колька Дроздов со своими сестренками и пьющим отцом, а на краю балки, в одной из девятиэтажек — Валька Григорьев.
Максим отыскал сперва нужный дом, затем квартиру, давнул на кнопку звонка.
Он пришел сюда на другой день после разговора с Жекой, чувствуя неловкость перед ней и желая загладить ее хоть выполнением этого поручения. Да и любопытно ему было: что за обстоятельства вынуждают Вальку подрабатывать в кафе, а учителям, в том числе и строгому блюстителю школьных нравов завучу Бэле, спокойно относиться к этому?
На звонок никто не ответил.
«Разогнался бы этот воображала ко мне, если бы что со мной случилось, как же! — подумал Максим неприязненно. — Вот повернусь сейчас — и ходу. Жеке скажу, что дома не застал. Что с ним могло случиться? Небось наяривает на гитаре в «Космосе» — самое время». Но прежде чем уйти еще раз нажал на кнопку звонка и на всякий случай толкнул дверь — она открылась. Максим оказался в прихожей.
— Входите, не заперто! — услышал он Валькин голос откуда-то сбоку, И сам Григорьев выглянул из-за двери. — А, — сказал Валька безо всяких эмоций, просто посмотрел на Максима, протянул свое «а», отвел тыльной стороной ладони упавшие на лоб волосы, пригласил: — Проходи. — И, не обращая больше внимания на Максима, принялся за прерванное его появлением дело.
Григорьев… стирал белье! Да-да, самым натуральным образом шаркал по ребристой стиральной доске какой-то розовой вещицей, макал ее в мыльную пену и снова тер — усердно и сноровисто. Рядом на табуретке лежала целая куча скрученного жгутами мокрого белья. Рукава клетчатой Валькиной рубашки были закатаны, взмокшие от работы волосы то и дело наползали на лоб, и он отводил их назад. В углу на газовой плите что-то булькало в кастрюльке.
Максим как встал у порога кухни, так и стоял, с удивлением рассматривая Григорьева.
