Михаил Касаткин - Первозимок
- Ну, поедим, а дальше что?
- Тренироваться будем, - огрызнулся Ванюшка Перелепит. И, показав крепкий кулак, стукнул себя в обтянутую ватником грудь, демонстрируя этим то ли силу свою, то ли твердость своих намерений.
- А дальше? - настырно повторил Сема.
- Что дальше? Чего тебе дальше?! - не выдержал Димка Рыжиков. - Занятия кончатся - вместе со всеми домой пойдем!
- А толку что? - хладнокровно продолжал Сома. - Ты же сам говорил: война!
Вот бы кому фамилия Рыжиков подошла больше, чем Охремчик. Волосы у Семы были с красноватым отливом, а на девичьем нежном лице рассыпались рыжие конопушки.
- А ты что, не видел, как станция горела?! Бомбежку не слышал?! - начиная злиться, вопросом на вопрос ответил Димка.
- Так если настоящая война - зачем в нее камешками стрелять?
- Затем, чтобы в партизаны пойти, когда понадобится! А не сидеть на печке!
- А что ждать, «когда понадобится»?.. - неожиданно вмешался Петька Кругликов и развел руками, отчего они еще больше высунулись из рукавов и стали как бы длиннее. - Надо собраться и прямо идти на фронт! А то досидимся, что и самих разбомбят!
- Все это чепуха, - коротко подытожил Сема Охремчик.
- Как это чепуха? - глядя на Сему сверху вниз, обиделся Петька.
- А так, - ответил Сема, обращаясь уже ко всем сразу. - Что, мы с рогатками пойдем против немца? У него самолеты, танки, броневики. Немец нас техникой давит - вот в чем дело! - Сема явно повторял слова деда, но они впечатляли. - Летчики нужны на фронте! Танкисты! Рогатчики там не нужны. Понял?
- А что, ребята... - мечтательно проговорил Сергей. - Что, если в район податься? Пусть нас... ну, на курсы там или еще куда... Пусть на танкистов учат или на летчиков!
И все невольно поглядели на Сему.
- А летчикам-то ведь грамота нужна! Танкистам тоже! - назидательно сказал Сема. И неторопливо зашагал по направлению к школе.
Друзья поняли, что костер не состоится.
Чудак, чудак Сема, и на неженку похожий, и прозвищ за свою чудаковатость имел больше других, а последнее слово все-таки чаще всего оставалось за ним.
Уроки воспринимались плохо. Мысли семиклассников закономерно витали вокруг того страшного, что нависло сейчас над их землей, над их селом, над их жизнями. Да и учителя, прервав на полуслове рассказ о кубических корнях или о семействе парнокопытных, вдруг обращались к вчерашним событиям на станции или вместе с учениками тревожно вслушивались в неясный гул, наплывающий как бы сразу со всех сторон; от горизонта до горизонта...
После занятий ученикам велели задержаться. В широком коридоре, где обычно проводились торжественные митинги и праздничные вечера, собралась вся школа. Стояли тихо. И знали, о чем будет разговор, и все-таки волновались, растревоженные.
Директор взошел на несколько ступенек лестницы, ведущей на второй этаж, и стал говорить, конечно, о войне, о том, что враг продвигается в глубь страны, о том, что весь народ поднялся на защиту своей Родины и что он, директор, уверен; в нужный момент его ученики не останутся в стороне от этой священной борьбы...
Потом начали один за другим выходить десятиклассники. Клялись за себя, за своих товарищей, требовали взять их добровольцами, ссылались на Гайдара, который в их годы не просто воевал, а командовал...
Друзьям из седьмого очень хотелось подняться на лестницу и сказать о том же, только горячей... Но нельзя было лезть через головы старшеклассников. Домой шли после митинга торжественные, собранные. Молчали.
Это общее приподнятое настроение чуть не испортил большущий дворовый нес Дружок. Он выскочил от углового дома на околице, где жили родственники Петреловых, и, ощетинясь, бросился на пикшинскую компанию. Хорошо, братья выскочили вперед, успели перехватить его...
- Ты что, с ума спятил, Дружок?! - удивился Колька.
И тот как будто даже смутился. Грязно-белый, в рыжих подпалинах пес опустил вздыбленную на холке шерсть, виновато вильнул хвостом и тут же прыгнул, норовя лизнуть Кольку в губы. Уже не обращая внимания на остальную компанию, стал требовать ласки то от одного из братьев, то от другого.
- Сорвался, наверно, - объяснил друзьям Сергей, показывая веревку, что заменяла собаке ошейник. - А тети Наташи, видать, нету... Ну, айда с нами, раз одному скучно, - обратился он к Дружку. - Только, чур, до моста. Назад пойдешь один. Соображаешь? Чтобы на ту сторону - ни шагу!
Пес внимательно слушал его, нетерпеливо повизгивая, и в знак согласия вилял хвостом.
Они тогда еще не могли сказать, к добру или не к добру увязался за ними Дружок.
Дорога домой всегда короче, нежели в школу. Скоро уже были возле моста.
- Серега, поворачивай Дружка, а то с ним сладу не будет, - напомнил Колька, безбожно картавя и присвистывая.
Это было справедливо. В селе Дружок начал бы кидаться на каждого встречного и уж не пропустил бы ни одного кобеля без драки.
Ребята живой стенкой перегородили мост в то время, как Сергей, удерживая пса, внушал ему:
- Ну, старина, спасибо за компанию, уговор дороже денег. Давай теперь - до дому, до хаты. - И, развернув Дружка, подтолкнул его в обратном направлении. - Ауфвадерзейн!
Однако Дружок то ли не понимал по-немецки, то ли считал, что уговор - уговором, а свобода - свободой, расставаться с ней не хотел.
Колька замахнулся на него портфелем:
- Пшел!
Дружок отбежал на несколько метров. И едва компания тронулась - опять припустил следом.
Теперь уж все разом закричали на него, затопали, замахали руками, сумками, портфелями.
Дружок вернулся на берег, недоуменно посмотрел на них и, юркнув под мост, прыгнул с подмытого в разлив берега прямо на лед, чтобы одолеть речку иным путем, раз уж по мосту ему запрещено.
Метра два, растопырив лапы и взбивая снежную порошу, катился по инерции. Но быстро освоился на льду и, радостно взвизгнув, минуя крутизну, вдоль пикшинского берега побежал к старице, лед которой узенькой полоской смыкался с речным.
Друзья бросились ему наперерез.
- Назад! Дружок! Назад!
Пес нырнул в кусты.
Колька швырнул в него свой портфель. Тот ударился о березу, вылетел рикошетом на лед старицы и, вращаясь и оставляя за собой чистый след, остановился на самой середине.
- Вот это бросок! - одобрил Ванюшка Перелешин, в то время как остальные, позабыв обо всех бедах земных, хохотали над озадаченным Колькой.
- Сейчас я его - к тому берегу! - утешил брата Сергей и, тщательно прицелившись, метнул свой портфель.
Портфели сшиблись углами и разъехались по сторонам, ни на метр не приблизившись к противоположному берегу.
- Чур, моя очередь! - предупредил остальных Димка.
И не прошло минуты, как все шесть портфелей и сумок оказались на льду. Ванюшкин портфель к тому же раскрылся при ударе о лед, и на белом поле, в довершение общей картины, розовели тетрадные обложки, ершились страницами распахнутые книги, валялись карандаши.
- А ведь лед-то не ломается! - сделал открытие Сема Охремчик, шагнув от берега. И сделал еще шаг.
- Да тут же воробью по колено! - вспомнил долговязый Петька. И с разбегу, не рассчитав, пролетел мимо своего портфеля. Хотел подхватить Димкин. Тот заорал:
- Не трогай, Петух! Я сам!
Сергей подкатился и сбил с ног Сему Охремчика. Ванюшка и Димка схватились бороться, позабыв о портфелях. Колька Петрелов, заложив руки за спину, вычерчивал сапогами вензеля на припорошенном льду то вправо, то влево, как конькобежец.
Лед гнулся, трещал, но не проваливался, так как старица была мелкой и летом даже высыхала.
Сема неожиданно прервал веселье, ухватив за плечи Ванюшку и Димку:
- Стоп! Стойте! Слышите?.. На кого это он?..
Мальчишки остановились, притихли. Со стороны реки, где, поворачивая, она расширялась, доносился надсадный, захлебывающийся лай Дружка.
Словно бы он сидел на цепи, а кто-то дразнил его. И Дружок задыхался от бессильной ярости.
- На кого?.. - переспросил Сема у братьев. Те одновременно пожали плечами.
Не сговариваясь, похватали свои портфели и между деревьев припустили к излучине.
Дружок вылетел из-за прибрежного кустарника навстречу ребятам, потом бросился назад, как бы приглашая следовать за ним.
- Дружок, что там?! - беспокойно позвал Сергей. Дружок, невидимый за густым вереском, буквально исходил от ярости.
Мальчишки возле кустарника инстинктивно пригнулись и сбавили шаг.
Ванюшка передал свой портфель Семе Охремчику и жестами показал остальным, чтобы не шевелились, ждали. Сам нырнул в кусты. Сначала согнувшись в три погибели, а ближе к реке - ползком стал медленно продвигаться вперед.
Ребята затаили дыхание, когда он замер на краю глинистого обрыва.
