Евгения Смирнова - Школа в лесу

Зоя вышла встревоженная. Почему тетя Соня ничего не говорит? И что Феня знает? Может, про папу?

Об этом она думала целый день.

И сейчас Зоя сидела в классе печальная, смотрела в окно и старалась разгадать, что знают тетя Соня и Феня.

Вокруг шумели, спорили ребята. Они обступили изобретателя, который переписывал протокол, советовали, поправляли. Когда Подколзин попросил Зою дать обещание хорошо вести себя, она сердито отвернулась к окну и ничего не сказала.

После собрания переписанный протокол с торжеством понесли в пионерку.

В протоколе было написано:

ПРОТОКОЛ № 1

3-го пионерского отряда

Слушали:

Про плохое поведение ребят. Сорокина говорит, чтоб все хорошо строились, а то приходится ловить ребят за рубаху и ставить на место, а они убегают.

Еще про Ивина, чтоб он дал честное пионерское не подводить звено. Он сначала не давал, а потом дал.

Эмма Акосьян говорит, что ее звено обещало подтянуться.

Прокопец сказал, что он не знает, подтянется его звено или нет.

Лерман сказал, что он не будет говорить „сумафеччая дура“ и еще что нельзя сильно баловаться, а то не получим красное знамя.

Еще Миша-санитар обещал не драться.

А Голубева не обещала и ничего не говорила.

Постановили:

Чтоб ребята подтянулись.

Не говорить: дура, балда, форсунья и другие некультурные слова.

Все хотят получить красное знамя.

Третий отряд твердо решил взобраться первым на пик Сталина.

На другое же утро мальчики вскочили, надели трусы и майки и так взбили подушки и натянули простыни на кроватях, что нельзя было отыскать ни одной складочки.

И все-таки придирчивый Миша-санитар отыскивал какие-то невидимые морщинки.

— Ты как постелил? — придрался он к Чешуйке.

— А вот погляди, как, — похвастался Чешуйка.

— Перестели снова. У тебя морщит. — И неумолимый санитар тыкал в кровать пальцем, зловеще сдвигая густые брови: — Что? Хочешь соревнование сорвать?

Возмущенный до глубины души, Чешуйка сдернул простыню и натянул ее так, что она затрещала.

— Смотри теперь, справочное бюро несчастное!

— Ну, теперь ничего, — снисходительно сказал санитар.

Кроме того, он потребовал, чтоб полотенце ровненько свертывали и вешали на спинку, как раз посредине, сам же подбирал пушинки и бумажки с полу.

Раньше после умыванья одевались лениво, медленно. Наденут по ботинку и сидят, сидят, рассказывают друг другу разные истории. Спорят, штанами и рубашками размахивают.

А самое необыкновенное всегда рассказывал Миша-санитар. Натянет один чулок, про другой забудет и начинает:

— Ну, слушайте, робюшки. Вот один человек скрывался от милиции. Может быть, это был вор или еще кто, этого я хорошенько не знаю, только он прятался на чердаке. А дом был в пять этажей. И вот милиция лезет за ним на чердак. Что тут делать? Он на крышу — они за ним, он на трубу — они за ним.

— Да он бы, дурак, в трубу залез! — кричит Занька.

— В трубу, наверное, почему-нибудь нельзя было.

— Ну конечно, нельзя! Она ведь сеткой затянута, — догадывается Чешуйка.

— Ну вот, робюшки! Что тут делать? Стоит он на краю, деваться ему некуда. Он как прыгнет вниз!

— С пятого этажа? — ахают ребята.

— Ну да, с пятого, и прямо на мостовую.

— Ну, и что ж потом?

— Ну вот, лежит. Народ прибежал. Приехала «Скорая помощь». Все испугались, конечно. А он встал и пошел.

— Ну, уж это ты, Рябчик, заливаешь! — не верит Занька.

— Мне мама про это говорила.

— Не говорила, — кипятится Занька. — Спорим — не говорила!

— Ну, хочешь, спросим ее?

— Да что ж я в Москву, что ль, поеду спрашивать?

Сегодня ребята оделись дружно и побежали к столовой.

— Ой, я и забыл! — вдруг на ходу спохватился Подколзин. — Слушайте, робюшки, скоро будет военная тревога.

— Когда, Подколза? Когда?

— Неизвестно. Как только услышите горн и барабан, бегите в раздевалку, надевайте пальто, шапку, калоши, как на улицу, и бегом в зал.

— А зачем тревога?

— Вот чудаки! — крикнул Занька. — Да вдруг пожар, а мы не сумеем одеться и выбежать.

— А может, война, — сказал Чешуйка, — так надо проверить, умеем ли мы, как красноармейцы, одеваться.

— Чешуйка на войну собирается! — засмеялись ребята.

— Какой красноармеец нашелся!

— Вот еще что, ребята: Тонечка сказала, чтоб у всех на пальто пуговицы были и ботинки зашнурованы. Еще будут проверять уши и руки.

— Ой, робюшки, звонок!

Вожатые построили звенья, поправили каждому воротничок и проверили, как зашнурованы ботинки.

Все классы удивились: третий отряд входил в столовую в стройном порядке, тихо и торжественно. Без споров все уселись на свои места. Санитар проверил, хорошо ли повязаны салфетки. И все это в совершенном молчании.

Когда Лерман с жадностью схватил руками сосиску, вожатая Эмма и все звено посмотрели так строго, что он поперхнулся, чуть не подавился куском и в смущении вытер жирные пальцы о штаны.

Занька не любил масла. Он сунул его под тарелку, но зоркая Эмма углядела. Тогда Занька незаметно приклеил масло к ножке стола. А уж Эмма подняла руку и просит нянечку Марусю принести новую порцию. Занька попытался было отнекиваться, но на него так зашикали и зашипели, что делать нечего — пришлось намазать и съесть.

Когда нянечка Маруся пришла убирать со стола, то от изумления поскользнулась и чуть не упала: тарелки стояли ровной стопочкой, чашки выстроились полукругом, а вилки и ножи лежали блестящими ровными рядами; на столах не валялось ни одного куска, а звенья держали сложенные салфеточки и тихо выходили.

Педагоги удивленно посматривали друг на друга.

Одна Тонечка довольно улыбалась и делала вид, что ничего не замечает.

Вечером девочки пошли в душ.

Зоя вернулась в спальню последней.

Ее вещи были аккуратно уложены, чулки висели на перекладинке стула, подушка взбита и одеяло откинуто. Зоя удивилась. Кто это? Наверное, Сорока. Девочки таинственно переглянулись.

— Зоя, — сказала Сорока, — дай на минутку голышка. Ой, какой малюсенький! Я хочу ему шапочку связать.

— И мне покажи, — попросила Мартышка.

— Да иди сюда, Ида, — позвала Сорока.

Мартышка и Сорока уселись на Зоину кровать. Сюда же прибежали Эмма, Софрончик и другие девочки.

— У меня кусочек шелка есть — хочешь, Зоя, я ему шелковую рубашечку сошью? — предложила Эмма.

— Хочу, — сказала удивленная Зоя.

Сорока уже вязала шапочку.

Софрончик тоже притащила свою шкатулочку и подарила голышку кусочек кружев.

Они сидели около Зои, пока Феня не потушила свет.

Глава девятая

Весна пришла сразу. Лес зашумел, заговорил весело и звонко. Потекли говорливые вздувшиеся ручьи, и по волнам запрыгали спичечные кораблики. Уже на обсохших проталинах в перелесках завозились прилетевшие грачи. А через несколько дней все просохло. Ребятам позволили гулять без калош и дали легкие пальто и береты.

Зоя, расстегнувшись, бродила по парку и собирала первые подснежники, нежные, бледные. В чаще пахло гнилым, трухлявым пнем.

Здесь попадались коричневые упругие сочные сморчки. Есть их не разрешали, но Зоя все-таки набила полный карман и крошила на кусочки. На лужайке в ямках голубели подснежники. Зоя присела на корточки, выбирая самые крупные. Ветер принес запах тополевых почек и божью коровку. Она уселась Зое на руку и завозилась, расправляя крылышки. Зоя вытянула руку и забормотала:

Иванушка, Иванок,Полети на небо.Там блины пекутИ тебе дадут.

Божья коровка оставила клейкую капельку, раскрыла крылышки и взвилась черной точкой.

Над Зоей закружились две лимонно-желтые бабочки, гоняясь друг за другом. Хорошо на лужайке под весенним солнышком! Рядом молодая березка налилась соком. Зоя сорвала веточку. У веточки был горьковатый острый запах. Зоя задумчиво погрызла коричневую почечку.

— Зоя, Зоя! — донесся звонкий голос Сороки.

— Ау! — откликнулась Зоя.

Сорока прибежала оживленная.

— Пойдем скорее, тебя Тонечка зовет.

— Зоечка, — сказала вожатая, — я слышала, ты рисовать умеешь. Помоги мне альбом оформить.

Зоя покраснела от удовольствия и смущения.

— Я только цветы умею.

— Вот мне цветы как раз и нужно.

В пионерскую комнату вбегали и выбегали ребята.

— Голубиха-то рисует.

— «Еж»-то, «еж»-то! Альбом делает!

— Наляпает там чего-нибудь.

— Такая ежиха только драться умеет.

Но Зоя не наляпала. Цветы получились очень красивыми.