Джентльмены и снеговики (сборник) - Светлана Васильевна Волкова
И вдруг так ясно перед глазами встала картина: приезжает милиция, забирает дядю Костю как шпиона, мама сидит бледная, Лёля ревет, бабушка Валя хватается за валидол.
Алеша вскочил на подоконник и что есть мочи крикнул в открытую форточку:
– Антоха, стой! В полосатом шарфе не шпион! Это неправда!
Он спрыгнул и со всех ног помчался вон из комнаты – догонять Антоху. Никто даже не успел ничего крикнуть ему вдогонку.
…Выбежав на улицу, Алеша с ужасом обнаружил, что зайцевского племянника нигде нет. Он стремглав помчался к почте, на ходу повторяя:
– Неправда, неправда! Он не шпион! Это несправедливо! – И как же защемило в душе за то, что он писал вот такие же письма под диктовку, что верил словам соседки!
Не обнаружив Антоху на почте, Алеша с досады стукнул по водосточной трубе – да так, что свело пальцы. Но тут же пришла догадка: Варвара Гурьевна, наверное, опасаясь слежки, послала Антоху к какому-нибудь дальнему ящику. Точно!
Алеша знал район как свои пять пальцев. «Дальний» ящик висел на доме, где булочная, на углу 7-й Красноармейской. И если приезжий племянник пойдет обычным путем, как ему указали, то он, Алеша, догонит его дворами!
Проскочив через сеть двориков, он выбежал к булочной. Антоха тянулся конвертом к беззубой прорези в синем почтовом ящике, озираясь по сторонам и приподнимаясь на носки.
– Стой! – Алеша подскочил к нему, схватил за рубашку.
Но было поздно. Пухлый конверт пролез в щель, и ящик с аппетитом проглотил его, хлопнув по пальцам железной крышкой с козырьком.
– Ты что пихаешься? – заныл Антоха.
Алеша схватил его за плечи и тряхнул.
– А ну говори, что вы там понаписали?
– Военная тайна, – не моргнув, отчеканил Антоха.
– Говори, стукач! – заорал Алеша, начисто позабыв, что еще неделю назад сам был таким же вот стукачом. – Про шпиона в полосатом шарфе писали?
Он схватил Антоху за подбородок и с силой прижал к стене.
– Отвечай! Про полосатый шарф и шпиона писали?
Антоха в ужасе пискнул и закивал.
– Это не он, понимаешь? Это ошибка!
Антоха захлопал глазами и заревел:
– Отпусти! Я больше не буду!
Алеша расслабил руку.
– И что? И что теперь делать?
Антоха вырвался и побежал прочь.
Алеша с ненавистью посмотрел на ящик. На нем, под плотно закрытой пастью, была прибита табличка: «Выемка писем производится…» Оставалось лишь одно: дождаться, когда эту выемку произведут.
Часа два он просидел под ящиком и посекундно глядел то вправо, то влево, высматривая почтальона. Глаза устали настолько, что он уже не различал в прохожих ни мужчин, ни женщин, а лишь одни бредущие по тротуару тени. Пошел дождь – сначала слабый, потом припустил настоящий летний ливень, с барабанной дробью и пузырями на лужах. Алеша промок насквозь, замерз. Какие-то сердобольные женщины, пробегая мимо и борясь с выгибаемыми ветром зонтами, наклонялись к нему, спрашивали, почему он не бежит домой. Он лишь мотал головой и отвечал, что так закаляется. Женщины пожимали плечами, и косые спицы дождя уносили их прочь. Алеша обхватил себя руками и закрыл глаза. Поделом ему! Нельзя верить всем подряд, надо соображать собственной головой! Теперь он наверняка простудится и умрет, а почтальон подойдет, посмотрит – подумаешь, мальчик лежит, – перешагнет через его труп, вынет письма и уйдет прочь.
– Вот это номер! Что мокнешь, сосед? – склонилось к нему усатое лицо в капюшоне брезентовой плащ-палатки.
– Арарат Суренович… – пробормотал Алеша и чихнул.
– Ты поспорил, что ли, с кем? Или домой заявиться боишься?
– Я почтальона жду.
И Алеша выложил соседу всё: и про письма-кляузы Варвары Гурьевны, и про то, что сам в этих кляузах участвовал, и про дядю Костю, и про зайцевское опущенное письмо.
– Понимаете, Арарат Суренович, я никак не могу уйти, пока не дождусь почтальона. А то письмо уйдет по назначению, и случится беда.
Арарат Суренович нахмурился, затем снял плащ-палатку, укутал в него Алешу и обещал вернуться, дав «честное бакинское», что приведет почтальона.
И правда, минут через пять Алеша увидел, как сосед тащит за собой старичка в фуражке и форменной куртке, да еще ругается при этом на русском и армянском.
Дождь уже стихал. Старичок, сердито ворча, вставил мешок в железные пазы на днище, повернул ключ и, похлопывая по бокам ящика, словно тот был коровой, надоил писем и открыток по самое мешочное горлышко.
– Ищи, – сказал Арарат Суренович, придвигая мешок Алеше. – А ты, брат почтальон, не сердись. У тебя на глазах мальчик в мужчину формируется.
Нужное письмо оказалось сверху. Алеша прочитал на конверте «В Президиум Верховного Совета СССР». И обратный адрес – его дом, квартира и отправитель: Птах В. Г.
– Что делать с ним будешь? – прищурился Арарат Суренович.
– Не знаю, – искренне ответил Алеша. – Я подумаю.
– Подумай.
Думал Алеша недолго – ровно до того момента, как дошел до парапета набережной Фонтанки. Еще раз взглянул на конверт, который не посмел вскрыть, и, привязав к нему камень шнурком от ботинка, бросил в мутную серую воду. Разошлись круги по воде, точно перебрались сами собой струны, и стало так легко и хорошо на душе, что Алеша засмеялся.
* * *
В Ивангород приехали через неделю. Не насовсем пока, а так, познакомиться. Алешу встретили лохматый пес Гунька и важный кот Банан, оба одинаково серьезные, немногословные, без тявков и мявков следовали по пятам, пока дядя Костя показывал Алеше с мамой дом. Большеглазая Лёля крепко держала новоиспеченного братца за руку, как будто боялась, что он улетит, как надутый газом ярмарочный шарик.
– А это что? – удивленно спросил Алеша, войдя в светлую горницу.
– Как что? – откашлялся дядя Костя. – Это комната твоя. Будешь в ней полновластный хозяин.
– А дырка зачем? – Алеша показал на отверстие в центре дощатого пола.
– Так я подкопал немного, до фундамента. Не бойся, не надует зимой.
– Зачем? – поднял брови Алеша.
– Так это… Колонну деревянную тут тебе сделаю. Уже бревно подыскал. Оштукатурю, высохнет – покрашу. А хочешь, вместе, водоэмульсионкой…
– Колонну? – оторопел Алеша.
– Ну да. – Дядя Костя поправил новые очки на носу и поднял над головой руки. – Во-от такенная будет, до потолка. Это чтобы тебе комфортно было, вроде как кусочек Родины. Мама предупреждала, что без колонны тебе тоскливо.
* * *
Вернувшись в Ленинград на окончательные сборы-проводы, Алеша с мамой