Евгения Смирнова - Школа в лесу
— Ну, прямо как живые! — призналась Ида.
Сбоку на обложке Зоя нарисовала большие маки, в уголках — букеты из роз. Над розами вились пестрые бабочки.
Альбом приходили смотреть ребята из других отрядов. Они откровенно завидовали:
— Вот это да!
Только мальчики, хотя им тоже нравились цветы, презрительно морщили носы:
— Подумаешь! Вот Занька, он и красноармейцев умеет рисовать, и пушку, и даже очень похоже нарисовал товарища Сталина, а Голубиха только и умеет что какие-то там незабудки.
Зою окружили девочки. Все протягивали ей листочки и просили нарисовать кто розу, кто незабудки, кто маки, и первой из них была Сорока.
— Мне, Зоя, нарисуй.
— Я за Мартышкой очередь заняла.
— Ты за Мартышкой? Я за тобой.
— Кто последний?
Потная и раскрасневшаяся, Зоя рисовала без конца. Теперь девочки хватились:
— Видали, как у нас Зоя Голубева рисует? В нашем классе теперь три художника: Занин, Ивин и Голубева.
Зою выбрали в редколлегию стенной газеты.
За это Тонечка похвалила ребят и сказала при всем отряде:
— Вы еще не знаете Зои.
Все посмотрели на Зою, и ее бледное лицо зарумянилось.
Теперь вечерами она не слонялась тоскливо по коридорам, а разбирала заметки, стихотворения, делала рисунки для стенгазеты.
Однажды Тонечка попросила Зою срисовать маленького пионера, вырезать и наклеить на картон. Зоя шмыгала носом и боялась сделать плохо, потому что не умела рисовать мальчиков. Но оказалось вовсе не трудно. Скоро маленький пионерчик в зеленой рубашечке, румяный, с двумя точечками вместо носа, ходил по рукам, весело поглядывая на всех круглыми глазками.
А утром в зале вывесили большой фанерный щит. Щит был похож на картину. На фоне голубого неба возвышалась гора из пластелина со множеством уступов. Гора кончалась острой верхушкой, на которой алел игрушечный флажок. Это был пик Сталина. По уступам на пик карабкались пять картонных пионеров. Каждый пионер изображал отряд, а каждый уступ — один день соревнования.
Теперь впереди всех шел пионер в зеленой рубашке — Зоин пионер. Он держал флажок, на котором виднелась надпись: «3-й пионерский отряд», и уверенно прыгал с уступа на уступ. Перед пиком толпились ребята и педагоги.
— Все время третий «А» впереди, — с завистью говорили ребята.
А педагоги добавляли:
— Берите с них пример.
Торжественная комиссия, в ночных фланелевых халатиках, из-под которых торчали кальсоны или голые ноги в тапочках, с мокрыми после душа волосами, но деловитая и серьезная, вместе с Тонечкой обходила по вечерам классы и спальни. Прихода ее ждали с трепетом.
— Идут! — громким шопотом сообщал сторожевой.
И все тотчас же бросались в постели.
Как-то вечером ребята разделись, поплескались в душевой, наговорились и улеглись. И тут только спохватились, что одна кровать пустая. Не было Лермашки!
— Что делать? — заволновались ребята. — Бежим отыскивать.
Девочки высунулись из спальни с мокрыми волосами, запахивая халатики.
— Что случилось? Чего вы разбегались? — спрашивали они в тревоге пробегавших ребят.
— Лермашка пропал! Комиссия идет!
— Куда? Как? Почему?
Но Занька безнадежно махнул рукой, и они помчались. Обежали душевую, дежурку, заглянули даже в мастерскую.
— Да, может, он уже в спальне? Бежим наверх!
Комиссия уже входила в соседнюю спальню.
Зоя выглянула в дверь:
— Нашли?
— Нет!
Прыгая через две ступеньки, она побежала в класс. Толстый Лерман стоял у своего шкафчика и чистил апельсин. Рот у него был набит шоколадом, щеки смешно раздулись.
— Иди скорей, — крикнула Зоя, — комиссия!
— У-гу, — откликнулся Лерман, не спеша сдирая апельсиновую корку.
Зоя топнула ногой и выбежала из класса.
— Сюда, сюда! — замахала она ребятам.
Через минуту по коридору мимо изумленной тети Сони молнией мелькнула четверка.
Толстого Лермана мчали по воздуху. Он задыхался, спешно прожевывал шоколад и заплетающимся языком умолял:
— Да тифе вы, тифе! Не могу я быстро.
— Можешь, — сурово сказал Подколзин.
— Да я упаду.
— Не упадешь!
Они пролетели лестницу и втолкнули его в спальню. Бедняга Лерман не успел опомниться, как на него налетели все четырнадцать ребят.
Один стаскивал ботинок, другой чулок. Кто развязывал галстук, на рубашке оборвали пуговицы.
— Да тифе вы, тифе! — умолял перепуганный Лерман.
Но ребята умирали со смеху и рвали его на части.
Санитар поспешно свертывал его вещи. Ошеломленного Лермана раздели, толкнули на кровать и укрыли одеялом.
— Тише вы! Идут, идут.
Комиссия была уже на пороге, когда Лерман, отдышавшись, поднял голову и, дожевывая конфету, вдруг заявил:
— Мне еще попить надо!
Но на него зашикали, замахали.
— Поздно вспомнил, голубчик! — сурово сказал председатель, и Лерман покорно нырнул под одеяло.
Все было в порядке, если не считать того, что Лерман не успел умыться.
— Ка-а-ак меня вчера тащили, — рассказывал он утром Тонечке, — прямо на части разорвали.
И долго потом, вспоминая о чем-нибудь, говорили: «Это было тогда, когда Лермана на части рвали».
Пионер в зеленой рубашечке был самый ловкий — он обогнал товарищей и шел первым. Зоя озабоченно следила за ним.
Глава десятая
В выходной день Тонечка отыскала Зою. Она была какая-то серьезная, обняла Зою и сказала:
— Ты сегодня побудь со мной, поможешь мне вырезки сделать.
Они пошли в пионерскую комнату.
— Тебе папа давно не писал?
— Давно, — вздохнула Зоя.
Вздохнула и Тонечка.
— А ты знаешь, где он?
— Знаю, — оживилась Зоя.
— Где?
— На Дальнем Востоке.
— А что он там делает?
— Там, знаете, такая река Амур — бо-ольшая, и там тигры. Папа их снимает для кино.
Зоя охотно рассказывала о папе. Они шли медленно, обнявшись.
— Смелый твой папа, — задумчиво сказала Тонечка.
— Знаете, какой смелый! Он даже самого тигра не побоится. Он один раз на самолете летел, и вдруг самолет как перевернется! А папа… — Зоя испуганно осеклась. Сердце у нее застучало, во рту похолодело: в дежурке рабочие отбивали щит.
— Ты чего? — удивилась Тонечка, взглянув ей в лицо.
— Эй! Посторонись! — крикнули рабочие.
— Несите его на улицу, — сказала им Тонечка.
Она вошла в дежурку и подобрала снятые со щита рисунки.
— Зоя, помоги мне собрать эти рисунки в папку.
Зоя нерешительно, бочком пролезла в дверь.
— Смотри-ка, ваза за щитом стояла… Какая пыльная! — удивилась Тонечка. — На, поставь ее на стол, не запачкайся.
Зоя робко заглянула в вазу. Воды не было, пахло затхлым. Она посмотрела на Тонечкино веселое, приветливое лицо и тихо сказала:
— Я туда… очки бросила.
— Какие?
— Сломанные. Это я их сломала… нарочно.
Зоя перевернула тяжелую вазу, и оттуда выскочили роговые обломки.
— Зачем же ты их сломала? — удивилась Тонечка.
— Да… я думала, она Мика выбросила.
— Кто она?
— Ну, Клавдия Петровна.
— Это ее очки?
Зоя молча кивнула головой.
— И она ничего не знает? — спросила Тонечка. — Ну-ка, Зоя, расскажи мне все по порядку.
Зоя, смущенная и красная, все рассказала Тонечке.
В дежурку вбежала девочка с охапкой душистых березовых веток.
— Тонечка, можно, мы за подснежниками пойдем?
— Идите и Зою возьмите. Беги одевайся, Зоя!
Тонечка подозвала Сороку, Эмму и Мартышку и что-то пошептала им. Девочки стали сразу серьезными. Лица у них сделались почти испуганными.
— Только смотрите не проговоритесь, — сказала Тонечка, оглядываясь на раздевалку. — И последите, чтоб ей не попалась «Пионерская правда».
Девочки закивали головами, подхватили радостную Зою и побежали в парк.
— Давайте «клады» искать, — предложила Эмма.
— Давайте.
— Ой, какой клад вчера нашла Софрончик! Банка из-под консервов, а в ней переводная картинка, карандаш и круглое зеркальце.
— Я еще лучше клад нашла в прошлом году, — перебила Ида. — Коробка из-под конфет, а в ней три бусины, перочинный ножик, еще две раковины и потом… потом… Что еще, Эмма?
— Еще блокнот и шелковые нитки.
— Ну вот, еще блокнот и шелковые нитки. Помнишь, Эмма, мы вместе шли? Я себе иду и ничего даже не думаю, смотрю — из-под моха торчит что-то. Пнула ногой, а там клад! Ну, давайте искать.
Поискали, поискали, но «кладов» на этот раз не нашли. С букетиками подснежников, лениво нежась под весенним солнцем, пошли в школу. Над ними гудели пролетавшие жуки и золотистые мухи. Березы раскрыли клейкие зеленые листочки. От тополей тянуло нежным сладким ароматом.
