Джентльмены и снеговики (сборник) - Светлана Васильевна Волкова
Они пошли в сторону дома и долго топтались у парадной, всё не могли распрощаться. Алеша наблюдал за ними на расстоянии и отчаянно желал, чтобы мамин кавалер скорее ушел. А он все не уходил. Алеша подкрался чуть ближе, отделяемый от них лишь стоящим грузовичком. Впрочем, он и не особо прятался: по всей вероятности, мама и «коллега» вообще не видели, что творится вокруг.
– Я поеду, Мариночка. Боюсь на автобус опоздать.
– Костя, поднялся бы! Я тебя с сыном познакомлю. И с мамой.
– В следующий раз, моя королева.
«Моя королева» больно уколола Алешу. Это мама, мама! Самая родная и дорогая – и вдруг «его королева»! Да кто он, вообще, такой?
– Неделя быстро пройдет, вот увидишь! – сказал «дядя Костя», поцеловал маму и зашагал прочь.
Алеша до крови закусил губу. Что это за новости: какой-то дядя Костя из Ивангорода приезжает раз в неделю в Ленинград, к маме, дарит цветы, водит в кино, зачем-то целует ее! Это неправильно, неправильно! Так не должно быть!
Вечером, выслушав от бабушки Вали десятиминутную отповедь о том, какой он неблагодарный внук и больше макарон по-флотски он не увидит, и набив голодный желудок всем, что втихаря нашел в доме, хотя и сказал, что сыт, Алеша обнял колонну и с трудом сдержал слезы. И почувствовал такую злость к «коллеге из Ивангорода», какую, пожалуй, никогда еще не испытывал.
* * *
В следующую субботу Алеша шел домой после дворового футбола и слушал, как Митя Смирнов в который раз пересказывает фильм «Следы на снегу»:
– …А тот ему – тыдыщ! А этот тоже – тыдыщ! И грохнулся!
– Диверсант? Или наш?
– Оба. Ты слушай! И еще собака такая – тынс! Хвать его – и повалила на снег!
– Кого?
– Да диверсанта же!
Мите повезло. Фильм еще не вышел в прокат в Ленинграде, а он уже успел посмотреть его в Москве, когда гостил у тетки.
– Митька, а ты можешь отличить диверсанта от нашего?
– Раз плюнуть.
– Прямо-таки раз плюнуть? А если всё, как у наших? И одежда, и обувь, и акцент?
Митя задумался и весомо ответил:
– По глазам. У шпионов знаешь какие глаза… Злющие.
«Верно! По глазам!» – подумал Алеша и тут снова увидел «дядю Костю». Тот стоял возле их дома, уже не пряча за лацкан пиджака букетик, и вид у него был рассеянный, но счастливый.
– Ну ладно, Митька, пока! – поспешно сказал Алеша, помахал другу кепкой и, недолго раздумывая, подошел к «дяде Косте».
– Если вы Марину поджидаете, она до трех на работе, – сказал он как бы невзначай.
Тот повернул к нему голову, и Алеша заметил, как он смутился.
«Нет, определенно у настоящего диверсанта должна быть… Как ее?.. Выдержка! А этот тип если и диверсант, то… какой-то бракованный».
– Постой! Я тебя знаю. Ты мне пятнашку дал на телефон на прошлой неделе. Выручил.
Алеша кивнул.
– Откуда про Марину знаешь?
Алеша напустил важный вид и хотел было гордо заявить, как в кино: «Я все про всех тут знаю», но мужчина вдруг хлопнул его по плечу:
– Да ты, часом, не Алеша ли? Маринин сын?
Алеша снова кивнул.
– Я так и подумал. Вы очень похожи.
Алеша разглядывал его. Худое лицо, скулы немного выпирают. На подбородке царапина. И глаза… Правильно Митька говорит: шпиона по глазам видать. У «дяди Кости» была явная близорукость, он щурился, отчего казался нелепым и смешным, и представить, что он этими вот глазами высматривает, как навредить, было просто глупо.
– Почему вы не наденете очки? – спросил Алеша, видя, как тот оттянул кончиком пальца веко к виску, вглядываясь в людей, идущих от остановки.
– Ты понимаешь, дружок, я разбил их. Да и мама твоя говорит, что, когда я в очках, надо мной сразу хочется взять шефство.
– А шарф зачем носите?
«Дядя Костя» погладил полосатый шарф, обмотанный вокруг худой шеи, и улыбнулся куда-то «в себя»:
– Мама твоя подарила.
Алеша пожал плечами. Не потому, что не верил в мамину способность подарить чужому человеку шарф, а потому, что этот мамин кавалер – с его нелепыми длинными руками и худой шеей, дурацким букетиком понурых ландышей, а главное, совершенно «неправильными», «недиверсантскими» глазами – никак не укладывался в образ того злостного врага, о котором он писал под диктовку Варвары Гурьевны. Никак не укладывался!
Алеша наскоро попрощался и со всех ног побежал домой.
* * *
– Что значит – обознались? – гремела Варвара Гурьевна. – Зеленый ты пионэр, несознательный, совесть у тебя зачаточная! Это в диверсантской школе в первом классе проходят: охмурить бабёшку, цветочки всучить и сделать из нее сообщницу! Следишь за мыслью?
– Мама не сообщница! – заступился за маму Алеша.
Он уже жалел, что рассказал все соседке. Варвара Гурьевна отмеривала шагами комнату, и половицы под ее тапками поддакивающе поскрипывали.
– Вскружил голову нашей Маринке, а она и растеклась на безмужичье!
– Да не шпион он! Вон даже меня не заметил, когда я следом крался.
– Он притворился. Это они могут, это они запросто! Сам же говорил: курит этот тип, как шпана, на окна ваши таращится.
– Так он, наверное, маму высматривал…
– Глупости. Надо обо всем доложить. Пусть там, – палец Варвары Гурьевны указал на желтый подтек на потолке, – та-а-ам как следует разберутся. Садись, пиши.
– Не буду… – тихо сказал Алеша.
Но соседка услышала. Она замерла на секунду, точно паук перед тем, как напасть на муху, и обрушила на Алешу обвинительную речь.
«Взрослые всегда говорят правду», – крутилась в Алешиной голове детская истина. Он привык верить взрослым, а как же иначе? Ведь взрослые дольше живут на свете, больше повидали… А вдруг Варвара Гурьевна все же права?
Сомнения боролись в Алешиной голове с горькой щемящей ревностью. Злость на дядю Костю не проходила, и он, по правде, даже желал, чтобы тот оказался врагом. Тогда его схватят, посадят в тюрьму, и они с мамой будут вдвоем, только вдвоем! Но в
