Александр Амфитеатров - Сказки гор и лесов
Женатые цари стали смеяться над своим безобразным товарищем и сулили, что прожить ему весь век холостяком.
Болотный царь был горд и обидчив. Он приказал подвластным ему чертенятам:
– Ступайте по всей земле – узнайте, кто теперь самая красивая девушка в подлунном мире.
Чертенята, возвратясь, сказали в один голос:
– Конечно, это золотоволосая Мелинда, дочь графини Примулы. Она живет в замке на границе гор и твоей мареммы[5]. Вся она – как лепесток алой розы, плавающий в самых лучших сливках. Бирюза и василек поссорились из-за глаз её, споря, на кого из двух они больше похожи.
Однажды служанки сказали прекрасной Мелинде:
– Графиня, на маремме показались чудесные желтые кувшинки; таких еще не видано в нашем краю.
Мелинда спустилась с высот своего замка к зеленым болотам, и точно: на изумрудной трясине сверкают, как маленькие солнца, золотые чашечки сочных водяных цветов, но цветы росли далеко от твердого берега, и Мелинда не могла дотянуться к ним руками.
В трясине – вблизи цветов – лежал и гнил старый, черный пень погрязшей ивы.
– Где держится дерево, там возможно удержаться и мне, – подумала Мелиида, – не много тяжести прибавлю я этому чурбану…
Легче стрекозы прыгнула она с земли на ивовый пень и весело наполнила свой передник желтыми цветами. Тогда мертвый чурбан ожил – и, крепко обняв свою добычу, болотный царь, вместе с Мелиндою, погрузился в жидкую тину.
Служанки, видя, что госпожу их засосала трясина, с плачем понесли горькую весть графине Примуле. Графиня оделась в траур и отслужила панихиду по умершей дочери.
Она каждый день приходила к месту погибели Мелинды и плакала так горько, что вместе с нею плакали все птицы над болотом. Но, боясь царя мареммы, ни одна не смела рассказать несчастной матери, что сталось с её Мелиндою.
Наконец, один старый аист, улетая осенью в Африку на зимовку, сказал Примуле:
– Не убивайся так ужасно. Дочь твоя жива. Ее похитил и держит в плену болотный царь, владыка этой мареммы.
– Могу ли я возвратить ее? – спросила Примула.
– Этого я не знаю. Но в маремме живут три колдуна, знакомые с болотным царем. Они могут объяснить тебе все, что ты желаешь.
Примула отправилась к колдуну и дала ему много золота, чтобы он научил ее, как спасти Мелинду.
– Ничего нет проще, – отвечал колдун. – Болотный царь не имеет права задерживать у себя твою дочь, если…
Но он не успел договорить, потому что чары болотного царя мгновенно превратили его в лягушку, и, убегая от пролетавшего журавля, колдун проворно прыгнул в камыш.
– Сущие пустяки, – сказал другой колдун. – Зови свою дочь с того берега, где она погибла, девять зорь утренних и девять вечерних по девяти раз каждую зорю, и болотный царь потеряет над нею власть, если…
Но на этом слове чары болотного царя скрутили колдуна в пестрого ужа, и он, зашипев, обвился вокруг золота, подаренного ему графинею.
Придя к третьему колдуну, графиня скрыла от него несчастия двух его товарищей и сказала так:
– Болотный царь украл мою дочь. Но мудрые люди говорят, будто я могу возвратить ее себе. Стоит только девять зорь утренних и девять вечерних звать ее по девяти раз на том месте, где она потонула, и болотный царь должен будет отпустить ее, если…
– Если она еще девушка, – договорил колдун.
И, обращенный в кулика, жалобно застонал над ближней лужей.
Девять утр и восемь вечеров болото безмолвно внимало материнскому призыву. Когда же догорела последняя вечерняя заря, графиня Примула – вместе с туманом, побежавшим по маремме, – услыхала из трясины голос Мелинды:
– Поздно зовешь меня, мать моя. Болотный царь овладел мною, и я осуждена остаться его рабою, на дне болота. Прощай, мать! Я в последний раз говорю с тобою. Близка зима, и скоро мы, с царем-супругом, задремлем на тинистом ложе, пока солнце не возвратит земле тепла. Новым же летом я дам тебе знак, что я жива и помню о тебе.
Прошла зима. Отшумели весенние дожди, отпели соловьи, вытянулся в метелку зеленый маис, зачервонел баклажан, надулся в золотое ядро толстокожий лимон, пролетели и умерли светящиеся мухи, загрохотали по горам ночные грозы, – и вот, с первою зарею, поворотившею солнце от нежной весны к палящему лету, на поверхность трясины поднялся из глубины, на скользком коленчатом стебле, новый цветок: водяная лилия.
Вглядываясь в её молочно-белые лепестки, зарумяненные лучом розовой зари, Примула узнала цвет лица своей дочери, а сердцевина цветка была золотая, как волосы Мелинды. И Примула поняла, что перед нею – внучка, дитя союза Мелинды с болотным царем.
Примула прожила много лет, и каждый год Meлинда покрывала трясину ковром белых лилий, в знак того, что она жива и, вечно-юная и прекрасная, царит над болотною державой. Но однажды слуги, сопровождавшие графиню в её обычную прогулку к болоту, сказали друг другу:
– Долго ли таскаться нам изо дня в день следом за сумасшедшею старухою? На ней драгоценное ожерелье, каждая жемчужина которого стоит больше, чем все мы вместе можем заработать за целую жизнь, если даже не будем разгибать спины от солнечного восхода до заката. Убьем старуху и бросим труп в болото. Все поверят, что она сама свалилась в трясину – в объятия своей любезной Мелинды.
Злодеи поступили, как говорили, и скрыли убийство так хитро, что остались ненаказанными. Но с тех пор осиротелая Мелинда возненавидела людей. В справедливом гневе, она отреклась от своей прежней кроткой природы и сделалась угрюмою и жестокою, подобно своему страшному супругу. Вместо нежных лилий она стала рождать чудовищ, гибельных для человеческого рода. Она произвела свирепую моровую деву, малярию, опустошительницу маремм. Она родила блуждающих огненных духов, что втягивают в топи ночного странника, показываясь ему издали лампою в деревенской хижине, маяком на скале, костром пастуха или факелом путешественника. От Мелинды произошли столбообразные белые призраки, качаемые полуночным ветром над провалами болот, когда в стоячие воды глядится полная луна. Они вползают по месячному лучу в жилища людей и поражают их лихорадкою. Дочери Мелинды – прекрасные голубоглазые чертовки, завлекающие в болота береговых прохожих. По пояс в трясине – потому что лишь до пояса они женщины, а ниже – гадкие лягушки, – они молят спасти их от верной погибели, но, когда прохожий разжалобится и протянет им руку помощи, они с хохотом топят его самого в зыбучей бездне. От Мелинды родились феи, низводящие медвяную росу на плодовые деревья и поражающие человека горловыми болезнями. Она родила однополую ехидну, взгляд которой ядовит для людей, и толстую жабу со свиным голосом и человечьим смехом, которую ищут колдуны, чтобы её печенью и кровью окармливать беременных женщин, – и тогда они выкидывают плод или рождают безобразных кобольдов.
Черный всадник
Вот что рассказал мне старый, одетый в белую мантию, монах в долгую бессонную ночь, когда мы вдвоем с ним сидели на мшистой стене флорентинской Чертозы и смотрели на синий мрак долин и большие звезды темного безлунного неба.
IБыло племя, был город, – великое племя, золотой город.
Венд был вождем города.
Народ, которым он правил, – теперь забытый даже по имени, – жил здесь, между двумя теплыми морями, у подножья невысоких гор, под синим шатром ласкового неба. То был кроткий народ пастухов и земледельцев, не ведавший ни войны, ни междоусобий. Люди мирно обрабатывали поля, выгоняли стада на пастбища и чтили богов. Таинственные незримые существа возвещали мудрым из народа свою волю шелестом дубравы, грохотом горных потоков и течением небесных светил.
Было время, когда в этот благословенный край пришло и осело в нем, как саранча, дикое воинственное племя. Одетые в звериные шкуры, покрытые, вместо шлемов, ужасными мордами волков и медведей, бородатые и длинноволосые дикари упали с гор на долины, подобно снегу из заблудившейся в небе тучи. Они избили треть населения, а остальной народ обратили в рабство.
Они заставили побежденных выстроить по ущельям и на вершинах холмов крепкие замки и заперлись за их стенами, поделившись на мелкие дружины. В то время, как порабощенные туземцы гнули спину над черными пашнями или водили стада по зеленым горным скатам, дикари-победители следили за ними со своих вышек, как ястребы, всегда готовые слететь в дол на добычу. И, когда они слетали, худо было стране: поля утучнялись кровью и мертвыми телами, сотни юношей и дев увозили горные мулы пленниками в замки чужеземцев, а победители справляли празднества в честь новой удачи.
Но в среде покоренного народа было не мало людей мужественных и гордых. Они не захотели покориться игу чужеземцев и бежали из родного края в далекие юго-восточные горы. Там беглецы жили нищенским бытом звероловов и пчеловодов: один день сыты, два дня голодая. Тем не менее число их с каждым днем возрастало, и наконец их собрались многие тысячи. Тогда они решили восстать и сказали своим старейшим:
